Замерзшее мгновение - Камилла Седер
«Мы все же размышляли, как выглядит мир». Она не удержалась от ассоциаций с современной, смотрящей сериалы молодежью, чьи интересы, похоже, сводятся только к человеческой внешности и функциям мобильного. Сейчас она не обращала внимания на тот факт, что они были столь же сильно зациклены на своем откровении, как и современная молодежь.
— Она, кстати, тоже рисовала, — вдруг вспомнила Сейя. — Белая Кожаная Куртка. Помню, когда я разговаривала с ней на той вечеринке, то сказала, что она хорошо рисует. Проверь все рисунки.
Они снова и снова перелистывали книги. И чувствовали себя подавленными, поскольку обнаружили лишь малую часть урожая, который собирал персонал «Норра сташун» после закрытия кафе. Вполне возможно, что искомого и вовсе нет среди этих книг, а записи и рисунки Белой Кожаной Куртки много лет назад отправились в мусор. Поэтому усилия Сейи и Ханны могут оказаться напрасными.
— Черт, это следовало бы выставить в музее, городской библиотеке или где-то еще, — сказала Ханна и зачитала короткое стихотворение о несчастной любви, одновременно вытаскивая из кармана пачку жвачки. — Как ты думаешь? Выставка о мыслях и чувствах подростков. О первой любви, несчастной любви, о сексе. О смысле жизни, о страхе, счастье и общности. Проще говоря, о подростковой культуре, совершенно естественной. Было бы прикольно, тебе не кажется?
— Да… Но слушай…
Сейя держала в руках картинку, выпавшую из книги. На ней была изображена пышная обнаженная женщина перед зеркалом. А в зеркале виднелось не ее отражение, а волк на задних ногах с широко открытой пастью, смотрящий прямо на зрителя. Рисунок был сделан на листке бумаги, сложенном и вклеенном в книгу чем-то вроде использованной жвачки.
— Видишь? — оживилась Сейя, показав на закорючку в углу зеркала. Она почти что пропустила подпись, поскольку та стояла не внизу, а в середине картинки.
— Кажется, здесь написано «Тингелинг». Ханна, я почти уверена, что это был ее ник, Белой Кожаной Куртки. Тингелинг. Теперь припоминаю. Она всегда так подписывала свои рисунки — в середине картинки, и имени почти не было видно.
Они молча смотрели на рисунок.
— Простите! — послышался властный голос владелицы кафе из-за стойки. — Если вы не собираетесь больше ничего заказывать, я попрошу вас покинуть бар и освободить место для других посетителей.
Сейя и Ханна многозначительно посмотрели на ряд пустых барных стульев, но не стали спорить. Женщина, кажется, уже достаточно раздражена на сегодня.
— Мы уже уходим, — сказала Сейя и дружелюбно улыбнулась. Хозяйка смерила ее убийственным взглядом. Сейя взглянула на часы и поняла, что они просидели на высоких стульях без спинки несколько часов. У нее заныла спина, когда они стали собирать свои вещи.
— Господи, я обещала няне вернуться уже больше часа назад!
Ханна понеслась через площадь Грёнсаксторгет, на ходу надевая куртку. Сейя немного постояла, держа тяжелую кипу тетрадей. Смеркалось. Нужно было идти к остановке Нильс Эрикссонсплатсен, прежде чем начнутся большие перерывы в движении автобусов, но она не хотела останавливаться, чувствуя, что находится так близко от ответов на вопросы, волновавшие ее в последние дни.
Теперь она знала псевдоним Белой Кожаной Куртки — Тингелинг. И воспоминания о ней тут же стали более отчетливыми. Тонкие черты лица, маленький рот, слишком тонкая верхняя губа. Встрепанные волосы, покрашенные в несколько цветов. Тонкие ноги в рваных колготках, поверх которых натянуты чулки в сеточку. Тяжелые ботинки. Странный вид — но трудно опустить колючки и быть самим собой в шестнадцать лет.
Однако в последнюю их встречу она, кажется, стряхнула большую часть этой шелухи. На ней было черное мужское пальто.
Сейя медленно спустилась к каналу и села на краешек мокрой скамейки. Из бара «Кунгспортсавенюн Бэрсобар» доносилась приглушенная музыка каждый раз, когда дверь открывалась и люди приходили или уходили.
Только одна из книг была закончена после того злосчастного года: на ее обложке стояло «„НОРРА СТАШУН“ 1996–1997». Это, должно быть, слишком поздно. Однако в книге упоминалось имя Тингелинг. Буквы, казалось, налезали друг на друга, когда Сейя читала, нервно перелистывая страницы вперед и назад: «Куда она исчезла? Что с ней случилось, правда ли, что произошло нечто ужасное? Это было изнасилование?» Многие подростки хотели увековечить ее имя стихотворением или отрывком из песни, а между строк горел страх и жажда сенсации. Печаль; хотя авторы знали друг друга больше письменно, чем лично, они явно чувствовали сильное родство по отношению друг к другу. Так все было и в воспоминаниях Сейи.
Большинство, кажется, считали, что Тингелинг покончила жизнь самоубийством; некоторые думали, будто она умерла от передозировки. Другие выражались более туманно: намекали, что причиной ее исчезновения было преступление. Кто-то пустил слухи, начавшие расходиться как круги по воде. Но никто ничего не знал точно. Кажется, никого из них не было с ней в тот вечер, когда она пропала.
Сейя продолжала читать, пока влага не проникла сквозь джинсовую ткань, а руки не застыли от холода при внезапном ледяном порыве ветра. Плавучий ресторан «Отта Глас» едва заметно двигался по воде. И тут она нашла что искала.
Вот он, список, о котором она все время думала, аккуратно составленный каким-то любителем порядка во всем. Сердце забилось быстрее, и она начала лихорадочно искать среди имен что-то знакомое. Многие не заполнили сведения о себе на пустой строке, оставленной после ника, — хотели сохранить анонимность, отказывались считать свое настоящее имя более реальным, чем псевдоним, или просто-напросто не видели списка. Другие, наоборот, внесли даже адрес и номер телефона — наверняка надеялись на расширение контактов с единомышленниками.
Сама Сейя написала: «Герл: Сейя Лундберг». Именно поэтому она была так уверена, что список существует. С сильно бьющимся сердцем она продолжила искать среди имен и была вознаграждена. «Тингелинг: Мю Гранит». Там же был указан адрес в Буросе. Это была она.
Сейя вытащила мобильный, чтобы позвонить Кристиану Теллю. Замерзшие пальцы не попадали по клавишам, телефон выскользнул из рук и упал на землю к ее ногам. Она задумалась. Потом медленно подобрала мобильный и опустила в карман куртки.
В свое время она поговорит с ним, с глазу на глаз, и он поможет ей справиться с этим.
47
Обычно стресс делал его образцом организованности. В этом Телль походил на своего отца: ненавидел отсутствие планирования.
Временами, удовлетворенный положением вещей, он мог пренебречь порядком. Тогда он
