Джозеф Файндер - Директор
– В том-то и дело, что не подаст!
– Почему?
– Тут есть очень хитрая статья, запрещающая любые тяжбы, – ткнув пальцем в бумаги, объяснил Хаченс. – После подписания контракта не допускаются никакие судебные разбирательства по поводу содержащихся в нем утверждений и заявлений.
– Зачем же покупателям на это соглашаться?
– Думаю, ответ напрашивается сам собой, – сказал Хаченс. – Должно существовать какое-то дополнительное соглашение, гарантирующее очень крупную выплату какому-то лицу, возможно, китайскому правительственному чиновнику, способному гарантировать и ускорить заключение сделки.
– За взятку?
– Я бы избегал таких вульгарных выражений. У китайцев есть чудесная традиция. Празднуя начало нового года по лунному календарю, они дарят друг другу на счастье деньги в конвертах.
– Десять миллионов долларов – дорогой подарок.
– На первый взгляд такая сумма может показаться излишней, но на самом деле многие заплатят гораздо больше, чтобы прорваться сквозь китайские бюрократические препоны с их бесконечными придирками.
– Но ведь новый год по лунному календарю еще не скоро!
– То-то и оно! Значит, это все-таки не бескорыстный подарок на счастье. Бьюсь об заклад, что деньги, перекочевавшие на анонимный счет в Макао, немедленно перекочевали на другой счет в коммерческом банке на Лабуане.
– Где?
– Лабуан – это остров у побережья Малайзии. На этом кусочке песка процветает мощная индустрия оффшорных банковских операций. По сравнению с лабуанскими, швейцарские банкиры кажутся очень щепетильными. Именно на Лабуане китайские чиновники прячут свои наворованные деньги.
– Вот уж не знал!
– Именно на это они и рассчитывали. Послушные мальчики и девочки не знают о Лабуане и уж конечно не переводят туда своих денег.
– Боже мой! – воскликнул Ник. – Сколько же народа участвует в этой махинации?!
– Трудно сказать. Но с вашей стороны достаточно двух подписей. От «Стрэттона» вполне может подписаться ваш очаровательный финансовый директор, а от «Фэрфилд партнерс» – какой-нибудь активный пайщик-руководитель. Признаюсь, мне кажется, что сделка будет осуществлена наспех, но эти двое друзей наверняка очень спешат. В наше время вообще все спешат… Может, все-таки выпьете со мной бокал мартини?
– Я заказал томатный сок, – сказал Ник, – а его все не несут.
– Знаете, его, наверное, вообще не принесут! – прошептал Хаченс. – Как же я сразу не сообразил! Ведь нас обслуживает Винни!.. Впрочем, вы наверняка привыкли к такому обхождению…
– О чем вы?
Хаченс покосился на официанта и медленно покачал головой.
– Вы же уволили его брата…
3
Одри нашла Роя Багби по мобильному телефону. Багби обедал в своей любимой закусочной. Он с трудом слышал Одри. Вокруг него раздавались раскаты смеха, ножи и вилки стучали о тарелки, гремела хриплая рок-музыка.
– Когда вы вернетесь? – несколько раз переспросила Одри.
– Я обедаю! – заявил Багби.
– Я понимаю, но у меня важное дело.
– Что?
– Приезжайте скорей!
– А это не может подождать?
– Нет.
– Но мне только что принесли гамбургеры! Я сижу в… – Багби назвал ресторан и его адрес.
– Сейчас я приеду! – сказала Одри и выключила телефон, прежде чем Багби успел возразить.
Сначала Багби разозлился на то, что Одри не дала ему спокойно пообедать с приятелями – тремя мужчинами его возраста, одетыми в полицейскую форму, но очень скоро успокоился, извинился перед друзьями, и они с Одри уединились в отдельной кабинке.
– Вот и отлично! – заявил, он, выслушав рассказ Одри о пулях и пистолете. – Считай, мы их уличили!
– Но ведь это лишь косвенная улика, – возразила Одри.
На чудовищном красном галстуке у Багби расцвело пятно кетчупа, существенно повышающее его эстетические достоинства.
– А чего ты хотела? – выпучив глаза, заорал Багби. – Чтобы Коновер принес свой дневник с записью о том, как они с Ринальди прикончили этого психа?!
– Я не уверена в том, что прокурор сочтет эти улики достаточными.
– Ты о каких уликах?
Одри хотела было попросить Багби не орать, но решила, что сейчас не время ссориться.
– Об уликах, говорящих о том, что Эдвард Ринальди и Николас Коновер, скорее всего, имеют прямое отношение к убийству Эндрю Стадлера, – терпеливо объяснила она.
– Ну и что же?
– Помолчите, пожалуйста! Дайте договорить!
Не ожидавший от Одри такой наглости, Багби, к ее великому удовольствию, замолчал, и она продолжала:
– Пистолет, из которого убили Стадлера, стрелял на месте преступления, где шесть лет назад работал Ринальди. Этот пистолет тогда не нашли, но из этого еще не вытекает, что тогда, в Гранд-Рапидсе, его прикарманил Ринальди. У нас недостаточно доказательств.
– Но ведь сама-то ты так не думаешь? И я так не думаю!
– Вряд ли даже наше совместное мнение убедит окружного прокурора выдвинуть обвинение в убийстве против генерального директора огромной корпорации и еще одного из ее руководителей.
– Я уверен, что на детекторе лжи Ринальди расколется, – заявил Багби.
– Он может отказаться от детектора лжи.
– Уверяю тебя, что согласится, если его обвинят в умышленном убийстве, грозящем ему пожизненным заключением без права на амнистию! – Багби откинулся на спинку дивана, смакуя свои мысли. – Здорово мы их прищучили! – пробормотал он и улыбнулся.
К своему удивлению, Одри поняла, что впервые в жизни видит на лице Роя Багби бесхитростную радостную улыбку. Привыкшая к его злорадным усмешкам и неприятным ухмылкам, Одри не могла в это поверить. Впрочем, радость шла Багби не больше, чем крокодилу. Все его лицо покрылось глубокими складками, как накрахмаленная простыня.
– Коновер откажется от детектора лжи, – сказала Одри. – И вообще, мы еще не знаем, кто из них стрелял в Стадлера.
– Ну и что? Обвиним их обоих в умышленном убийстве, а убийцей будем считать того, кто не успеет покаяться первым.
– Не уверена, что до этого дойдет дело. И вообще неизвестно, выдаст ли прокурор ордер на их арест.
– Так езжай обрабатывать прокурора. Ты же знаешь, как это делается!
– Нойс будет этим недоволен.
– Пошел он к черту! Это наше дело, а не его.
– Все равно, – сказала Одри. – Я пока не уверена. Мне не хотелось бы неприятностей.
Багби начал считать по пальцам левой руки.
– Мы обнаружили, что семя для гидропосева под ногтями у трупа такое же, как на лужайке у Коновера, мы узнали, что с записывающего устройства сигнализации Коновера стерта информация за интересующее нас время, мы выяснили, что в два часа ночи у Коновера сработала сигнализация, и он тут же ринулся звонить Ринальди, мы узнали, что этот псих мог раньше лазать к Коноверу в дом, а теперь мы знаем про пули и пистолет. Чего еще нужно?! По-моему, более чем достаточно!
– Я сначала расскажу обо всем Нойсу.
– Бежишь к доброму папочке? – покачал головой Багби. – Неужели ты еще не поняла, что Нойс не за нас?
– Почему вы так считаете?
– Сама посуди. Чем ближе мы подбираемся к директору «Стрэттона», тем больше Нойс нам мешает. Он не подпускает нас к Коноверу. Не удивлюсь, если «Стрэттон» купил Нойса.
– Да бросьте вы!
– Серьезно! В том, как Нойс принимает сторону Коновера, есть что-то подозрительное.
– Нойс просто боится скандала, когда речь идет о таких видных людях.
– По-моему, Нойс слишком сильно его боится. Потом, вспомни, когда я нагрянул с внезапным обыском к Ринальди, тот успел избавиться от двух пистолетов. Словно кто-то его заранее предупредил.
– Возможно, он выкинул их сразу после того, как они с Коновером совершили преступление, – сказала Одри. – Или Коновер позвонил ему и сказал, что я еду к нему с обыском, и Ринальди на всякий случай тут же избавился от улик.
– Все это теоретически возможно. Но посмотри, как Нойс мешает нам работать, занимает тебя другой ерундой, чтобы не дать тебе расследовать убийство Стадлера. Я больше Нойсу не доверяю.
– Он мой друг, Рой, – негромко проговорила Одри.
– По-моему, ты ошибаешься, – сказал Багби.
Одри промолчала.
4
Особняк Дороти Деврис на Мичиган-авеню в Восточном Фенвике оказался меньше, чем раньше казался Нику, но производил сейчас еще более мрачное впечатление своей готической остроконечной крышей. Внутри его полы из мореного дерева были покрыты багровыми, как кровь, восточными коврами. Темная мебель была изготовлена из красного дерева и во многих случаях покрыта темной парчой. Гардины были задернуты. Ник вспомнил, что Дороти Деврис не хотела, чтобы ткани выгорали на солнце. Ярче всего в доме сейчас светилась бледная кожа его хозяйки.
