Лесли Каген - Насвистывая в темноте
Тут я заплакала.
— Эй… ну, брось, — Тру шлепнула меня по руке, — с Венди все будет хорошо. Не будь плаксой.
Мама то же самое говорила. Будто у меня глаза на мокром месте и что эти глаза с монеткой в придачу всегда добудут мне чашку кофе; только что мне до кофе, не люблю я его.
Тру ткнула мне в лицо свою «кошкину люльку». Простая белая веревочка, которую Тру сняла с коробки печенья, но если запутать ее в пальцах и подвигать ими, веревочка превращалась в нечто совершенно другое и прекрасное.
Я уцепила два кончика веревочки и потянула их в центр «люльки».
— Вот увидишь, — сказала Тру, — Венди скоро вприпрыжку вернется домой и опять будет слоняться по улицам в чем мать родила.
За Венди такое водилось. Иногда она забывала одеться и выходила из дому, когда миссис Бюшам приглядывала за остальными двенадцатью детьми, — смотришь на детскую площадку, а там Венди скачет на качелях голышом. Кто-то из нас отводил ее домой, а миссис Бюшам только головой качала, и Венди говорила ей: «Профти, мама». А потом обнимала маму покрепче и не отпускала, потому что Венди обожала обнимать все, что попадется под руку, но особенно — свою маму. А еще, уж и не знаю почему… меня, «Фалли О-Малли».
Что бы там Тру ни думала, я знала наверняка, что Расмуссен что-то сотворил с Венди. Было в нем нечто до жути подозрительное. Уж слишком он со всеми вежливый, совсем не как прочие отцы или братья, что живут в нашем районе, за исключением мистера Питерсона, который хозяин «Аптеки Питерсона» и тоже очень вежливый. Остальные мужчины в наших кварталах, похоже, всегда чем-то раздражены, пока не опрокинут пару пива, а после кто-то злится еще пуще, а кто-то, наоборот, становится добрее, затягивает песню и норовит прихватить за корму свою жену.
Так, может, прошлой ночью Расмуссен обозлился, что я спряталась от него под кустами у Кенфилдов, выбежал назад на аллею, увидел бредущую куда-то Венди и столкнул ее с лестницы погреба Донованов, а может, даже еще пытался убить и снасиловать ее. И теперь милая глупышка Венди Бюшам ни за что и никогда не захочет ни с кем обниматься. Все из-за меня.
Глава 09
На следующее утро я снова отважилась поговорить с Тру, пока мы вместе сидели над хлопьями «Завтрак чемпионов».
— Точно говорю, Расмуссен вошел в раж, и когда у него не вышло убить меня, то решил отыграться на Венди.
Молоко скисло, так что хлопья мы ели сухими. И по всему дому, даже в комнате Нелл, гулял такой запах, будто… Сама не знаю, будто что. Будто что-то такое, что обычно можно унюхать только в зоосаде.
Тру силилась прицепить ложку на нос, как это умел делать Вилли О’Хара.
— Слушай, ты все больше и больше напоминаешь мне Вирджинию Каннингем в том фильме «Змеиная яма».
Вот уж не ждала от Тру такого гнусного удара исподтишка. Знает ведь, как я боюсь иногда, что кончу именно так. Психам вечно что-нибудь мерещится. Вирджиния Каннингем напредставляла себе всякого, вот ее и засунули в больницу для сумасшедших, где люди в белых халатах заставили ее принимать горячую ванну с утра до ночи, хотя она и так была вполне чистая. На какой-то миг мне даже захотелось размахнуться и влепить сестре тумака, прямо как Холл. Сшибить эту ложку с ее милого носика.
Такой вот я ужасный человек, что мне в голову лезут подобные мысли. Слава богу, Тру меня опередила. Сбросила с носа ложку и сказала:
— Пошли, я хочу поиграть в тетербол[8]. Кто добежит последней, та протухла.
Дети из нашего района, которые не католики, все учатся в школе на Влит-стрит. Но на летние каникулы у города была программа, так что любой ребенок может приходить на игровую площадку, и неважно, из какой страны приехали его родичи и во что они там верят.
На площадке есть качели, и турники, и бейсбольные лужайки. Прямо по асфальту расчерчены желтой краской зоны для игры в квадрат и в классики. И скамейки с шахматными досками натыканы вокруг, словно большущие палочки для игры в «вытащи спичку».
А еще на игровой площадке есть два инструктора, они из года в год не меняются. Бобби Фитцпатрик и Барб Кирхер. Бобби — босс, а Барб — его помощница. Бобби учился в колледже на физрука и поэтому любил играть с нами в тетербол и всякие спортивные игры. Барб тоже поступила в колледж, чтобы танцевать там в группе поддержки и встретить кого-нибудь вроде Бобби. Так сама и сказала. Барб была девчонка прямо заводная. А еще она отлично плела ремешки и показала всем нам, как заплести длинные пластиковые трубочки в подобие петли, к которой можно прицепить ключи или вообще что угодно и носить с любым ансамблем — так Тру недавно начала называть свои одежки. Мы с Тру наплели уже штук пятьдесят этих плетенок, так нам они нравились. Из-за ярких цветов, но главное — из-за свежего запаха и того, какие они на ощупь. Скользкие и прохладные. Мы сгорали от нетерпения, когда Бобби отправлялся в Будку, куда только инструкторам и можно заходить, а потом, чуть ли не день спустя, возвращался с этими цветными трубочками, прятал их в кулаке за спиной и предлагал угадать, в какой руке. Любил Бобби важничать.
А в самом конце лета устраивалась коронация Короля и Королевы Площадки на большом сборе всего квартала, с лимонадом, едой и музыкой. В прошлом году, пусть мы и жили на Влит-стрит всего пару месяцев, Тру все равно выбрали Королевой. Такая уж общительная у меня сестра. Я так ей завидовала, что целую неделю с ней не разговаривала (прости, папа). А этим летом решила, что буду стараться вести себя пообщительнее, и тогда, возможно, меня тоже выберут Королевой.
Конечно, я оставила Тру позади, с моей-то скоростью, и конечно, она и вспомнить не подумала про тухлятину, когда тоже добежала до площадки.
Я уже сидела на качелях, когда Тру подскочила со словами: «Я глазком своим гляжу, то, что скрыто, нахожу…» И ткнула пальцем в сторону турников.
А там, на самой верхней перекладине, преспокойно сидела Венди Бюшам и лизала вишневый леденец на палочке. С ее лба грозила сползти широкая повязка из перепачканного бинта.
— Тоже мне, — фыркнула я. — Если она живая, это не значит, будто Расмуссен не попытался ее укокошить.
— Так-так, давненько вас обеих не видно, — сказал инструктор Бобби, явившийся откуда ни возьмись, и бросил в мою сторону один из красных мячей из теплой резины. — Быстрюга Сьюзи и Мэри Браун вас уже обыскались. Хотели сыграть в квадрат.
На Бобби Фитцпатрика любо-дорого посмотреть, с его рыжеватыми волосами «коротким ежиком», голубыми глазами, улыбкой белее писчей бумаги и лицом цвета хорошо подрумяненного тоста.
— А ты слыхал, что случилось с Венди Бюшам? — спросила я. — Кто-то столкнул ее с лестницы в погреб Донованов, и ее увезли на «скорой помощи».
Тру хмыкнула:
— Она сама свалилась с лестницы в погреб Донованов.
Бобби глянул в сторону турников и вздохнул:
— Будто у нее и без того мало проблем.
Мэри Браун я поначалу и не заметила, настолько та худая, но оказалось, она болтается на турнике прямо под Венди. Завидев меня, Мэри Браун спрыгнула вниз и помчалась к Быстрюге Сьюзи, стоявшей у фонтанчика для питья и махавшей руками какому-то мальчишке постарше, с которым я не была знакома. Мэри Браун сказала что-то и показала в нашу с Тру сторону.
— Как насчет партии чуть попозже, Салли? — спросил Бобби.
Он недавно взялся научить меня играть в шахматы, которые совсем не похожи на шашки, хоть в них и играют на той же доске. Мне игра понравилась. И то, как Бобби притоптывал обеими ногами и потирал ладони, будто замерзли, и так сильно думал (точно съесть мою королеву — самое важное), что его лоб покрывался тонкими морщинками, — это мне тоже нравилось.
— Обожаю шахматы, — ответила я.
— Свидание назначено, — рассмеялся Бобби, он то и дело смеялся, такой вот радостный и энергичный он был, а потом направился к бейсбольной лужайке, откуда его уже давно звали какие-то дети.
Бобби, он классный, не то что другие парни его возраста в нашем квартале. Вот дождусь, когда стану достаточно взрослой для настоящего свидания, сяду в автобус и поеду в восточную часть города, где живет Бобби. Он совсем другой, не такой, как парни из западной части, с которыми нужно ухо востро держать.
Тут подошла Мэри Браун и точным пинком вышибла из моих рук красный мяч.
— О чем это с вами болтал Бобби-Дергунчик?
Быстрюга Сьюзи уже стояла рядышком, уперев руки в бока. И, глядя Бобби в спину, присвистнула протяжно, а потом сказала:
— Такого котика я б из кровати не выгнала.
— Когда ты успела завести кота? — удивилась я.
Быстрюга Сьюзи уставилась на меня:
— Ну ты даешь, О’Мэлли, нельзя же быть такой дубиной! — И подтолкнула к желтому шесту рядом с песочницей. — Ясно тебе? — Она потыкала пальцем в желтый шест. — Дубина, — и ткнула теперь уже в меня. — Просекла?
