К. Сэнсом - Седьмая чаша

— Я поговорю с ним, — успокоил я женщину. — В этом доме никому не позволено напиваться.

Выйдя из кухни, я стал подниматься по лестнице, злясь на Барака и на самого себя. Я предложил ей помощь, и что из этого вышло?

Барака я нашел в комнате, которую выделил им с Тамазин. Он сидел на стуле возле кровати. У него тоже было красное лицо, но только не от слез, а от выпивки.

— Только не начинайте снова, — проворчал он.

— В своем доме я сам решаю, когда и с чего начинать. Вот как ты держишь свое обещание наладить отношения с Тамазин?

— Н-не ваше дело, — промычал Барак.

— Мое, если ты доводишь женщину до слез. Где ты был?

— В городе. Выпивал со старыми друзьями.

— Раньше ты так никогда не напивался. По какому поводу надрался сегодня? Все оплакиваешь умершего ребенка?

Он не ответил.

— Ну?

— Я устал от этой работы, — признался он. — Меня от нее тошнит. Он может нанести новый удар сегодня ночью, а у нас нет ничего, кроме каких-то крох и обрывочных сведений.

— Знаю, — уже более спокойным тоном отозвался я. — Знаю и испытываю такие же чувства. Но ты не имеешь права отыгрываться за это на Тамазин.

— Я и не отыгрывался. — В голосе Барака вновь зазвучала агрессия. — Я вошел, а она набросилась на меня за то, что я выпил. Я велел ей оставить меня в покое, а когда она не послушалась, обозвал ее пару раз. Она не умеет вовремя остановиться.

— Ты мог бы рассказать ей о том, что тебя беспокоит.

Он вскинул на меня глаза.

— Что? Рассказать о том, что человек, который избил ее, все еще на свободе, продолжает убивать, а мы ждем, когда он снова кого-нибудь прикончит? Или нападет на кого-нибудь из нас? Ненавижу ощущать себя беспомощным. Как бы я хотел до него добраться!

Он в отчаянии помотал головой.

— Тебе нужно как следует выспаться, Барак. А когда проснешься, попроси прощения у Тамазин. Иначе ты потеряешь ее.

— Может, в меня вселился один из чертей, о которых все время толкует Харснет? — с горькой усмешкой спросил он.

— Ага, из бутылки.

Я закрыл дверь и оставил его одного.

Как ни странно, в ту ночь я спал как дитя, словно злость, которую я выплеснул на Барака, освободила что-то внутри меня. Когда я укладывался в постель, пошел проливной дождь, и последнее, что я слышал, засыпая, был стук тяжелых капель по оконному стеклу. Проснулся я рано. Небо было пасмурным, но ливень перестал. Должно быть, он хлестал всю ночь, поскольку на дорожке двора под моими окнами образовались большущие лужи.

В доме царила тишина. Барак и Тамазин, наверное, еще не проснулись. Интересно, подумалось мне, удалось ли им помириться вчера вечером? Впрочем, вчерашнее настроение Барака делало это маловероятным. Отругав его, я испытывал странное ощущение, поскольку давно относился к нему не как к подчиненному, а как к другу.

Пока не пришли ответы на запросы Харснета и не дала результата его попытка надавить на настоятеля Бенсона, меня ждала уйма дел на Канцлер-лейн. Перво-наперво я навещу Дороти. Как она там одна, без Сэмюеля? Жаль, что пока я не могу порадовать ее новостью о поимке убийцы Роджера.

На кухне послышались голоса Джоан и Орра, но я не стал спускаться к ним, не желая, чтобы моя домоправительница втянула меня в дискуссию относительно взаимоотношений Барака и Тамазин. Завтракать мне тоже не хотелось, поэтому я оделся и потихоньку вышел из дома. Отсюда до Линкольнс-Инн было недалеко, но дорога после дождя превратилась в грязное месиво, и я порадовался, что догадался надеть башмаки для верховой езды.

В Линкольнс-Инн рабочий день был в полном разгаре. По Гейт-хаус-корт сновали адвокаты с кипами бумаг, струи фонтана весело журчали под серым облачным небом.

На мой стук открыла Маргарет. Она сообщила, что хозяйка дома и просматривает документы.

— Как она? — спросил я.

— Пытается вернуться к нормальной жизни, сэр. Но мне кажется, у нее это плохо получается.

Дороти находилась в гостиной. Она была печальной и бледной, но встретила меня улыбкой.

— У тебя усталый вид, — сказала она.

— Эта охота… — Я помолчал. — Он до сих пор на свободе. А ведь прошло уже две недели.

— Я уверена, ты делаешь все, что в твоих силах.

Она встала из-за стола, вытерла перо и положила его рядом с бумагами.

— Пойдем. Этот проклятый дождь наконец закончился, и я хочу, чтобы ты отвел меня погулять в Кони-Гарт. Мне нужно вдохнуть свежего воздуха.

— С удовольствием!

Я был рад, что к ней вернулась способность думать о столь обыденных вещах.

— Но тебе придется надеть башмаки, на улице сплошная грязь.

— Так я и сделаю.

Оставив меня в гостиной, она вышла. Я стоял у камина, а с резного деревянного фриза на меня смотрели животные. Вернулась Дороти, одетая в черный плащ с капюшоном и высокие башмаки для прогулок. Мы вышли из дома и двинулись через Гейт-хаус-корт. Попадавшиеся навстречу адвокаты приветствовали нас, но в их взглядах читалась смесь любопытства и страха. Я заметил, что Дороти старательно отводит глаза в сторону, чтобы не смотреть на фонтан.

Мы вышли на безлюдную пустошь полей Линкольнс-Инн. Именно через нее бежал убийца после того, как разделался с Роджером. Поблизости тянулся длинный невысокий холм со склонами, испещренными заячьими норами. Совсем скоро сюда будут наведываться студенты, чтобы раздобыть себе обед, поймав парочку длинноухих.

Мы шли по тропинке к вершине холма. Земля здесь была немного суше. Дороти задумчиво молчала.

— Сэмюель, верно, уже в Бристоле, — произнес я.

— Да. Он очень хотел, чтобы я поехала с ним, а не оставалась тут совсем одна.

— Но он также сказал, что тебя невозможно вытащить из дома.

— Это так. Я останусь здесь до тех пор, пока убийца не будет пойман. Тем более что мне еще тут нужно кое-что закончить. Мастер Бартлетт был так добр, что подсчитал, сколько денег я должна получить за дела, которые вел Роджер. Да я и не одна: меня навещает много добрых людей.

Она грустно улыбнулась.

— Ты помнишь мадам Лодер, которая была у нас на ужине в прошлом месяце? Два дня назад она ко мне заходила. Только я усадила ее на кушетку и дала стакан вина, как она наклонилась, и ее фальшивые зубы вывалились ей на колени.

Дороти засмеялась.

— Бедняжка! Она была ужасно смущена. Она собирается сказать пару ласковых слов зубодеру, который сделал ей эту вставную челюсть.

Рассказ Дороти напомнил мне недавний случай, когда другой зубодер пытался купить зубы Тамазин, и я подумал, знает ли эта мадам Лодер, откуда взялись зубы для ее вставной челюсти?

— Надеюсь, ты соблюдаешь меры предосторожности и не выходишь из дома одна? — спросил я.

— Да, не волнуйся.

— Как ты думаешь, в конечном итоге ты останешься в Лондоне или все же переедешь в Бристоль?

Дороти вздохнула.

— Вряд ли мне удастся купить дом в Лондоне, а вот в Бристоле — смогу.

Она вздернула брови.

— Казначей Роуленд прислал мне письмо. Очень вежливое, но в нем недвусмысленно говорится, что я должна освободить квартиру, причем как можно скорее.

— Он просто бессердечный тип!

Дороти пожала плечами.

— После смерти Роджера в корпорации появилась вакансия, и он хочет взять на это место нового человека.

Она бросила на меня испытующий взгляд.

— Сэмюель хочет, чтобы я переехала в Бристоль навсегда. Но меня удерживает здесь не только упрямство. Я еще не готова принимать столь важные решения.

Дороти вздохнула.

— Мысли путаются. После смерти Роджера меня преследует ощущение пустоты. В мире словно образовалась дыра. Но все же, ты знаешь, сегодня утром я так углубилась в работу, что не думала о нем целых полчаса. И мне стыдно. Я словно предала его.

— Таково горе. Дыра, проделанная в мире, навсегда остается с тобой, но постепенно ты начинаешь замечать другие вещи. Тебе не за что себя винить.

Дороти с любопытством взглянула на меня.

— Тебе тоже пришлось познать горе?

— Одна женщина, которую я знал очень хорошо, умерла во время чумы тысяча пятьсот тридцать четвертого года. Прошло девять лет, а я все равно вспоминаю ее. После ее смерти я даже носил траурное кольцо.

— Я этого не знала.

— Это было после того, как вы с Роджером переехали в Бристоль.

Я посмотрел на нее.

— Дороти, могу я тебя кое о чем спросить?

— Конечно. О чем угодно.

— Ты хочешь остаться в Лондоне лишь потому, что ждешь того момента, когда поймают убийцу? Но ведь неизвестно, когда это произойдет.

Она резко остановилась и положила ладонь мне на руку. Ее бледное лицо в обрамлении черного капюшона было взволнованным.

— Мэтью, — заговорила она, — я вижу, что это ужасное дело буквально сжигает тебя изнутри. Мне очень жаль, что я фактически втравила тебя в охоту за убийцей, но я думала, что официальные власти не ударят для этого пальцем о палец. Теперь я вижу, что ошибалась и они ищут этого человека. Потому я хочу, чтобы ты оставил это им. На тебя это очень плохо влияет.