Пенелопа Стрэттон - Любовь по расчету

Пенелопа Стрэттон

Любовь по расчету

Глава первая

— Тетушка, это возмутительно!

Леди Грейсбурн вздохнула, встретив пламенный взгляд племянницы. Она знала, что Дианта воспримет новость неодобрительно, но никак не ожидала подобного всплеска эмоций.

— Но, дорогая, — попыталась она объяснить терпеливо, — было бы неслыханно, если бы Шарлотта не вернулась к супругу.

— Именно так говорили бы в свете, — согласилась Дианта, — но, как мне кажется, жестоко заставлять женщину жить с таким мужчиной, как Фаррелл, лишь потому, что на каком-то клочке бумаги написано, что они супруги.

— Если бы речь шла лишь о клочке бумаги, дорогая, — мягко возразила леди Грейсбурн. — У них четверо детей. И, кроме того… — она торопилась высказаться прежде, чем сообразительная племянница откроет рот, — Шарлотту никто не заставляет. Она сама хочет вернуться к Фарреллу. Она утверждает, что никогда бы не покинула супруга, если бы не ты. Именно ты внушила Шарлотте мысль, что ни одна женщина не сможет жить с мужчиной, совершившим подобный проступок.

— Естественно, если у нее хватит силы воли, — подтвердила Дианта.

— Но бедняжка Шарлотта не такая. Она очень привязана к Фарреллу, а ты, как мне известно, считаешь это проявлением слабости…

— После всего, что он наделал, — конечно, — твердо произнесла Дианта.

Разговор тети с племянницей происходил в Грейсбурн-хаусе, в Лондоне. Женщины сидели в комнате, залитой лучами яркого летнего солнца. Внешне они были очень похожи — обе с темно-голубыми глазами и живыми, выразительными чертами лица. Однако на этом их сходство заканчивалось. У леди Грейсбурн было кроткое выражение лица, а глаза часто смотрели озадаченно. Лицо Дианты, напротив, удивляло своим не по годам решительным выражением, несколько усиленным волевым, но изящным подбородком.

Девушку не без основания считали красавицей — ее лицо было прекрасным, кожа — шелковистой, шея — лебединой. Но это не могло компенсировать ее недостатков. В обществе за ней закрепилась слава слишком вольнодумной леди. Неизвестно, от кого унаследовала Дианта черты характера, настолько несвойственные созданиям ее пола и возраста. К тому же она обладала острым умом, который ей не доставало хитрости скрывать. Словом, если бы Дианта не являлась наследницей огромного состояния, ее дядя давным-давно простился бы с надеждой выдать племянницу замуж.

Летом 1814 года Дианте Хелстоу исполнилось двадцать лет — довольно много для девушки на выданье, пусть даже такой красивой и богатой, как она. Поиск подходящего супруга оказался нелегкой задачей. Мать Дианты происходила из хорошей семьи, а отец, к несчастью, был сыном банкира, чье огромное состояние и составляло ее наследство. С капиталом мисс Хелстоу могла, конечно же, питать надежду выйти замуж «за титул»… Если бы не происхождение этих денег!

Разумеется, были мужчины, которых стесненные обстоятельства заставляли поглядывать в ее сторону. Лорд и леди Грейсбурн неусыпно опекали племянницу, оберегая ее от охотников за приданым. Но в этом не было необходимости, потому что любой, кто пытался пустить Дианте пыль в глаза, наталкивался на непреодолимое препятствие. Мисс Хелстоу имела весьма неромантичные взгляды на жизнь. Ходили даже слухи, будто она сомневается в том, что вечная любовь вообще существует.

Подобные не по-женски циничные рассуждения и стали причиной ссоры с тетушкой. Шарлотта, приемная дочь леди Грейсбурн, в то утро заявила о своем намерении покинуть родительский дом и вернуться к покаявшемуся супругу. Она хотела забрать с собой своих четырех отпрысков, портивших жизнь всем домочадцам, против чего Дианта категорически возражала.

— Ума не приложу, что еще можно посоветовать бедняжке Шарлотте, — сказала леди Грейсбурн. — Конечно же, ее место рядом с Фарреллом… И потом, они просто не могут остаться здесь.

— Мальчики всегда меня слушаются, — произнесла Дианта, разгадав подтекст замечания тетушки.

— Это потому, что вы постоянно играете в крикет, — горячо возразила леди Грейсбурн. — Твой дядя был чрезвычайно недоволен состоянием лужайки, не говоря уже о разбитом окне в библиотеке.

Дианта усмехнулась.

— Однако он не возражал против их присутствия в доме.

— О, дорогая, все мы так тебе благодарны! Только подумай, что могло бы случиться, если бы некому было за ними присматривать… — возмущенно передернула плечами тетушка.

— Как бы то ни было, — продолжала Дианта, — крикет здесь ни при чем. Дело в стойкости духа, а у Шарлотты ее никогда не было.

— Нелегко быть твердой с мужчиной, — кротко возразила леди Грейсбурн, — особенно, если ты его любишь.

— Я так и знала! Опять любовь! Шарлотта вышла за Фаррелла по любви, и с тех пор он вьет из нее веревки.

— Дорогая, прошу тебя, не говори так! Это неприлично.

— Но почему? В свете презирают любовь. Кузен Берти называет ее «ловушкой для простаков», и я с ним полностью согласна.

Леди Грейсбурн глубоко вздохнула. Трудно сказать, что огорчало ее больше — безрассудство ли племянницы или тот факт, что они вообще были родственницами.

— Кузен может себе позволить говорить такие вещи, а ты — нет. Ведь он джентльмен.

— Дядя Сэлвин так не считает, — Дианта не думала уступать. — Я слышала, как он говорил, что Берти можно назвать кем угодно, но никак не джентльменом.

— Я хотела сказать, что Берти — мужчина, и его мнение не должно тебя волновать.

Дианта склонила головку набок, и ее голос вдруг стал робким и тихим. Это не предвещало ничего хорошего, и тетушка об этом прекрасно знала.

— Вы полагаете, нет ничего предосудительного в том, что Берти говорит: «…хорошо крутить роман с молоденькой вертихвосткой, но боже упаси от чопорной девицы»?

— Дианта, — взвизгнула леди Грейсбурн, — замолчи немедленно! Неужели Берти посмел произнести подобную пошлость в твоем присутствии?

— Я не могу молчать и говорить одновременно, милая тетушка, — с улыбкой сказала Дианта.

Леди Грейсбурн с трудом подавила свое негодование.

— Ответь мне: Берти посмел заговорить в подобном тоне в присутствии леди?

— Он не знал, что я находилась рядом. Я проходила мимо курительной комнаты дядюшки, а дверь была не заперта.

— Тебе следовало тотчас же уйти!

— Знаю, но я этого не сделала. Я даже удивилась своему поведению. Нет, меня невозможно исправить! Очевидно, я напрочь лишена деликатности и навсегда останусь на вашем попечении.

— Дело не в деликатности, — из последних сил продолжала настаивать тетушка. — Тебе уже двадцать, а на горизонте ни одного кавалера. Их и не будет, если ты не прекратишь повторять, что не веришь в любовь.