Осколки разума - Сергей Владимирович Аникин
— Отстаньте от неё, — кинула камень в гепарда Оксана.
Камешек отскочил от деревянной половицы моста и упал в пропасть. Гепард на это не обратил никакого внимания. Принц цапнул за стопу Женю. Она взвизгнула и начала брыкаться, ударив пяткой другой ноги по голове зверя. Багира ухватила её зубами за горло.
— Побежали дальше, её уже не спасти, — крикнула Оксана.
— Мы не можем её здесь бросить, — не согласилась Татьяна.
В этот момент к обрыву приблизились охотники. Направив винтовку и прижав окуляр к глазу, Володя выстрелил. Пуля попала Татьяне прямо в сердце, он перевёл винтовку немного левее, снова нажал на спусковой крючок и прострелил Оксане лоб.
Глава 3
В Москве в огромном зале собралось около миллиона фанатов рок-музыки. На сцене выступал рок-ансамбль «Старая мельница». Солистка Анастасия Геннадьевна Грабарчук была с длинными чёрными волосами, с ярко-чёрными ресницами, худощавого телосложения. Ей недавно исполнился сорок один год. Она плавно играла перебором на электрогитаре и слегка прокуренным голосом пела песню в стоящий на стойке перед ней микрофон. Её чёрные кожаные штаны были в обтяжку, а кожанка сверху болталась нараспашку. Бас-гитару в руках держал и в так дёргал струны сзади неё крупного телосложения Максим Юрьевич Егоров. Он был в тёмных очках в роговой оправе, с длинными кудрявыми волосами, одет в спортивную тройку. На второй электрогитаре выводил мелодию Андрей Иванович Шилов, худой, гладковыбритый и с длинными по плечи белокурыми волосами. Чёрные джинсы, и поверх чёрной футболки на нём была надета косуха, застёгнутая наполовину, на плечах косухи — нашивки с эмблемой группы. За барабанной установкой сидел Григорий Петрович Матушкин, накачанный парень тридцати пяти лет в спортивных штанах и майке. На его лбу скопились капли пота. В левом ухе у него была серьга с монету. Песня закончилась, фанаты кричали, и раздавался оглушительный свист.
— Нашему коллективу пять лет, и сейчас мы хотим исполнить песню «Любовная история», — произнесла в микрофон Анастасия.
Дальше на сцене начались световые эффекты — точно в ночном клубе на танцполе. Чёрный сменил жёлтый, затем оранжевый, красный, синий, серый — как цвета радуги переливались. Потом снова чёрный экран, и всё повторялось. Первой вступила Анастасия, наигрывая арпеджио на гитаре, и, почти касаясь губами микрофона, она начала петь с придыханием. Короткое извилистое соло подхватил второй гитарист. Фанаты поднимали вверх руки с зажжёнными зажигалками и водили ими в разные стороны — язычки пламени танцевали душевно. Затем в колонках, тех, что находились сзади сцены, добавился бас. Куплет подошёл к концу, и в припеве вступили барабаны и включились примочки — подчёркивая тяжёлую атмосферу на сцене.
Песня прозвучала на одном дыхании. Затем Настя прошла вперёд, села на стул за синтезатор Yamaha и начала играть рок-н-ролл, чуть позже присоединилась гитара, бас, барабаны вступили вместе с клавишами. Публика пританцовывала в такт музыке. Песня закончилась, и вокалистка попрощалась и покинула сцену, следом за ней ушли со сцены музыканты. Они прошли в гримёрную: стены были обклеены старыми обоями, на полу лежал невзрачный серый палас, тусклая люстра освещала помещение. Настя прошла вперёд и достала из прикроватной тумбочки бутылку водки, расставила рюмки, разлила и тут же достала из кармана розовую пачку «Кисс», вставила тонкую сигаретку, похожую на зубочистку, щёлкнула зажигалкой, закурила. Жадно затянувшись, она выпустила в тускло горящую лампочку клубок дыма. Шилов прошёл по гримёрной и приоткрыл окно.
— Тут и так дышать нечем, ты ещё закурила, — возмутился Гриша.
— Не начинай! Хочу курю, хочу нет, — съязвила Анастасия.
Она всегда была остра на язык. Максим тоже достал из кармана пачку «Мальборо» и вставил сигарету в рот.
— Ну ты ещё закури, — возмущённо произнёс Андрей. — Может, вы покурите, как выйдем на улицу.
— Я отыграл концерт и хочу курить, так что давай без твоих нравоучений, — возразил Максим.
Андрей схватил его за плечо, впился в него взглядом. Максим схватил его за руку и оттолкнул от себя.
— Давай не будем выяснять отношения, — щёлкнув зажигалкой, закурил и выпустил струйку дыма Максим.
— Так, ребята, что как маленькие, давайте выпьем, — встряла Настя.
Все подняли рюмки, чокнулись и залпом выпили. Затем снова выпили по рюмке. В гримёрную зашёл Геннадий Николаевич Щетинин. Он был крупным, с мощным торсом и мускулатурой, как у спортсмена тяжёлой атлетики. Короткая стрижка чёрных волос и небольшая бородка. Классический костюм-тройка сидел на нём, точно он собирался в ЗАГС.
— Ну, вот тебе раз, — возмущённо произнёс он. — Не успела она отыграть концерт, уже к бутылке прикладывается.
«Как ты меня бесишь», — пробежала мысль в её голове. Она сделала недовольную гримасу, будто гримёр постарался и она играла в спектакле Бабу-ягу.
— А это не твоё собачье дело, — затушив в хрустальной пепельнице наполовину не докуренную сигарету, процедила она.
— Если я так сказал, значит, это моё дело, — заявил он.
— Слушай, какая тебе разница, пью я или нет, работу сделала, чем хочу, тем и занимаюсь, — возмутилась Анастасия. — Ты мне не отец, в конце концов.
— Ты меня достала, сколько можно бухать, один раз лечилась от наркозависимости, два раза — от алкогольной зависимости.
— Увидел щепку в моих глазах — поищи бревно в своих глазах.
— Так, закрой рот и меня послушай очень внимательно, — в его голосе прозвучали стальные нотки.
— Я слушаю, — коротко заметила она.
— Я для вас всё делаю, я как спонсор покупаю вам очень дорогую аппаратуру, снимаю дорогостоящие апартаменты, я как продюсер снимаю студии, на дорогом оборудовании записываю вашу музыку, я как менеджер мотаюсь по всей матушке-России и договариваюсь о концертах, да и за рубежом веду переговоры.
— Какая проповедь, святой отец, я прямо сейчас зарыдаю крокодильими слезами, — выпила она ещё рюмку и решила прервать его. — А мы вкалываем как проклятые, концерт за концертом, турне за турне, ни сна, ни отдыха, только работа, работа, работа. Мы как рабочие кони мустанги, вкалываем в поте лица, вёдрами кровь проливая.
Затем она задумалась, наливая себе ещё рюмку, но тут же решила добавить:
— В итоге ты львиную долю забираешь себе, а нам даёшь крошки с барского
