Владимир Ераносян - 90 миль до рая
– Какая встреча! – улыбнулась Оксана Мельник, поправляя солнечные очки от «Прада».
– Какая мишень на животе! – Летисия подошла почти вплотную и разглядела шокирующие буквы, помещенные внутрь круга. Там было имя ее мужа, отца ее ребенка. Блондинка выколола имя «Карлос». – Теперь я вижу, что зря не продырявила твой животик. Хотя это поправимо.
Она ткнула дулом «магнума» в живот Оксаны, на что та хладнокровно ответила:
– Это временная татуировка.
– Неужели среди русских мужчин не сыщется достойный твоего пупка претендент? – язвительно прошипела кубинка, убрав оружие в кобуру на бедре.
Оксана пожала плечами.
– А Жириновский? – проглумилась Летисия, вызвав непроизвольную улыбку блондинки. – Понимаю, слишком длинно. Ну, тогда Путин.
– После закрытия станции радиоперехвата в Лурдесе вы и его ненавидите, – сделала вывод русская. – А ведь мы здесь делаем одно дело.
– Это наше дело, – осекла ее Летисия, с удовольствием сделав про себя однозначный вывод – русская не знает, что Карлос жив. И ей вовсе не обязательно это узнать. Для нее Карлос всего лишь временная татуировка на пикантной части шикарного тела. А для нее он – истинная любовь.
Они подошли к трупу Лео одновременно. Сделали по выстрелу в голову и все же сказали друг другу «До свидания».
Внизу, на паркинге отеля, они сели в одинаковые джипы одного цвета, взятые в аренду почти одновременно. Правда, отчалили в разные стороны, чтобы оказаться потом в аэропорту у одной стойки для регистрации, но, слава богу, улететь разными рейсами. Линда Алонсо с отчетом о проделанной работе упорхнула в Москву с надеждой навсегда остаться там Ксюшей. Летисия на маленьком «Майкле Дугласе» авиакомпании «Кубана» отправилась домой, в Гавану, с желанием вернуться в семью. На борту она перевела стрелки на циферблате на час назад и уснула, как младенец, на все три часа полета.
Вздремнул на борту президентского самолета и Уго Чавес. В Гаване его встретил Рауль. Он был «по гражданке», ведь Фидель на время болезни объявил брата исполняющим обязанности главы государства, а военная форма, как известно, отдает чрезвычайщиной. Все правильно, цивильный костюм отвечал требованиям момента.
Чавес обнял Рауля и попросил обойтись в такой день без протокольного официоза. Он хотел как можно быстрее попасть в клинику, чтобы увидеть все своими глазами. Чавес был не из тех, кто не способен добиваться своего.
Фидель был слаб, но он встретил соратника и друга, стоя на своих ногах. Он по-старчески хорохорился и сверкал глазами. Все так же остро и злободневно шутил, больше перед Навесом, чем на телекамеру:
– Знаешь, как тебя окрестили эти акулы с Уолл-стрит?
– ?
– Взбесившаяся бензоколонка!
Фидель хотел выглядеть сильным. Он думал, что ему непозволительно казаться немощным. НоУго не за этим приехал.
Для него Фидель был силен как никто, невзирая на его нынешнее физическое состояние. Кастро навсегда останется латиноамериканским исполином, каким бы хилым ни сделала его старость. Фидель был сильнее всех, ведь его устами говорила история. Уго прилетел, чтобы… покормить друга молочным йогуртом из ложечки и пожалеть о том, что не может остаться в этой скромной палате и выходить Фиделя лично…
Когда Уго выходил из палаты, друг окликнул его, проронив как бы в шутку:
– Я состарился. Наверное, скоро умру. Рауль на целых пять лет младше меня, совсем мальчик…
Чавес все понял. Фидель решил уйти. Он остановился, посмотрел на друга и… ничего не сказал… Команданте… Не просто так тебе уйти. Янки и те догадались, что для этого тебя мало убить. Для этого надо опорочить твое имя, растоптать память о тебе. А это невозможно. А значит, ты останешься, даже если уйдешь… Не исключено, что мы проиграем. На это свое веское резюме сделал Че: «Мое поражение не будет означать, что нельзя было победить…»
Чавес улыбнулся, подмигнул наставнику, а в коридоре попросил медиков не позволять проносить к пациенту прессу и не разрешать заниматься делами. Доктора сказали, что это невозможно. Чавес ответил:
– Я знаю, это невозможно…
Киев, Украина – Гавана, Куба
Наши дни
Два друга, Зиновий Костецкий и Николай Руденко, несколько лет назад дали себе зарок собрать средства на открытие в Киеве памятника Фиделю Кастро. Если бы они были коммунистами – их заклеймили бы позором на Майдане, но они таковыми не были. Более того, еще совсем недавно они придерживались различных, ориентированных на демократию и рынок, политических взглядов. Сейчас же они явно не испытывали пиетета ни к одному из действующих персонажей украинского истеблишмента. Ну, может быть, только к Юлии. Больше просто не к кому. Гарна баба!
Коля и Зиня бродили по Крещатику после матча на стадионе «Динамо», где их любимая команда наказала в товарищеском матче надменных москалей. Они пребывали в некой эйфории, ибо раздобыли адрес приемной блока Юлии Тимошенко. Она не откажет – выбьет у этих депутатов с Верховной Рады место под памятник Кастро. Воздвигнуть большой монумент Фиделю депутаты, конечно, не позволят, а вот бюст какой-нибудь, не в центре, конечно, а где-нибудь у большой-пребольшой больницы, напротив медицинского учреждения, чтоб Кастро им глаза мозолил и постоянно напоминал своим несокрушимым видом, что дело врачей – лечить, а не искать причины не лечить.
Свою петицию с просьбой и кучей подписей они сдали не очень-то приветливой секретарше. Та пообещала, что их письмо будет рассмотрено, и попрощалась с ходоками. Билеты на поезд были на руках у обоих. Друзья сказали друг другу «Адьос!» на испанском и отправились по домам к своим женам и детям.
Письмо распечатали через месяц, но Юлии так и не поднесли. Сотрудники ее аппарата даже возмутились. Еще чего! Требовать памятник диктатору! Они бы еще Гитлера увековечили! Хотя с Гитлером, возможно, горячиться не стоит. Предстоит поездка во Львов. Там с этими бывшими ветеранами УНА-УНСО надо быть поаккуратнее – влиятельная на Западной Украине силища…
В купе Зиновию не спалось. Он старался припомнить, когда его мировоззрение кардинально изменилось – до Оранжевой революции или после. Память первым делом выдала тот день, когда он увидел по телевизору самоинаугурацию Ющенко. Потом перед глазами замелькали герои «Поля чудес» – любимой передачи Зини. Затем нарисовался олигарх Ринат Ахметов – хозяин донецкого «Шахтера». Он шлепнул Зиню по уху, чтобы потом оглушить своим криком «Шахтер – чемпион!». И это ему, фанату киевского «Динамо». Садист, а ведь Зиня, несмотря на свои футбольные пристрастия, голосовал за его кандидата в президенты. За Якубовича… Тьфу ты, за Януковича. А вскоре, как повторяющийся страшный сон, сознание в деталях восстановило его самые тошнотворные впечатления многолетней давности…
Уроженец Черниговщины, Зиновий Костецкий всегда считал себя толстокожим. Его вряд ли могла выбить из колеи какая-нибудь телевизионная новость. Но только не эта. Вечером после возвращения с работы Зиновий, уставший и разбитый, свалился на диван и машинально нажал на пульт. И тут же приклеился к своему телевизору.
Он не мог поверить в реальность происходящего. Воцарившийся благодаря сомнительной победе Оранжевой революции новоиспеченный президент суверенной Украины Виктор Ющенко, поспешивший на поклон к Дяде Сэму сразу после скандальной инаугурации, услужливо заявил в Белом доме прямо перед телекамерами:
– Мы будем бороться вместе с мировым сообществом за демократию на Кубе.
Зиновий смачно плюнул в экран и достал из пачки сигарету. Он проклинал себя за слабоволие, в третий раз за последний год проигрывая сражение пагубной привычке, а нового президента Украины за то, что он поступал не как человек, а как… Фантомас.
За сухим комментарием диктора скрывалась вопиющая несправедливость. Зиновий должен был кому-нибудь позвонить, и он знал кому. Он нервно набрал номер, начинающийся с кода Белой Церкви, где жил его товарищ по несчастью, такой же многострадальный отец, Коля Руденко.
– Алло, Коля, здорово! Ты в курсе, что сказал Ющенко?!
– Да уж…
– Своего сыночка небось в Швейцарии бы лечил. А таким, как мы, что делать? Сколько детей с врожденной патологией в районе загрязнения рождается! Только Куба их и принимает…
– Сам виноват.
– Это чем же я виноват?
– Сам за него голосовал.
– Я за Якубовича голосовал, то есть за Януковича…
Зиновий, Николай и еще тысячи украинских отцов и матерей, чьи безнадежно больные по диагнозам местных эскулапов дети были чудесным образом исцелены на Кубе, не без оснований считали спасителями своих чад кубинцев и увязывали это чудо с образом лидера Кубинской революции…
В тринадцати часах лету от Украины, в Западном полушарии, на острове Куба, ту новость, что взбудоражила сознание Зиновия, тоже тогда обсуждали. В присутствии самых именитых кубинских врачей министр здравоохранения убеждал Фиделя:
