Александр Каменецкий - Последний пророк
Однако это было всего лишь быстротекущим наваждением. Мой внутренний наблюдатель, беспощадно трезвый и убийственно равнодушный к вооруженной романтике, одолел минутную слабость. Я вернулся к отстраненному наблюдению. Молитва преобразила Абу Абдаллу. Лицо сделалось суровым и в то же время необычайно, по-детски, ясным. Очень трудно представить себе подобное сочетание. Как будто человек в последнюю минуту своей жизни дает кому-то полный отчет о ней и знает точно, что приговор будет оправдательным, а судья — справедливым. Мощь, электрическая сила исходила от его лица. Невидимая, но ощутимая. Пронизывающая, слепящая. Черты разгладились и отвердели, как у мертвого, но в то же время оживились, утратили обычную неподвижность маски. Можно было сравнить его лицо с телеэкраном, по которому проносилась вереница пестрых и волнующих образов, хотя ни один мускул не шевелился. Еще лицо Абу Абдаллы напоминало книгу, точнее — ее отражение… Я вспомнил: Томас рассказывал, что Коран изучают умом, постигают сердцем, записывают в книгу, но он не есть что-то вещественное, как бумага или переплет. Коран — проявление самого Аллаха, точнее, он — это Коран. Можно сказать, что сквозь лицо Абу Абдаллы проступали как бы строчки, вереницы письменных знаков, которые были, однако, не буквами алфавита, не иероглифами, но чем-то совершенно другим. Даже фигура Террориста Номер Один преобразилась, стала бестелесно-воздушной. Словно белый бесформенный балахон был пуст изнутри, легок — вот-вот, и взлетит. Или вообще нет ни тела, ни одежды — только материализовавшийся сгусток энергии. Так показалось. Преображение откровенно напугало меня. Я чувствовал бы себя спокойнее, если бы он, как шаман, принялся камлать, заламывать руки в трансе. Но ничего подобного не случилось. Движения точны, собранны и строги. Возможно, я не совсем еще оправился после ранения, был слишком восприимчив психически… Мулла Омар в Хаммарате — обыкновенный старый комик, истеричный и визгливый. Банальный Геббельс. Абу Абдалла — не знаю, как сказать… Может, великий актер, может, душевнобольной, а может… Могу поклясться, в нем не было ни капли лжи в тот момент, ни капли фальши! А насчет всего остального…
После намаза не отправились, как обычно, есть. Рядом с Абу Абдаллой на возвышении, с которого он руководил молитвой, появился шейх Халиль. Я мог разглядеть его в подробностях, «легендарного комдива». Халиль ибн-Исхак: сухопарый, хромой, длиннорукий. Перебитый, свернутый набок нос, борода торчком, несколько глубоких уродливых шрамов на лице и шее. Из-за шрамов лицо кажется склеенным из кусков, как маска. Брови сожжены дотла. Белые полосы вместо бровей. Старый, потрепанный коршун, опасная хищная птица. Абу Абдалла кивнул ему, как бы давая разрешение, и тот заговорил. Хриплым, таким надтреснутым голосом, словно ему суровой ниткой сшили разорванные связки. С трудом, но громко, выскрипывая, выкаркивая слова. Муджахиды внимательно слушали. Видно было: уважают Хали-ля, но командиром признают одного лишь своего имама. Шейх — правая рука, орудие. Не больше.
— Завтра четверг — выступаем! — радостно и тревожно шепнул мне Томас.
— Четверг? — переспросил я, удивленный.
— Да. Пророк Мохаммад, мир ему, все свои походы начинал в четверг, как сказано у Кааба бин Малика: «Пророк вышел на джихад Ярмук в четверг, и он любил выходить в дорогу в четверг».
Я уже достаточно равнодушно отметил, что у Томаса— Туфика на каждый случай припасена цитата. Он вообще не умеет обходиться без цитат. Эрудированная сволочь.
Между тем, окончив вступительную часть и выслушав дружные «Аллаху акбар!» (я тоже кричал со всеми), шейх Халиль торжественно достал из нагрудного кармана камуфляжной куртки сложенный вчетверо листок бумаги. Абу Абдалла поднял руку, требуя абсолютного внимания. Муджахиды окаменели, шейх закаркал. Ни одного слова я, как обычно, не понял. Но по лицам всех было ясно: документ чрезвычайной важности. Когда чтение закончилось, произошло следующее. Один из «арабских афганцев» вышел на помост с толстой стопкой бумаги в руках. Положил стопку у ног Абу Абдаллы. «Афганец» вынул свою бумагу и принялся выкликать муджахидов по именам. Названные подходили, смущенные, кланялись до земли, брали листок и получали благословение от имама. Абу Абдалла легонько касался ладонью их макушек и что-то бормотал себе под нос. Церемония длилась довольно долго, больше часа. Получившие бумагу выглядели предельно счастливыми. Возвращались в строй и впивались в нее глазами. Я вопросительно глянул на Томаса.
— Те, кто умеет читать, подробно объяснят содержание фетвы своим неграмотным братьям. — Кажется, он был немного смущен за «неграмотных братьев», за абсолютное большинство муджахидов.
— А мне можно узнать, о чем речь?
— Конечно. — Томас извлек из бумажника такую же листовку. Крокодиловый, пахучий, новенький бумажник. С золотым тиснением «Tiffany». Поскрипывает. — Вот, слушайте.
Я приготовился внимать очередному шедевру пророческой мысли.
ВО ИМЯ АЛЛАХА МИЛОСТИВОГО, МИЛОСЕРДНОГО!
Слово к мусульманам ал-Мехди-ал-Мунтовара, ами-ра правоверных Хаджи Абу Абдаллы о сокровенной сущности священного Джихада согласно Слову Аллаха, мир Ему и благословение, Учению Пророка, мир Ему, нетленным сурам ал-Кор'ан ал-Керим и хадисам просвещенных улемов, да воссияет их мудрость на небе и на земле.
Знайте, братья, что Всеблагой, мир Ему и благословение, и Его Пророк, мир Ему, определили мусульманам четыре вида священного Джихада. Джихад Ан-Нафс суть борьба души ради постижения веры, Джихад Аш-Шай-тан есть борьба против страстей, Джихад Аль-Куфар ва Аль-Мунафикин — борьба против неверующих и лицемерных и Джихад Ас-Схаб Аз-Зулм Аль-Бидаа ва Аль-Мункарат — борьба против угнетения, невежества и греха. Знайте также, что Джихад повелел Всемогущий осуществлять сердцем, языком, богатством и рукой. Также известны нам Джихад Фарз-Кифае и Джихад Фарз-Айн. Время Фарз-Кифае наступает тогда, когда войско мусульман сражается на земле кафиров, а Фарз-Айн — когда враг ступил на землю мусульман. Поскольку земля эта, братья, от века принадлежала вам, мы называем наш Джихад Фарз-Айн и призываем Аллаха тому в свидетели. Нет для правоверного ничего, превосходящего заслугу Джихада, ибо сказал Пророк, мир Ему: «Тот, кто воюет для того, чтобы слово Аллаха было превыше всего, тот на пути Аллаха».
Горе нам, муджахиды, ибо поднимаем мы меч против рожденных мусульманкой! Но велики их прегрешения пред Ликом Аллаха, мир Ему и благословение, как сказано в хадисе: «Кто поднял на нас оружие, тот не из нас». Сотворив ширк, стали они врагами Всемогущего, и есть воля Всеблагого на то, чтобы понесли они наказание, ибо отвратились от Аллаха, встав на сторону кафиров, и утратили веру, что называет священный Кор'ан «великим ширком», и таковы слова Неизъяснимого о сотворившем великий ширк: «Убежище для него огонь, и нет для неправедных помощников». Нет праведника среди них, как сказал Пророк, мир Ему: «Тот, кто воюет под знаменем невежества, то он не из моей уммы». Совершили они ширк намерением, словом и действием, и о таких речет Аллах в священном Кор'ане: «Они не владеют даже весом пылинки ни на небесах, ни на земле, нет у них там участия, нет для Него среди них помощника». По воле Всеблагого мы называем их муртады — вероотступники, и в книгах великих улемов Тавуса, ал-Хьасана, ал-Мажуши и Абу-Юсуфа сказано, что муртада надлежит убить. Кафиры и муртады слыхали наш призыв-дава неоднократно, но не покорились и не встали на путь истинной веры, и, Аллах свидетель, совершили мы все предписанное, прежде чем взять в руки меч. Учил Пророк, мир Ему: «Если встретишься с врагами, призывай их к трем вещам — какую из них примут, то соглашайся и не воюй с ними: призывай их к исламу, если примут, соглашайся и не трогай их; если не примут, потребуй у них дань-джизья — если дадут, то прими от них и не трогай их. Если откажутся, то проси помощи у Аллаха и воюй с ними».
Убивать следует всякого, кто сражается с мусульманами или помогает врагу, будь то воин, слуга его или раб. Но знайте, что нельзя убивать женщин и детей неповинных, а стариков дозволено, ибо сказал Пророк, мир Ему: «Убивайте стариков неверных и оставляйте в живых детей». Слепых, умственно отсталых и тяжелобольных дозволено убивать в любом случае, но монахов и отшельников нельзя. Запрещено Аллахом увечить и уродовать трупы.
Знайте, братья, что отступать с поля битвы дозволено вам лишь в трех случаях: перемена позиции, присоединение к большему или сильнейшему отряду, а также тогда, когда войско врага вдвое больше войска мусульман. О нарушивших же это правило гласит аят: «А кто обратит к ним в тот день спину, если не для поворота к битве или для присоединения к отряду, тот привлечет на себя гнев Аллаха». И сказано также в хадисе, что если муджахиды думают, что сражение не приведет их всех к гибели, то лучше им сражаться, не отступать и не убегать. Помните, братья, слова аята: «А если будет среди вас сотня терпеливых, то они победят двести, а если будет среди вас тысяча, то они победят две тысячи с дозволения Аллаха». Тех же, кто покинул без разрешения поле боя, ждет гнев Всевышнего и казнь. Остерегайтесь, чтобы не объявился среди вас ал-мухаззал — тот, кто трусит, жалуется и ноет, а также ал-муржив — тот, кто сеет панику. Они будут изгнаны с позором и не получат своей доли в трофее.
