Жильбер Галлерн - Цена тревоги
Тем не менее это длится уже слишком долго; он начинает терять терпение. Нельзя же постоянно ее извинять. Она должна взять себя в руки.
— Итак, каков ваш вердикт? — спросила Николь у рабочего.
— В целом все нормально. Нужно только кое-где укрепить…
— Вы что же, собираетесь изуродовать весь дом?
Обер улыбнулся:
— Не беспокойтесь, мадам. Мы работаем очень аккуратно. Вы ничего и не заметите, но будете в безопасности!
Николь кивнула, соглашаясь, но видно было, что его слова не очень-то ее убедили.
— Что касается веранды, тут, конечно, дела обстоят иначе. Можно поставить металлический ставень на каждую раму, но технически это довольно сложно исполнить, тогда как результат…
— В любом случае об этом не может быть и речи. Эта веранда — моя мастерская. Мне нужно как можно больше света. Ставни не только изуродуют ее, но и помешают проникновению света.
— Я думаю, ее вообще надо снести, — выступил Мартин.
Николь подскочила на месте и метнула на него яростный взгляд:
— Надеюсь, вы шутите?
— Нет никакой необходимости делать это, — вмешался Обер.
Не дожидаясь приглашения, он прошел в мастерскую. Николь хотела было возразить, но передумала и последовала за ним.
Обер остановился перед картиной, стоящей на мольберте. Мартин отметил про себя, что это было то же самое полотно, которое он видел, когда приходил сюда. Кажется, ей никак не удается его закончить. Это было выше его понимания. Ведь совсем нетрудно нарисовать несколько цветных пятен на этом куске ткани! А если у тебя не получается, почему бы просто не выбросить эту мазню и не начать новую картину? Да потому, что она не способна принять решение, вот почему! Потому, что ей нравится такое состояние! Все это доказывает, что она не в своей тарелке и у нее плохо с головой!
— Это вы рисуете? — спросил Обер. — Неплохо. Конечно, я плоховато разбираюсь в абстрактном искусстве. Но дом вышел хорошо!
Николь промолчала. Ее нисколько не тронули его комментарии. Молчание было настолько красноречиво, что Обер закашлялся и прошел в противоположный угол мастерской, к стене, бывшей до постройки веранды внешней стеной дома. Окна и дверь, прорезанные в ней, были почти не видны из-за буйно разросшегося плюща, побеги которого доходили до самого потолка террасы.
— Да, — сказал он после беглого осмотра окон, — так было бы проще всего.
— Что «было бы проще всего»?
— Видите ли, мадам, как вы и сказали, если поставить ставни на окна веранды, они съедят весь свет. Но можно поставить ставни на эти окна и дверь. Таким образом, никто не сможет проникнуть в дом через веранду.
Николь придирчиво осмотрела стену. Потом нехотя кивнула.
— А не достаточно ли просто укрепить все остальные окна и двери?
— Все будет напрасно, если оставить эти окна неукрепленными. Это будет слабое звено в цепи. Знаете, где тонко…
— …там и рвется, я знаю.
— И потом, это все же лучше, чем сносить веранду!
Николь так посмотрела на Обера, что он попятился под ее взглядом.
— Я пошутил… — поспешил объяснить он.
— Вы сможете установить ставни, которые не испортят общего вида?
— Мадам! Я занимаюсь этим ремеслом вот уже сорок лет…
Мартин наблюдал за ними с видом человека, который, теряя время, терпеливо дожидается, чем закончится разговор, результат которого ему известен.
Николь пожала плечами, с сожалением глядя на окна, привычный вид которых скоро изменится. Мужчины вышли с веранды.
Мартин Лансуа вздохнул с облегчением. Мастерская давила на него. Эта веранда выглядит как нарост на ровном фасаде замка. О! Если б это зависело от него… Ее бы просто снесли, и проблема была бы решена.
Но окончательные решения зависели не только от него. В этом доме главный не он. Оставалось только приходить в ярость от собственного бессилия, когда сталкиваешься с таким непониманием. Он прав и знает это. То, что Николь выступает против него, демонстрируя неуместную сентиментальность, только укрепляло его во мнении, что она не в себе. Сейчас он не мог ничего сказать: он был всего лишь служащим.
Пока.
Мастер отошел подальше, чтобы лучше осмотреть дом. Или просто он боялся, что Николь изменит мнение, и предпочел удалиться. Мартин подошел к нему. Мужчины осматривали замок, стоя в центре лужайки. Обер что-то отмечал в блокноте.
Николь неподвижно стояла посреди веранды, повернувшись к ним спиной. Наверное, горевала об окнах.
В который раз Мартин подумал, что ее дела плохи. Целая история из-за какой-то двери, которую надо укрепить! Есть такая болезнь, когда люди сосредоточены на мелких деталях. Может, это как раз тот случай? Как бы то ни было, пора прийти к ней на помощь. Она больна и не осознает этого. Он появился вовремя.
— Нелегкий характер у вашей жены! — словно прочтя его мысли, заметил Обер.
Мартин колебался.
— Это не моя жена, — сказал он наконец.
— Да? — Обер запнулся, смутившись. Потом прибавил: — Во всяком случае, она знает, чего хочет.
Мартин Лансуа только улыбнулся в ответ. В этом-то все и дело. Знает ли она, чего хочет? Но какая разница? Он повернул голову к своему собеседнику и смерил его холодным взглядом:
— Вы закончили?
Мастер понял намек и, быстро сделав еще несколько заметок, закрыл блокнот.
— Когда начинать работы?
— Как можно скорее, — тихо ответил Мартин. — Как можно скорее.
14
Звук мужских голосов отвлек Николь. Она подняла голову. Что еще случилось? Жозеф спорит с Мартином? Маловероятно. Садовник и шофер не разговаривали друг с другом. Она не знала, в чем причина их взаимной ненависти. Бесспорно, простая антипатия со стороны Жозефа, у которого с возрастом портился характер. Да и высокомерные манеры шофера не располагали к общению. Они разговаривали друг с другом только в случае крайней необходимости. Наверное, это Мартин с каким-нибудь специалистом. Вот уже несколько дней они приходили в дом один за другим. Кажется, Мартину нравится все ставить с ног на голову. Он даже хотел снести веранду! В общем, покоя в замке не было, и это очень мешало Николь работать. Сегодня понедельник. Утро начиналось так спокойно. Но это, конечно, не могло долго продолжаться.
Голоса приблизились. Беседа казалась оживленной.
Зная, что сосредоточиться ей не удастся, Николь решила пойти посмотреть, что же происходит. Неужели снова пришел тот толстяк, который хочет везде поставить железные ставни…
Это был не он. Мартин Лансуа разговаривал в прихожей с каким-то незнакомцем. Они осматривали потолок, и незнакомец указывал на углы коридора.
— Можно поставить одну здесь, а другую там, так мы покроем все пространство…
Николь приблизилась. Они не замечали ее…
— Плюс еще одна наверху…
— Извините, господа, «еще одна» что?
Мужчины обернулись одновременно. Николь увидела, как в глазах Мартина промелькнуло раздражение, словно она вмешивалась во что-то, что ее не касается.
— Камера, мадам, — объяснил незнакомец.
— Что-что?
— Камера. Камера видеонаблюдения…
— Я так и поняла. — Она подошла к входной двери и открыла ее настежь. — До свидания, месье.
Мужчина посмотрел на нее с ошарашенным видом и повернулся к Мартину.
— Подождите, Николь…
Николь сделала глубокий вдох, стараясь справиться с яростью, охватившей ее.
— Во-первых, не называйте меня Николь. Для вас я — мадам Берже! Во-вторых, не может быть и речи об установке какой-либо видеокамеры в моем доме.
Мартин хотел возразить. Она увидела, как желваки заиграли на его скулах. Вот бы он закричал в присутствии этого незнакомца, была бы причина тут же уволить его. Но он сдержался и сказал спокойным тоном:
— Это для вашего же блага, мадам Берже. Ваш муж разрешил мне предпринять все необходимое, чтобы обеспечить защиту дома…
— Мы не нуждаемся в установке видеокамер на всех этажах. Не хочу видеть у себя эти грязные штучки!
Незнакомец, стоя в углу, наблюдал за их разговором. Николь почти забыла о нем.
— Это необходимо, — настаивал Мартин. — Если возникнет какая-то проблема, я должен об этом знать…
— Не было никогда никаких проблем, и непонятно, почему они вдруг возникнут! В пятницу я ничего не сказала вам по поводу ставень в моей мастерской. Я согласилась с вами, потому что поставить их действительно надо. Но существует предел, который нельзя переходить, а видеокамера в доме находится уже за этим пределом!
— Господин Берже разрешил мне…
Николь почувствовала, что покрывается красными пятнами. Она ненавидела манеру Мартина ссылаться на ее мужа, словно его разрешение давало право делать в доме бог знает что. Каждый раз у нее возникало ощущение, что он втирается между ней и Даниелем, что он ставит себя даже выше ее мужа, навязывая ей свои взгляды. Она резко перебила его: