Лесли Каген - Насвистывая в темноте
Но я знала, кто за мной идет. Тот самый человек, который, как я втайне и думала, убил Джуни Пяцковски. Я поняла, кто ее убил, еще в тот день, когда нашли Джуни, но никому не рассказала, потому что люди только поцокают языками и опять скажут что-нибудь гадкое про мое воображение. Все только и охали, до чего же сильно он любит маленьких девочек. А он-то и гнался за мной. Полицейский по фамилии Расмуссен.
И я снова сорвалась на бег и по тому, как зачастили шаги моего преследователя, поняла: он тоже побежал. Я неслась так быстро, что чуть не упала, и была уже почти дома, но дыхание раздавалось прямо за спиной. Еще миг — и он схватит меня. Но он вдруг споткнулся и прохрипел: «Черт!» А я влетела в калитку Кенфилдов и заползла под колючие кусты, которые растут рядом с их гаражом. Только мой преследователь не сдался. Калитка, которую я захлопнула, скрипнула снова. И я услыхала шаги — сначала по дорожке, а потом они зашелестели и по траве. Он подошел прямо к тому месту, где я спряталась. Стоило руку протянуть — и можно коснуться его носков в розовые и зеленые ромбики, я отчетливо различила рисунок в свете фонаря над задним крыльцом Кенфилдов. Носки торчали из грубых черных ботинок на пористой подошве. Я слышала, как он дышит, вдох-выдох, вдох-выдох. А потом тихо говорит нараспев: «Выходи, выходи… Где же ты прячешься, Салли?»
Глава 08
Утром я проснулась в самой глубине зарослей у Кенфилдов и подивилась, как это мне удалось уснуть. Исцарапанные руки немного кровили, так что я почистила их, облизала особенно глубокую ранку на пальце и подумала, что Бог поступил бы умнее, если бы сделал кровь хоть немного похожей по вкусу на шоколадный батончик «Три мушкетера». И только потом вспомнила, как Расмуссен гнался за мной ночью, и сердце тут же заколотилось, прямо как тамтамы, когда в фильме-вестерне индейцы готовятся напасть на ковбоев.
Миссис Кенфилд уже развешивала белье на веревке. Может, просто выкатиться ей под ноги и сказать: «Доброе утро, миссис Кенфилд. Вам помощь не нужна?» Ага. Она сразу спросит: «А какого дьявола ты забыла под моими кустами?» А поскольку врунья я так себе, не чета Тру, я тут же и выложу ей про мое бегство от Расмуссена, и тогда она этак покачает головой и скажет голосом, способным разбить сердце: «Ох, Салли, ты опять за старое». Потому что всего только в прошлом году я рассказала ей, что думаю, будто ее муж — шпион, потому что он вел себя совсем как шпион, весь такой скрытный и молчаливый, каждый вечер садится на крыльце в кресло-качалку и только и делает, что курит, точно дожидается шпионского пакета с секретными инструкциями. В общем, я поняла — если расскажу миссис Кенфилд про ночную погоню, она тут же побежит в больницу и заявит маме, что я опять дала волю своему воображению. Поэтому я так и лежала под кустом, повторяя «Аве Мария», пока миссис Кенфилд не взяла бельевую корзину под мышку и не ушла в дом.
Так кому же можно рассказать про человека по фамилии Расмуссен, который любит махать рукой, если ты проходишь мимо его дома, и этак сладко улыбаться, будто потерял что-то и сейчас спросит, не поможешь ли ты поискать? А кому тут расскажешь, если этот человек в придачу еще и полицейский? Я ничуть не сомневалась, что Расмуссен — убийца. Во всем его облике было нечто убийственное, как у злодеев в кино. Такой правильный, вежливый, а копнешь поглубже — и внутри одно злодейство.
Может, Холлу рассказать? Но я что-то не могла припомнить, видела ли я Холла хоть раз за всю прошлую неделю. Может, рассказать другому полицейскому, который ходит по нашему району, офицеру Риордану? Он отличный дядька, но Вилли говорил, будто Расмуссен — начальник офицера Риордана… Нет уж, лучше расскажу все Тру. Она гений, сразу придумает, что делать.
Я выползла из-под кустов, обогнула дом Кенфилдов и посмотрела вдоль квартала. Напротив дома Бюшамов сверкала огнями карета «скорой помощи», а двое санитаров выкатывали с крыльца носилки. Миссис Рути Бюшам стонала и молилась одновременно, а ее муж Билл прижимал жену к себе. Бюшамовские дети топтались рядом, а у забора уже собралась целая толпа зевак. Самые маленькие Бюшамы захлебывались в плаче.
Тру сидела на бордюре рядом с Быстрюгой Сьюзи. Они с аппетитом поедали оладьи, которые, наверное, Нана нажарила им к завтраку. Я шлепнулась рядом с ними, и Быстрюга Сьюзи тут же сунула мне половинку своего оладушка.
— Что происходит? — спросила я, запихнув в рот пышный кусок теста. Уууух, вкуснотища. Еще теплые. — Кто на носилках?
— Венди, — ответила Тру. — Ее нашли в погребе у Донованов. А ты где болталась, кстати говоря?
— Меня вчера ночью… — начала я, но осеклась. Простыня, которой была укрыта Венди, была запачкана кровью.
Венди Бюшам всегда мне нравилась, хоть она и монголоид[7]. Такая милая, с прямыми черными волосами, и с вечной глупой улыбкой, и с таким странным говорком, будто семейство Бюшамов удочерило ее в какой-то далекой стране — в Монголии, например; у нее и глазки как щелочки.
Весь наш район затих и молчал, пока санитары с лязгом не впихнули носилки внутрь и «скорая помощь» не сорвалась с места и не умчалась в больницу Святого Иосифа. Я хотела спросить у санитаров, как там наша мама, но они к этому моменту уже полквартала проехали.
Я дернула Тру, она вскочила вслед за мной, мы попрощались со всеми, дошли до нашего дома и уселись на крыльце. Я была чуточку сотрясена: ну правда же, все это так неожиданно. Даже забыла, что собиралась пойти проведать Этель.
— Знаешь, чего я думаю? — спросила я.
— Чего?
Откинувшись на верхнюю ступеньку, Тру разглядывала небо.
— Я думаю, это Расмуссен напал на Венди.
С минуту Тру ничего не отвечала, а потом ткнула в облако и говорит: «Смотри, Салли, лошадка!» — и давай смеяться. Ей казалось ужасно забавным, что мне нравятся лошади. Я ей так и не рассказала, что это из-за Небесного Короля и его ранчо «Летящая Корона».
— Хватит тебе! — одернула я сестру. — Я серьезно. Думаю, Расмуссен сделал что-то с Венди, и еще я думаю…
Тру выпрямилась и перебила меня:
— Уж пора бы тебе перестать думать. Помнишь, мама говорила, чтобы ты укрощала воображение? Полицейские так не поступают. Они все на Библии поклялись, что не станут совершать плохих поступков.
— И я говорю не только про Венди, — упрямо продолжала я. — Прошлым летом я видела Расмуссена с Джуни Пяцковски на полицейском пикнике. Они вместе запускали воздушного змея. А потом ее убили.
— Ну ты даешь! На полицейском пикнике все только и делают, что разгуливают туда-сюда с полицейскими. Расмуссен просто играл с Джуни.
Знаем мы эти игры. Я видела их вдвоем. Расмуссен улыбался Джуни этакой непростой улыбочкой. И руку клал ей на плечо. Что-то странное было между ними, и вовсе не только воздушный змей.
— Он погнался за мной прошлой ночью, — сказала я.
— Кто?
— Расмуссен.
— Не заливай! — фыркнула Тру и вытащила из кармана веревочку, которую таскает с собой на случай, если станет скучно.
— У него были носки с розовыми и зелеными ромбиками, он звал меня по имени, и мне пришлось заночевать под кустом во дворе у Кенфилдов, и… мое воображение тут ни при чем. — Я показала сестре царапины и грязь на одежде. — Все не как в тот раз, когда я решила, будто в Грубияна вселился дьявол. И не как тогда, когда мне показалось, что мистер Кенфилд — шпион. Совсем не так!
Тру обмотала веревочкой пальцы, сплела «кошкину люльку» и сказала — так, будто лимон проглотила:
— Значит, как с Тварью из Черной Лагуны?
— Хватит!
А я-то надеялась, что хотя бы Тру мне поверит. Но порой, клянусь вам, я любила сестру намного больше, чем она меня. Я не стала ей напоминать про то, как мама просила ее творить благие дела, а ведь могла бы. Может, и стоило. Еле сдержалась, так и подмывало напомнить.
Тру вздохнула этак протяжно, совсем как мама, будто это последний глоток воздуха на планете Земля и она хочет вдохнуть его целиком, никому не оставив ни крошки.
— Ты ведь знаешь, Венди любит бродить по округе, все ее ищут и находят в зоосаде или на берегу у протоки, а один раз она дошла до Норт-авеню и танцевала в магазине пластинок.
Сестра говорила своим «рассудительным» голосом, который я терпеть не могу.
— Наверняка так все и было, — продолжала Тру. — Венди бродила там и сям, а потом упала и ушибла голову, или там еще что, в погребе у Донованов.
Я кивнула, но не потому, что эта мысль пришлась мне по вкусу, а потому, что не хотела подраться с сестрой.
— Помнишь тот раз, когда Венди забрела в наш дом и слопала кусман масла из холодильника, пока мама принимала ванну? — расхохоталась Тру.
Тут я заплакала.
— Эй… ну, брось, — Тру шлепнула меня по руке, — с Венди все будет хорошо. Не будь плаксой.
Мама то же самое говорила. Будто у меня глаза на мокром месте и что эти глаза с монеткой в придачу всегда добудут мне чашку кофе; только что мне до кофе, не люблю я его.
