Ю Несбё - Нетопырь
— Черт! Hustler![12] — закричал Эндрю.
— Hustler?
— Наш приятель Бобби разыгрывал из себя любителя. Старый трюк, чтобы заставить чайверсовского боксера расслабиться и раскрыться. Наверное, парень — местный мастер. Робин, раззява, тебя провели!
Тувумба заслонил лицо руками и прогнулся, а Бобби продолжал наносить короткие прямые удары левой рукой и тяжелые боковые и апперкоты — правой. Зрители были в восторге. Женщина в белом снова вскочила и кричала первый слог его имени:
— Бооо…
Терри качал головой. Группа поддержки уже скандировала новую кричалку:
— Бей-бей, Бобби! Бей-бей-бей! Бобби, Бобби, бей сильней!
— Да-а… Ну все, — вздохнул Эндрю.
— Тувумба проиграет?
— Спятил? — Кенсингтон удивленно взглянул на Харри. — Тувумба его прикончит. Я-то надеялся, что сегодня все обойдется малой кровью.
Харри постарался увидеть то, что видел Эндрю. Тувумба откинулся на канаты ринга и, казалось, расслабился, в то время как Бобби молотил его по животу. На мгновение Харри подумал, что он сейчас заснет. Женщина в белом переместилась за спину Мурри. Бобби изменил тактику и теперь метил в голову, но Тувумба уходил от ударов, медленно и неторопливо раскачиваясь взад-вперед. Почти как очковая змея, подумал Харри, как…
Кобра!
Бобби замер, не успев довести удар до конца. Голова его была слегка повернута налево, на лице такое выражение, будто он только сейчас что-то вспомнил, глаза закатились, загубник вывалился, переносица сломана, из раны течет кровь. Дождавшись, пока Бобби начнет падать, Тувумба ударил снова. В шатре стало совсем тихо, и Харри услышал, с каким мерзким звуком нос Бобби встретил второй удар. И голос женщины в белом, которая кричала второй слог:
— …биииии!
Бобби растекся в углу ринга в луже собственной крови.
Терри проскользнул на ринг и сказал, что бой окончен, хотя все и так поняли. В шатре по-прежнему стояла полная тишина, если не считать стука каблуков женщины в белом, когда та выбегала наружу. Спереди ее платье стало красным, а на лице было то же удивление, что и у Бобби.
Тувумба попробовал поднять Бобби на ноги, но его помощники оттащили тело. Послышались слабые и недолгие аплодисменты, но когда Терри поднял вверх руку Тувумбы, они утонули в свисте. Эндрю покачал головой.
— Значит, сегодня многие поставили на местного бойца, — решил он. — Идиоты! Пойдем, получим выигрыш, да надо перекинуться словечком с этим болваном Мурри.
— Робин! Ты, недоумок! По тебе тюрьма плачет!
Робин Тувумба по прозвищу Мурри, прижимавший к одному глазу платок со льдом, расцвел в улыбке.
— Тука! Я слышал твой голос. Что, снова потянуло на азартные игры? — негромко спросил он. Любит, чтобы к нему прислушивались, тут же решил Харри. Голос был приятный и мягкий и, казалось, не мог принадлежать боксеру, который только что сломал нос человеку вдвое больше его.
Эндрю шмыгнул носом:
— Азартные игры, говоришь? Хорошо, если я теперь могу позволить себе ставить на ребят Чайверса. Да и то не наверняка. Того и гляди какой-нибудь белый отморозок тебя проведет. Что тогда? — Харри кашлянул. — Ах да, Робин, поздоровайся с моим другом. Его зовут Харри Хоули. Харри, это Робин Тувумба, самый скверный и опасный маньяк в Квинсленде.
Они поздоровались, и Харри показалось, будто его руку прищемили дверью. Простонал формальное «Как дела?» и получил в ответ «Отлично, дружище, как у тебя?» и белозубую улыбку.
— Лучше не бывает. — Харри потер руку. Эта австралийская манера здороваться в гроб его вгонит. А в ответ, по словам Эндрю, должна раздаваться искренняя и бурная радость. Вялое «спасибо, ничего» воспринималось здесь как оскорбление.
Тувумба кивком указал на Эндрю:
— Кстати, приятель, Тука говорил, что он в свое время сам боксировал в команде Джима Чайверса?
— Вот именно этого я не знал о… э-э, Туке. Он состоит из одних загадок.
— Тука? — рассмеялся Тувумба. — Да он состоит из одних отгадок. Сам тебе все рассказывает, только надо уметь слышать. Но он, естественно, не сказал, что из команды его попросили уйти потому, что он был слишком опасен? Тука, сколько у тебя на совести сломанных скул, носов и челюстей? Он долго был лучшим боксером в Новом Южном Уэльсе. Но вот беда — совсем не умел себя контролировать, ну нисколько. В конце концов однажды отправил в нокаут судью за то, что тот, по мнению Туки, слишком рано присудил ему победу! Вот это буян так буян! Его дисквалифицировали на два года.
— На три с половиной, — осклабился Эндрю. Очевидно, ему нравилось слушать, как другие рассказывают о его боксерской карьере. — Парень был еще тот придурок, поверь. Я только сбил его с ног, а кости он себе сам все переломал.
Тувумба и Эндрю расхохотались.
— Когда я боксировал, Робин еще пешком под стол ходил. Так что пересказывает все с моих слов, — сказал Кенсингтон Харри. — Когда удавалось выкроить время, я работал с трудными детьми — был среди них и Робин. Я объяснял, как важно уметь себя контролировать. В назидание наплел им пару страшилок про самого себя. Только Робин все понял неправильно и решил пойти по моим стопам.
Тувумба посерьезнел.
— Мы нормальные, славные ребята, Харри. Обычно даем им порезвиться, перед тем как врезать пару раз, чтоб не задавались, понимаешь? Но этот парень умел драться! Такие типы получают то, что заслужили.
Дверь приоткрылась.
— Черт тебя дери, Тувумба! Как будто у нас до этого проблем не хватало! Нет, обязательно надо сломать нос зятю шефа местной полиции! — пробурчал Терри-ведущий и с подчеркнутым недовольством шумно сплюнул.
— Просто рефлекс, шеф, — сказал Тувумба, глядя на жирный бурый плевок. — Такое больше не повторится. — Он незаметно подмигнул Эндрю.
Обнявшись напоследок с Эндрю, Тувумба попрощался с Харри на неизвестном языке, и норвежец поспешил дружески похлопать его по плечу, чтобы избежать рукопожатия.
— На каком языке вы говорили под конец? — спросил Харри, когда они сели в автомобиль.
— А, это! Креольский, смесь английского и слов аборигенов. На нем говорят многие аборигены по всей стране. Как тебе бокс?
Харри пожал плечами:
— Интересно было посмотреть, как ты зарабатываешь деньги, но сейчас мы могли бы уже добраться до Нимбина.
— Если бы мы не поехали сюда, то сегодня вечером тебя бы не было в Сиднее, — ответил Эндрю. — Таким женщинам так просто свидания не назначают. Может, потом она станет твоей женой и нарожает тебе маленьких Хоули?
Оба улыбнулись. За стеклом на фоне закатного неба проплывали мимо деревья и маленькие домики.
Засветло в Сидней они не успели, но телевышка посреди города освещала улицы, словно огромная лампа. Эндрю остановился возле лагуны Серкулар, неподалеку от Оперного театра. В свете фар трепыхался маленький нетопырь. Эндрю зажег сигару. Харри понял, что выходить из машины не стоит.
— Нетопырь у аборигенов — символ смерти. Знал?
Харри этого не знал.
— Представь себе населенное место, на сорок тысяч лет отрезанное от всего мира. То есть в этом месте не знали ни иудаизма, ни христианства, ни ислама, потому что между этим местом и ближайшим континентом — целое море. А картина сотворения мира у местных жителей выглядит так. Первым человеком был Бир-рок-бурн. Его вылепил Байме, «несотворенный», который был началом всего и любил все создания свои и заботился о них. Короче, этот Байме — парень хоть куда, и друзья звали его Великий Отческий Дух. И когда Байме создал Бир-рок-бурну и его жене неплохие в общем условия для жизни, он указал на древо ярран, где был пчелиный улей.
«Можете есть все, что захотите, на земле, подаренной вам, но это дерево — мое, — предупредил он их. — Потому не ешьте с него, иначе вам и потомкам вашим достанется на орехи». — Ну, в этом роде. Как бы то ни было, однажды, когда Бир-рок-бурн ушел за хворостом, его жена подошла к древу ярран. Сначала она испугалась, увидев перед собой высокое священное дерево, и хотела со всех ног бежать от него, но вокруг было так много хвороста, что она не стала спешить. Кроме того, про хворост Байме ничего не говорил. Собирая хворост, она услышала над собой тихое жужжание, подняла голову и увидела улей и мед, который стекал из улья по стволу дерева. До этого она пробовала мед всего лишь один раз, а тут его было очень много. На вязких желтых каплях играло солнце, и Бир-рок-бурнова жена в конце концов не устояла и полезла на дерево.
В то же мгновение со скоростью ветра с дерева слетело ужасное существо с огромными крыльями. И был то нетопырь Нарадарн, которого Байме посадил стеречь священное дерево. Женщина свалилась на землю и кинулась к своей землянке. Но было поздно — смерть уже пришла в мир в образе нетопыря Нарадарна, и проклятье его легло на всех потомков Бир-рок-бурна. И от такого горя заплакало древо ярран горькими слезами. Слезы сбегали вниз по стволу и застывали, и красные клейкие капли до сих пор можно увидеть на коре деревьев ярран.
