Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...
— Иду! — послышался звонкий голосок из гостиной, а вслед за ним — торопливый топот легких шагов. Следом за дочерью Мэрил подошла к входной двери. Дженни уже успела ее открыть, и на пороге Мэрил увидела довольно полную молодую женщину в приталенном пальто, словно исторгнутую туманом, который колыхался у нее за спиной.
— Входите, входите, — поспешно сказала Мэрил.
Женщина переступила порог. Теперь Мэрил разглядела ее круглое лицо под беретом из того же материала, что и пальто, и того же стиля «монастырская послушница».
— Здравствуйте, я Сапфир Аржансон. Это я вам звонила…
— Да-да, конечно, я вас ждала! До моей лекции еще час, но из-за тумана мне придется выехать пораньше…
Женщина сняла берет, открыв соломенные волосы — по мнению Мэрил, уроженки Калифорнии, — которые выглядели типично по-французски: блеклые, без блеска, без всякой укладки.
— Значит, это с тобой мы останемся до вечера, — сказала она, обращаясь к Дженни.
Девочка кивнула с широкой улыбкой — что полностью противоречило ее манере держаться с Рози Менгиронд.
— Да, — сказала Мэрил, — это Дженни…
— Ну, вообще мое полное имя Дженнифер, но меня так никто не называет. Разве что мама, когда сердится.
Сапфир перевела взгляд с дочери на мать, судя по всему, слегка позабавленная.
— А ты Сапфир? Это твое настоящее имя? — спросила Дженни, верная своей манере задавать вопросы на каждом шагу.
— Да, это у нас семейное — давать девочкам имена, соответствующие названиям драгоценных камней. Одну из моих кузин зовут Перль, другую — Опаль… А скажи-ка, Дженни, у тебя ведь наверняка огромная коллекция кукол Барби? Покажешь мне? Потому что я обожаю Барби!
Дженни округлила глаза, засиявшие от счастья.
— Конечно! Пойдем, я тебе их покажу прямо сейчас!..
— Минутку, мадемуазель Бертеги, — остановила Дженни мать. — Пойдите к себе и подготовьте своих Барби к встрече с Сапфир, а я тем временем покажу няне, где у нас что…
Дженни убежала к себе и комнату, а Мэрил повела Сапфир осматривать дом.
— Вообще мне нужно только, чтобы кто-то два раза в неделю забирал Дженни из школы и сидел с ней до вечера, пока я читаю лекции, — говорила она. — Но сегодня такой туман, что я решила вообще не отвозить ее в школу…
— О, сразу видно, что вы здесь недавно. Но вы очень быстро привыкнете к туману! Благодаря ему в городе создается такая чудесная атмосфера… Тем более в такие дни, как сегодня… о, они особенные!..
Мэрил оставила эти слова без внимания, продолжая беглые объяснения: там телевизор… вот кухня… здесь это… здесь то… Сапфир слушала и энергично кивала, с энтузиазмом усваивая все мелкие правила этого дома, не проявляя ни малейших признаков нетерпения или раздражения.
«Слишком уж она идеальная!»— неожиданно для себя с тревогой подумала Мэрил. Слишком радостная, слишком предупредительная… Всем своим видом Сапфир как бы говорила: «О да, вы совершенно правы, и вообще жизнь прекрасна, не так ли?»
Мэрил уже пора было ехать, и она начала собираться, а Сапфир отправилась к Дженни в детскую, откуда скоро донеслись щебечущие, даже чересчур возбужденные голоса обеих. Мэрил некоторое время прислушивалась: кажется, куклы пили чай, а Дженни объясняла Сапфир роль и обязанности каждой из них в большом кукольном хозяйстве. Потом, когда Мэрил уже собиралась уходить, Дженни на мгновение выбежала из комнаты, чтобы повиснуть у нее на шее, а Мэрил не удержалась от того, чтобы еще раз искоса не взглянуть на бебиситтер. Внезапно в воображении Мэрил возникла ужасная картина: вот за ней захлопывается дверь, и тут же «монастырская послушница» скручивает косяк и протягивает его Дженни под взглядами мертвых глаз кукол, кое-как сидящих за кофейным столиком…
Мэрил прикрыла дверь и направилась в холл, пораженная собственным видением. Затем пожала плечами и на мгновение подняла глаза к потолку. Она просто слишком взвинчена, вот и все. Из-за сцены с мадам Менгиронд… из-за тумана… из-за этого отвратительного куска сырого мяса, который она обнаружила сегодня утром на качелях… Она уже собиралась сказать об этом Клаудио, когда он позвонил, но по его голосу поняла, что муж и без того чем-то озабочен, и решила отложить это до вечера.
Да, слишком взвинчена. На самом деле ничего страшного. У этой девушки надежный вид, не так ли?
Наконец Мэрил решила, что пора ехать, надела пальто, вышла из дому и направилась к машине. Она старалась дышать не слишком глубоко, словно боясь наглотаться тумана. Минутой позже, когда она села за руль, все ее внимание сосредоточилось на дороге, и она ни разу не взглянула в зеркало заднего вида. Если бы Мэрил это сделала, то, конечно же, заметила бы автомобиль, который следовал за ней на расстоянии примерно двадцати метров. И тогда все могло бы сложиться иначе…
Глава 61
Папа умер.
Невозможно было ей сказать… Бастиан сидел за столом, не поднимая головы от тарелки. Еда — стейк с горошком — так и оставалась нетронутой. Мать улыбалась своей привычной радостно-рассеянной улыбкой, которая в первые недели после переезда в Лавилль-Сен-Жур казалась ему признаком выздоровления, — до тех пор, пока он не понял, что это означало нечто совершенно иное… Теперь Каролина Моро — вдова… даже если он один об этом знает. Нет, вдруг осознал Бастиан. Об этом знают и белые тени. И еще… те, кто папу убил.
Потому что совершено было убийство — он в этом не сомневался.
Когда Бастиан пришел в себя на чердаке лицея, все следы спиритического сеанса исчезли, а сам Бастиан лежал не на полу, а на кушетке. На мгновение в нем вспыхнула надежда: может быть, ему всего лишь приснился сон, один из его привычных кошмаров? И отец на самом деле жив — просто задержался на каком-то своем семинаре и скоро позвонит, через час-другой?..
Бастиан уже почти поверил в это… как вдруг заметил осколок стекла на полу. Он машинально поискал глазами бокал — ведь бокал был здесь утром, когда он пришел… Но нет — бокал действительно разбился. Его отец действительно был мертв. И его дух явился сюда из глубин какого-то неведомого лимба, чтобы сообщить об этом, во время недавнего сеанса…
Целый час, а может быть, и больше, Бастиан проплакал, сам не замечая того, глядя на белые квадратики с буквами у своих ног. Он вспоминал красивого, высокого, жизнерадостного человека, который учил его кататься на роликах по воскресеньям и не слишком огорчаться из-за неудач. «Я — доброжелательная публика», — говорил он, смеясь, когда Бастиан в очередной раз шлепался на асфальт. Который сажал его на колени, усевшись за руль, и говорил: «Когда-нибудь ты начнешь ездить самостоятельно, так что учись уже сейчас!» А иногда шептал ему доверительно-восхищенным тоном: «Видел, какая мама сегодня красивая?»
Так, в полном одиночестве, Бастиан оплакал своего отца, и это оказалось к лучшему: скорбь по-прежнему была огромной, непреодолимой, глубокой, как ночное озеро, но теперь, по крайней мере, он мог смотреть на мать без слез. Сегодня она стала вдовой, и он скорее согласился бы умереть, чем сообщить ей об этом, даже если пока эта истина была все еще непривычной, отвлеченной… до конца не осознанной.
— Ты ничего не ешь, дорогой… что случилось?
Бастиан вздрогнул и посмотрел на мать. Невозможно было сказать ей и невозможно было оставить ее в неведении… Он чувствовал, что ему нужно буквально прокричать кому-то: «Мой отец мертв! Мой отец мертв!» — но кому? Опаль?.. О Боже! Ему казалось, что его сердце сейчас разорвется, не выдержав боли, скорби, молчания. Но сегодня он увидится с Опаль. Скоро… осталось подождать всего несколько часов.
Он выдержал взгляд матери; она слегка нахмурилась, и Бастиан понял, что на мгновение она вернулась в реальный мир и ее мимолетное беспокойство искренне.
— Это все туман, — пробормотал он. — Отбивает аппетит…
Мать и сын одновременно повернулись к окну. «О, смотри-ка, просто волшебно», — сказала Каролина Моро восхищенным и в то же время рассеянным тоном, но Бастиан ее не слышал. Взгляд его скользнул по трем полотнам матери, висящим на противоположной стене, и вдруг его осенило: мир в окне сейчас в точности походил на одну из картин! Даже если это была очень грустная версия ее прежней, многокрасочной живописи…
— Мам, — произнес он дрожащим, несмотря на все усилия, голосом, — а ты никогда раньше не была в Лавилле?
Каролина Моро моргнула — видимо, ей пришлось сделать некоторое усилие над собой, чтобы общаться с сыном, не погружаясь в мир своих грез.
— Почему ты спрашиваешь?
Бастиан движением головы указал на окно, за которым клубился туман:
— Вот это окно сейчас очень похоже на одну из твоих картин.
Взгляд матери скользнул от окна к картинам и обратно. Потом она спокойно произнесла:
— Нет, я здесь никогда не была… но ты прав, действительно есть что-то общее… Хотя я бы никогда не нарисовала такую унылую серую картину, — добавила она, и это, по крайней мере, звучало искренне.
