Ю Несбё - Нетопырь
Эндрю с довольным видом сбил пепел с сигары.
— Ну, чем не Адам и Ева, а?
Харри кивнул, признавая, что да, какое-то сходство есть:
— Может быть, иногда у народов в разных уголках планеты просто появляются схожие толкования или фантазии. Может, это врожденное, записано в подсознании. И мы, несмотря на всю нашу непохожесть, рано или поздно все равно приходим к одинаковым ответам.
— Будем надеяться. — Эндрю, прищурившись, вглядывался в сигарный дым. — Будем надеяться.
Биргитта пришла в десять минут десятого, когда Харри уже допивал второй стакан колы. На ней было простое белое хлопковое платье, рыжие волосы собраны в симпатичный хвостик.
— Я уж боялся, что ты не придешь, — сказал Харри. Вроде бы в шутку, но ведь он действительно этого боялся. С того самого момента, как назначил ей встречу.
— Правда? — Она игриво посмотрела на Харри. Он решил, что вечер обещает быть приятным.
Они заказали свинину под карри, цыпленка с кешью по-китайски и австралийского вина.
— Знаешь, я до сих пор удивляюсь, как тебя занесло так далеко от Швеции.
— Не стоит. В Австралии живет около девяноста тысяч шведов.
— Что?
— Большая волна была перед Первой мировой, потом молодежь потянулась в восьмидесятые, когда в Швеции стала расти безработица.
— А я думал, вы, шведы, не успеете уехать из дома, как начинаете тосковать по родной еде и праздникам.
— Все верно, только это про норвежцев. Да-да! Те норвежцы, с которыми я здесь встречалась, начинали скучать по дому чуть ли не с первых дней, а через пару месяцев возвращались в Норвегию, к своим вязаным свитерам!
— Но Ингер была не из таких?
Биргитта посерьезнела:
— Нет, Ингер была не из таких.
— Почему же она осталась здесь, в Австралии?
— Потому же, что и большинство из нас. Приезжаешь погостить и влюбляешься в страну, погоду, легкую жизнь или какого-нибудь парня. Хочется продлить вид на жительство. Скандинавки без труда находят работу в баре. А потом понимаешь, что это уже твой дом.
— С тобой было примерно то же?
— Примерно да.
Некоторое время они ели молча. Мясо было вкусное и хорошо прожаренное.
— А что ты знаешь о новом парне Ингер?
— Ну, один раз он заглянул в наш бар. Они познакомились в Квинсленде. Думаю, на острове Фрэзер. Он смахивал на тот тип хиппи, который, я думала, уже совершенно вымер, но оказалось, неплохо прижился в Австралии. Длинные волосы, цветастая просторная одежда, сандалии. Как будто только что с пляжа в Вудстоке.
— Пляж? Но в Вудстоке нет моря, он посреди Нью-Джерси.
— Там ведь, кажется, есть озеро, где купаются? Насколько я помню.
Харри внимательно посмотрел на нее. Биргитта слегка ссутулилась над тарелкой. Возле переносицы сбились в стаю веснушки. Харри подумал, что она очень мила.
— Ты не можешь этого помнить. Ты еще слишком молодая.
Она рассмеялась:
— А ты что, старый?
— Я? Ну, на пару дней, может, постарше. Есть вещи, без которых в моей работе не обойтись. И где-то внутри быстро начинаешь чувствовать себя дряхлым стариком. Но будем надеяться, что я еще не потерял способность ощущать жизнь и себя в ней.
— Ах, бедняжка…
Харри натянуто улыбнулся:
— Думай что хочешь, но я это сказал не чтобы вызвать твое сострадание — хотя, конечно, было бы неплохо, — просто так оно и есть.
Харри подозвал проходившего мимо официанта и заказал еще вина.
— Всякий раз, когда копаешься в убийстве, это оставляет свой след. К сожалению, копаться приходится не в тех мотивах, о которых писала Агата Кристи, а больше в чужом грязном белье и просто в дерьме. Раньше я казался себе эдаким рыцарем правосудия, но со временем все больше чувствую себя мусорщиком. Обычно убийцы — жалкие люди, и не так уж сложно найти как минимум десять причин, почему они стали такими. В итоге остается одно-единственное чувство — раздражение. Оттого, что они хотят не просто разрушить свою жизнь, но, падая, хотят прихватить еще и других. Это, конечно, звучит несколько сентиментально…
— Извини, не хотела казаться циничной. Я понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она.
Пламя свечи между ними дрогнуло от легкого ветерка с улицы.
Биргитта заговорила о себе и своем друге: как они четыре года назад собрали в Швеции свои вещи и с рюкзаками за спиной прибыли в Австралию. Как пешком и на автобусах добирались от Сиднея до Кернза, ночуя в палатках и дешевых гостиницах для таких же бродяг, иногда подрабатывая в этих же гостиницах внештатными администраторами и поварами. Как выбрались к самому Большому Барьерному рифу, как ныряли в океан, плавали бок о бок с черепахами и молот-рыбами. Как, затаив дыхание, смотрели на древнюю скалу Айрес-рок. Как на сэкономленные деньги купили билет на поезд «Аделаида — Элис-Спрингз», как в Мельбурне побывали на концерте группы «Краудед Хаус» и, вконец измотанные, очутились в сиднейском мотеле.
— Удивительно, как хорошее порой оборачивается плохим.
— Плохим?
Биргитта вздохнула. Может, подумала, что рассказала этому навязчивому норвежцу слишком много?
— Не знаю, как объяснить. По дороге мы, наверное, что-то потеряли. То, что раньше принимали как само собой разумеющееся. Со временем мы перестали замечать, а потом забыли друг друга. Просто попутчики. Было хорошо. Ведь и номер на двоих снимать дешевле, и в палатке вдвоем ночевать спокойнее. Он нашел себе в Нузе богатенькую немку, а я поехала дальше, чтобы лишний раз не напоминать о себе. Наплевать на все. Когда он приехал в Сидней, я сказала, что встречаюсь с одним американцем, фанатом серфинга. Не знаю, поверил ли он, может, и понял, что я просто пытаюсь поставить в наших отношениях точку. В том сиднейском мотеле мы пробовали ссориться, но и это не спасло наши отношения. Я попросила его уехать в Швецию и сказала, что приеду следом.
— Наверное, он уже заждался.
— Мы были вместе шесть лет. Веришь, я даже не помню, как он выглядит.
— Верю.
Биргитта снова вздохнула.
— Не думала, что все так получится. Я была уверена, что мы поженимся, заведем детей и поселимся где-нибудь в предместье Мальме. И у нас будет дом с садиком, и каждое утро перед дверью будет лежать свежая газета. А теперь — теперь я уже почти забыла, как звучит его голос, или как хорошо нам было вместе, или как… — Она посмотрела на Харри. — Или как он из вежливости терпел мою болтовню после пары бокалов вина.
Все это время Харри улыбался. Бутылки вина ему явно не хватило, но Биргитта это никак не прокомментировала.
— Я не из вежливости, я из интереса, — сказал Харри.
— Ну, тогда расскажи что-нибудь о себе, кроме того что ты работаешь в полиции.
Биргитта наклонилась к нему, Харри заставил себя не смотреть в вырез ее платья. Но теперь он почувствовал легкий запах ее духов и жадно втянул его носом. Стоп, стоп! Держать себя в руках! Эти сволочи у Карла Лагерфельда и Кристиана Диора знают, как свести мужчину с ума.
Запах был волшебный!
— Значит, так, — начал Харри. — У меня есть старшая сестра, мать умерла несколько лет назад, сам я живу в Осло — снимаю в Тейене квартиру, едва свожу концы с концами. Долгих романов в моей жизни не было, кроме, пожалуй, одного.
— Правда? И сейчас у тебя тоже никого нет?
— Ну, не совсем. Так, пара женщин, с которыми я играю в какие-то глупые и бессмысленные игры. Иногда я звоню им, иногда они — мне.
Биргитта нахмурилась.
— Что-то не так? — спросил Харри.
— Не знаю, как я отношусь к такого рода мужчинам. И женщинам. В этом я несколько старомодна.
— Но теперь все это, естественно, в прошлом. — Харри поднял бокал.
— Не сказать, чтобы мне понравились твои блестящие ответы. — Они чокнулись.
— Что же ты прежде всего ценишь в мужчинах?
Приняв позу мыслителя, она какое-то время молча смотрела в пустоту, прежде чем ответить.
— Не знаю. Наверное, легче будет сказать, что мне в мужчинах не нравится.
— Так что же? Помимо блестящих ответов.
— Мне не нравится, когда мне устраивают проверки.
— Тебя это сильно задевает?
Биргитта улыбнулась:
— Мой тебе совет, Казанова, — если хочешь очаровать женщину, дай ей понять, что она уникальна, что к ней у тебя особое отношение, не такое, как к остальным. Парням, которые цепляют девушек в барах, этого не понять. Да и развратникам вроде тебя — тоже.
Харри рассмеялся:
— Говоря «пара», я имел в виду «две». А «пара» я сказал потому, что это звучит немного иначе, вроде как… «три». Одну недавно бросил молодой человек, ну, по ее словам. В последний раз она благодарила меня за то, что я такой… неискусственный, а наши отношения — такие… наверное, ни к чему не обязывающие. Другая — это женщина, с которой я давно уже поддерживаю ненавязчивые отношения, и она настаивает, что поскольку начал их я, то я же обязан обеспечивать ее каким-то минимумом личной жизни, пока один из нас не найдет себе что-то взамен. Погоди — а с чего это я оправдываюсь? Я обычный парень, мухи не обижу. Думаешь, я кого-то здесь пытаюсь очаровать?
