Аномалия №26 - Lars Gert
– А статус районного центра? А куча мигрантов и рост населения? А строительство новых объектов?
Нам в трубку рассмеялись, но смех этот был горьким и вымученным.
– Это всё верхний слой, дорогие мои. Суть же остаётся сутью; ничего не меняется. Копни глубже – не ошибёшься, не промахнёшься. И люди вроде вас, доверчиво купившись на «пригород, тишина, покой, зелень» ломятся сюда, как мухи на мёд. И только спустя месяцы понимают, в какое болото попали. Ещё меньшее их количество стремится, как и вы, выбраться из этой глуши обратно – увы, удаётся это единицам. Это всё – если вы «хорошие». Если же вы такие же гнилые, как и подавляющее число живущих здесь – вам даже понравится, потому что плохие люди питаются хорошей энергетикой. Они – энергетические вампиры. Вы ведь заходите в свой подъезд ежедневно, верно? Вы заметили живущего на втором этаже направо старожила с бесцветными, полупрозрачными глазами? Это знатный колдун! Он о каждом в вашем доме всё знает, потому что выслеживает да разнюхивает, как та науськанная, натасканная псина. Это образ его жизни – вмешиваться в личную жизнь своих соседей, раздавать ненужные советы и предложения. Этот старый дед – многих лет, и сколько с ним уже умерло. Огорчу вас: он ещё и вас переживёт, ибо таких гнилых, как он, лишь могила исправит. Он не успокоится, пока не выдоит всё; он питается этим. Его, как и многих других, наполняет всё то дерьмо, в котором он вращается. Он крутится и вертится, как может, и деньги делает с ничего, и много. Всю жизнь он ворует, но так, что его никто доныне не подловил и уже не поймает. Всё же он, как и иные, тяготится бременем старожила, ибо чёртово село накладывает свой мерзкий, ветхий отпечаток даже на таких сильных духом, как он, поэтому ведьмак, кудесник, чародей вынужден искать новые души, потому что с прежних он уже высосал всё, что мог. Не замечали? Ну да, вы же не всю жизнь тут живёте. Те люди, которые подверглись нападению таких энергетических вампиров, как он, как правило, часто болеют, устают от простого разговора, выглядят старше своих лет и рано умирают. Вот такие пироги…
– Как же вы распознаёте, кто – хороший, а кто – плохой? – Изумились мы.
– С годами я тоже кое-чему научился, кое-чем обладаю. Чуйка у меня на людей. Чем грешнее человек – тем грязнее он выглядит через определённую призму насквозь; этой призмой и является моё чутьё.
И пожелав доброго здоровьица, положили мы трубку. И пошли гулять, но вид сегодня был премрачный: вместо яблонь и поля малины – пни тополей, грачи и вороны…
После всего, что мы пережили, после всего, что мы увидели и услышали, обоняли и осязали, мы решили покинуть эту зловещую, мрачную деревню навсегда. Но мы очень долго не могли продать свою квартиру, потому что в долбанном доме №13 никто не хотел приобретать жильё. Спустя многие месяцы нам всё же удалось избавиться от своей №66, значительно сбавив при этом цену. А что делать? Иного выхода мы на тот момент, тот отрезок времени не видели.
Мы зашли попрощаться со своим знакомым, но увидели, что дверь в его квартире приоткрыта. Кровь застыла в наших жилах.
Мы вошли, и с ужасом увидели, что наш шофёр сидит посреди комнаты на табурете, средь голых стен, и в руках у него электродрель. Казалось, он не был удивлён нашему визиту. Он смотрел исподлобья.
– Я ждал вас.
Похоже, мы пришли не вовремя; вид у водителя был престранный.
– Меня преследуют сны, – Начал он, откашлявшись. – Будто бы я в круглом цирке, и там девушки, с которыми меня связывает что-то общее и хорошее, какая-то дружба. Нас связывает что-то важное, у нас доверие. Они и на сцене, и в зале, 4-5, и там и там одновременно. Я их ищу, а они меня.
Мы стояли, переминаясь с ноги на ногу.
– И видел я иной сон, – Продолжал сидящий на стуле. – Будто бы у меня гости по случаю моего дня рождения (или нет?). Ибо в моём доме мои друзья, и на столе – большущий белый торт с кремом. Однако самого меня нет, а вместо свечек для торта – свечки, которые обычно ставят за упокой… А я сам, в другом уже сне будто бы иду по льду или снегу; очень долго иду, и нутром чую, что под тем слоем (льда, снега – неважно) находится пропасть; толща воды – море или даже океан. Холодная вода, в которую не проникает ни фотона света.
А мы всё молчали, точно воды в рот набрали. Или нам его скотчем залепили? Мы взирали на нашего знакомого, который выглядел разбитым, уничтоженным, несчастным.
– А недавно мне приснилось вот что. Будто бы я – с моим крёстным где-то на заработках, и ночую в какой-то церковной келье. И тут его дочь, человек из моего далёкого прошлого меня находит и как бы между делом говорит, как она неоднозначно ко мне относится, а именно любит. Мы громко разговариваем и даже смеёмся (на дворе, повторюсь, тёмное время суток). Крёстный просыпается и велит нам быть потише, и чтоб тотчас уснули, но мы продолжаем. После она ведёт меня куда-то, и вдруг мы у школы, где когда-то учились. Там, со стороны недостроенного бассейна и здания трудовика мы останавливаемся, смотрим вверх и видим, что в такой час школа жилая, живая; там горит свет. Мы поднимаемся, заходим в помещение, но там двое мёртвых человечка, проткнутых чем-то острым. Застывшая кровь. Причём, что странно, те людишки – нарисованные почему-то; это картина. Чёрно-белая, и как бы под Средневековье – нет, скорее Ренессанс. Она утверждает, что это наши дети (или могли ими быть?). И я просыпаюсь под какую-то шумную и злую классическую музыку XIX века… Может, она была мне по судьбе? Простите, это личное, а я вам изложил, как на духу.
– Н-ничего…
После долгого молчания водитель труповозки произнёс следующее:
– Планета Земля – как шахматная доска: это набор чёрных и белых зон. В одних (белых) зонах человек чувствует себя хорошо, и сравнительно счастлив; в других же, чёрных, творится сущий беспредел – проигрываются целые места в автобусах, реки крови, проворачиваются тёмные делишки… Так что, уезжая, помните: как бы не набрести вам на очередное чёрное поле, ибо они повсюду; 26-ая точка – не
