И падал снег - Дмитрий Александрович Федосеев
Мужчина сглотнул.
– И это Вы сидели и смотрели, как Ваши дети умирают и специально не звонили подольше в скорую, чтобы инсектицид наверняка успел подействовать так, как Вы планировали.
– Вы что с ума сошли!? – наконец выпалил Николай, – Это сделал какой-то псих!
– Я тоже так думал. Только боюсь Вы и есть этот псих. Лишь вместо безумия орудием был холодный расчёт.
Я положил перед ним листок с распечаткой.
– За каждого ребёнка Вы должны были получить больше 2 млн руб. Последняя страховка их жизни была месяц назад. Полагаю, уже тогда Ваш план был готов к исполнению.
– Это всё полная чушь! Это сделал чёртов маньяк! Почему вы мне не верите?
– Хотелось бы. Только вериться с трудом. Вы всю жизнь вкалывали на совхоз, потом на предприятии его заменившее. А по итогу будете всё равно получать пенсию чуть больше минимальной… Кто-то с Вами обошёлся несправедливо, и Вы решили отыграться. Но на ком? На собственных детях!?
– Я этого не делал!
Я встал из-за стола:
– Где-то через час приедут следователи из Москвы. Советую, хотя бы им не лгать…
* * *
Я вышел на воздух и, всё же не удержавшись, закурил. Мысль о том, что какому-то маньяку пришла в голову идея отравить ни в чём мне повинных детей, чтобы те покинули этот мир так рано и в таких мучениях вызывали мурашки и неприятный холодок, пробирающий до самых костей. Мысль же о том, что это мог быть их отец повергала в ужас.
Да, я мог ошибаться. Более того, я хотел быть не правым. Хотел, чтобы меня наказали за давление на свидетеля, основанное лишь на косвенных уликах. С другой стороны, я просто не мог отпустить такого монстра на улицы этой станицы, которая и так столько всего пережила за один день. Следователи уже на подходе, пусть они и решают.
Тяжёлая и безрадостная ночь подходила к концу. Не хотелось ни спать, ни есть. Хотелось только забыться и больше никогда не видеть и не слышать столь ужасные и трагичные истории и события, которые наполняли душу мраком до краёв и под корень вырубали хлипкую веру в человечество.
Хотелось больше никогда не жить, чтобы не чувствовать боль этого проклятого мира.
Не взрослеть
Бессмысленность.
Вся моя жизнь оказалась пуста. Глупая череда банальных событий и поступков. Бесполезная учёба, напрасная работа, бесплодное хобби, которое по моим наивным предположением хотя бы к старости должно было обеспечить меня всем необходимым и тем, чего я, как бестолковый истукан, желал всю свою жизнь. Покупки идиотских побрякушек, трата нервов на вечные житейские проблемы, нелепые разговоры и абсурдные мысли. Напрасные победы и поражения, тщетные попытки, сумбурные минуты и моменты гордости, многолюдные вечеринки и вечера одиночества, встречи и прощания. Вся эта суета оказалась лишённой смысла.
Мы рождаемся, вырастаем, набираемся знаний и опыта. Кто-то посвящает свою жизнь работе, кто-то – семье, кто-то – заветной мечте. Но какой путь не выберешь, в конце него всегда будет стоять девушка с косой и необычным именем Смерть. Для некоторых встреча с ней случится в неожиданной авиакатастрофе, другим свидание назначено придорожном кафе, где их скрутит неожиданная аллергическая реакция или инсульт, третьим посчастливится встретиться с роковой красоткой из-за пьяной глупости, что следует после слов "Смотри, как могу!". А четвёртым… Суждено умереть от отёка лёгких на дешёвой койке стационара после продолжительной мучительной болезни, вызванной эпидемией.
И всё, что после нас останется: бесполезный мешок с костями и мышцами и редкие воспоминания, далеко не всегда приятные, оставленные в памяти горстки людей, что исчезнут после их смерти. И вот, лет через пятьдесят, когда твоё тело разложится, место на кладбище перепродадут другому счастливчику, когда все, кто тебя знал разделят твою участь или будут наслаждаться деменцией, когда все достижения, что были для тебя так важны, превратятся в пыль или будут забытыми и никому не нужными, а твои предки, если они конечно будут, даже не поинтересуется, кем ты был, занятые своими целями, ты наконец бы понял, что в этом бесконечном круговороте нет ни капли смысла.
Тоска.
От таких мрачных, до жути рациональных мыслей человечество давно изобрело лекарство – призванные забивать голову чем-то глупым, банальным и мимолетным вещи, занятия и другие люди. Но что делать, если всю жизнь не скучное хобби стало пресней и суше армейской галеты, накупленные безделушки и вкусняшки не поднимают настроения больше, чем на пару мгновений, тошнотворный алкоголь не способен унять агонию души, а близкие дорогие тебе люди никогда больше не будут рядом?
Безысходность.
И только после понимания всех жестоких правил этого мира приходит осознание того, что никто из живущих на планете Земля не способен их изменить, а с ним и беспросветная обречённость.
Всё, что ты или даже всё человечество создало или создаст рано или поздно превратиться в набор привычных Вселенной атомов, в котором нельзя будет разглядеть ни единой потуги. Сколько бы великих людей не было, оставивших свой след в истории, они всё равно предадутся забвению после гибели расы. А в том, что человечество так или иначе погибнет, сомневаться совершенно не приходится. Ведь там, где есть начало, есть и конец. Есть жизнь, значит будет и смерть.
Раздался робкий стук в дверь. Я оторвал взгляд от кружки и поставил давно остывшую дрянную имитацию кофе на столик. Медленно встал, чувствуя затёкшие части тела, и направился в прихожую.
– Добрый вечер, Сергей Иванович, – поздоровалась соседка примерно моего возраста, – Я тут готовила шоколадный пирог и, замечтавшись, сделала гораздо больше, чем смогу съесть сама. Не окажите ли любезность помочь?
Женщина протянула целый противень горячего, покрытого глазурью лакомства.
– Конечно, – отстранённо сказал я, – Спасибо.
И принялся закрывать дверь. Да, это было не очень-то вежливо, но мне хотелось побыть одному. Однако, София Петровна мягко остановила меня.
– Я знаю, Вам сейчас нелегко. Вы только не опускайте руки, продолжайте держаться. Скоро… Станет легче. А если нужна будет помощь, неважно какая, то можете смело звонить мне в любое время дня и ночи.
– София Петровна, – я нашёл себе силы улыбнуться, – Мне действительно непросто, но… Я не собираюсь вешаться или вскрывать себе вены.
Увидев её расширенные глаза, я добавил:
– Всё
