И падал снег - Дмитрий Александрович Федосеев
Теперь я понял, как это было глупо. Сейчас я с удовольствием бы отдал и проклятый ваген, и даже дом, чтобы провести хотя бы ещё минуту со своей семьёй. Как бы банально всё это не звучало.
В голову снова стали просачиваться жестокие воспоминания; на глаза вновь принялись наворачиваться слёзы.
Я ненавижу людей, которые позволили этому случиться. Ненавижу девушку, которая продала нам билеты в тёплую страну. Ненавижу мужчину, который встретил нас и не взял отгул, хотя прекрасно знал, что заболел. Ненавижу путешественников, которые были осведомлены о новых эпидемиях, но всё равно кружили из страны в страну, разнося штаммы опасных микроорганизмов по всему миру. Ненавижу сельских жителей, которые пасли своих свиней рядом с гнёздами летучих мышей. Вернее, очень хотел ненавидеть и обвинить их во всём, что случилось. Но другая часть меня, более благоразумная, понимала, что стечение тех или иных обстоятельств, далеко не всегда радостных, и называется жизнью. И едва ли можно было судить всех тех людей, которых я назвал и о которых думал. Ведь я не так уж далеко от них ушёл.
Действительно ненавидел я только себя. Это же была моя идея отправиться отдыхать всем вместе, чтобы отметить окончание дочерью университета. Я выбрал гида, хотя жена отговаривала меня, утверждая, что самим постигать новые вершины намного интересней. Именно я, уставший и вымотанный постоянным нахождением в больнице, дал убедить себя идти домой отдохнуть, пока…
В голову снова ворвались воспоминания того страшного утра. Выражение лица доктора, встретившего меня, сестёр, которые смущённо и виновато прятали взгляд. Несмотря на запрет посещения инфекционного отделения, я, растолкав людей, ворвался в их палату. Я не верил им. И только достигнув комнаты, я остановился. Меня поразил вид заправленных коек. Вот так просто: вчера ты жил полной жизнью, общался, шутил, а сегодня за тобой уже убрали кровать. А завтра забудут, что ты вообще когда-то существовал.
Слеза, прокатившаяся по щеке, упала на зеркально чистую гладь ножа, которым я хотел намазать бутерброд к чаю, но так и держал в своей руке. Я немного покрутил его, наблюдая как отблески огня играют со сталью. Небольшой световой зайчик упал на запястье.
– «Удивительно, – подумал я, – Как мало отделяет человека от смерти. Тоненький лоскут кожи и ещё более тонкая ткань сосуда. Пару секунд боли и вот, ты уже медленно уходишь из мира, тихонько засыпая, словно растворяясь в нём.»
Резкий низкий звук ударил по ушам и прошёлся по всему телу мурашками. Это неожиданности я резко дёрнулся и острый как бритва нож по касательной прошёлся по запястью. Я сначала сильно испугался, но присмотревшись, понял, что сосуды не были задеты, а рана оказалась весьма небольшой. Моей жизни ничего не угрожало, и я, быстренько сбегав к аптечке сделал перевязку.
Наконец я встал и направился к источнику шума. Открыл дверь и… Замер.
Давеча грустная и непрезентабельная округа с небольшими островками грязного снега превратилась в чудесное, словно сошедшую со страниц зимних сказок картину. Огромные, практически с ладонь хлопья равномерно укрывали землю, которая стала резко контрастировать с тёмным небосводом.
Всё в пределах поля зрения было укрыто толстым слоем серебристого одеяла, из которого можно было различить лишь дома, что выглядывали громадными сугробами. Причина испугавшего меня звука лежала передо мной, возвышаясь практически с мой рост – наверное, полтонны снега, скатившегося с крыши и образовавшего практически неприступную крепость. А новые слипшиеся воедино снежинки уже успели покрыть черепицу новым белоснежным слоем.
В каком-то детском восторге я, не запирая дверь, вернулся в комнату. Быстро натянул на себя побольше тёплой одежды и выскочил на улицу. Пришлось приложить немало усилий, чтобы преодолеть возникшую перед домом ледяную стену. Но открывшийся вид искупал все неудобства, несмотря на то что из-за падающих снежинок обзор сокращался до полусотни метров.
Внезапно, разрушая волшебный момент раздался сухой треск пистолета-пулемёта. Я успел среагировать и упасть с лицом на землю, а очередь обижено просвистела у меня над головой.
– Maschinengewehrmannschaft in Deckung!3
Пока немецкие подразделения развёртывались в боевой порядок, ответили наши ружья. Чуть погодя, звучно запел наш «Максим». Понимая, что уже нахожусь под прикрытием, я принялся отползать за бруствер окопа.
Оказавшись в относительной безопасности, я принялся оценивать поле боя. Результаты оказались неутешительными: чёртовых фашистов было как минимум в два раза больше. Но хуже всего было то, что у них в поддержке был броневик и лёгкий танк.
– Не впораемося, товаришу лейтенанте. Видходити треба.
– Сдюжим, хлопцы, сдюжим, – успокоил их я, – Михайло, заряжай миномёт.
Я лично навел орудие и первая же мина, со звуком скорого взрыва упала на танк. Восьмидесятидвухмиллиметровая мина его броню не пробила, но разлетевшийся на хорошее расстояние осколки за раз забрали с собой целое отделение пехоты, пытавшихся укрыться за стальным монстром.
На нашу позицию тут же обрушился шквал огня, но мы, пригнувшись не прекращали посылать тяжёлых вестников смерти из батальонного миномёта. Каждый его глухой хлопок подпитывал надежду на удачное окончание боя, в которое, с появлением бронетехники, не верил уже и я, как бы не хорохорился.
Вскоре замолчал наш пулемёт. Решившись высунуться, я увидел лишь его покорёженный ствол, смотревший в небо. Почуявшие быструю победу фрицы стали грубо напирать, обходя наши позиции с флангов. И даже танк, экипаж которого уже расслабился, подъехал довольно близко, обогнав подразделение прикрытия.
– Тебя-то, голубчик, мы ждали, – прошептал я. Схватил связку гранат и лихо, перемахнул через бруствер. Полз я очень быстро, понимая, что каждая секунда промедления стоила жизни моих бойцов. Буквально вгрызаясь в снег, пытался не обращать внимание на затекающие конечности и горящие огнём лёгкие.
Мне повезло, что в эту ночь шёл снег и что поле битвы оказалось не столь ровным. Именно из-за этого я в целости смог подобраться к железному уродцу, не обратив на себя внимания.
Замах, и связка, пролетев по дуге, угодила прямиком в танк. И тут же, не давая никому опомниться, вслед пошла бутыль зажигательной смеси. Я упал лицом в снег, снова прижимаясь к нему, становясь с ним одним целым. Но всё же успел углядеть, как ярко вспыхнул бензиновый двигатель машины, выпуская наружу чёрную копоть.
– Ура!
– За Сталина!
– Бей гадов!
Резкий принёсшийся по полю боя гул бойцов, поднявшихся в атаку, напугал даже меня. Я
