Илья Деревянко - Бриллиантовый психоз
Когда сражение между капитаном Спесивцевым и Сычом было в самом разгаре, к дому номер пять на улице Демократической (до 1991 года Коммунистической, еще раньше, при царе-батюшке, Бараньем тупике), где вместе с женой проживал подполковник Бутылкин, осторожно подъехал черный джип. Из него, воровато озираясь, выбрался Вовик, ради конспирации нацепивший длинный женский парик и потому малость смахивающий на представителя сексуальных меньшинств. В руках он держал мешок, набитый тротиловыми шашками, общим весом не менее десяти килограммов. Откровенно говоря, хотя в военном билете Вовика значилась воинская специальность сапер, в подрывном деле он разбирался слабо, поскольку весь срок службы (не считая карантина) провел при штабе в качестве адъютанта, а вернее, персонального лакея командира части. Принесенного им запаса тротила хватило бы, чтоб пустить под откос минимум два товарных состава или разнести в клочья пятиэтажный жилой дом, однако Вовик об этом не знал и исходил из поговорки «Кашу маслом не испортишь». Внимательно обозрев окрестности и не обнаружив ничего подозрительного, горе-сапер подкрался к машине начальника отделения – новенькой, чистенькой «Ауди-100». В ту же секунду истошно заголосила суперсовременная сигнализация (взятка Бутылкину от хозяина местного автосервиса).
– Мать-перемать! – воскликнул ошарашенный Вовик, прячась за фонарный столб.
Сигнализация продолжала захлебываться в истерике. Распахнулись несколько окон, послышалась возмущенная ругань разбуженных граждан, не стесняясь в выражениях проклинавших импортные охранные устройства, не дающие порядочным людям спокойно отдохнуть. Визг сигнализации выдернул из постели и жену Ольгерда Пафнутьевича, Бутылкину Веру Васильевну, крайне раздражительную, высохшую, как мумия, даму, славящуюся исключительной стервозностью.
– Вставай, кретин! – зашипела она, костлявым кулаком пихая в бок мужа, мирно почивавшего после употребления внутрь двух бутылок водки. – Разберись со своей дерьмовой тарахтелкой! Каждую ночь ни сна, ни покоя! Изверг! Пьянь бессовестная! Молодость мою загубил! Ненавижу!
Не успевшему протрезветь Бутылкину померещилось, будто из кончиков пальцев благоверной вылезли острые кошачьи когти, а во рту появились длинные вурдалачьи клыки. Зная по опыту, что семейная ссора может легко перерасти в грандиозный скандал, сопровождаемый битьем посуды о подполковничью голову, выцарапыванием глаз, угрозами самоубийства и прочими выкрутасами психопатки, он поспешно оделся, выбежал во двор и отключил сигнализацию. Вдруг кот шкодливый на крышу запрыгнет, тогда опять вой сирены, а главное – беснование Веры Васильевны! Черт с ней, с сигнализацией. Машину начальника милиции вряд ли кто посмеет угнать или раскурочить. С супругой же связываться... Бр-р! Бутылкин содрогнулся. Жизнь человеку дается один раз, и провести ее хотелось бы не в инвалидной коляске. (Перед глазами подполковника неотступно маячило кошмарное видение: разъяренная жена-ведьма с горящими безумием глазами, исходящая ядовитой слюной, швыряющая в него различными тяжелыми предметами.) «Подкузьмил мне мерзопакостный армяшка Асланян, – злобно подумал о владельце автосервиса Бутылкин. – Небось специально подсунул такую гадость. Поиздеваться захотел! Ну ничего! Завтра же я покажу тебе, где раки зимуют!» Найдя, таким образом, козла отпущения, Ольгерд Пафнутьевич немного успокоился, повеселел. Прячущегося за фонарным столбом Вовика он впопыхах не заметил... Нейтрализовав сигнализацию, подполковник вернулся обратно в квартиру...
Выждав для верности с полчаса, миньон[7] Звездовской приступил к намеченной операции: обложил «Ауди-100» тротиловыми шашками, поджег фитили, запрыгнул в джип – и до отказа газ... Спустя короткий промежуток времени прогремел оглушительный взрыв такой чудовищной силы, что из окон близстоящих домов повылетали стекла...
* * *Неприятности Ольгерда Пафнутьевича не ограничились взрывом машины, выбитыми стеклами и дикой истерикой Веры Васильевны. Роберт Градский (он же Псих) совместно с двумя молодыми боевиками из Котяриной бригады той же ночью добросовестно выполнил приказ пахана по уничтожению дачи Бутылкина – трехэтажного особняка, расположенного в пяти километрах к югу от Лозовска, выстроенного из белого кирпича в соответствии со стандартами современной моды «богатеньких Буратин» – остроконечная черепичная крыша, кокетливые декоративные башенки, узорчатые балкончики и т. д. и т. п. Согласно известной пословице «Лучше перекланяться, чем недокланяться», Псих захватил не три, а шесть гранатометов с четырьмя зарядами к каждому. Учитывая крутой нрав, горячую голову и холодное сердце Котяры Пакостного, желание Психа «лучше перекланяться» абсолютно себя оправдывало. Как упоминалось выше, Кошкин пригрозил в случае неудачи закопать Градского «живым в землю на помойке». Псих работал с Котярой порядка трех лет и имел веские основания верить подобным обещаниям шефа...
Бандиты на синей «девятке» подъехали к даче начальника Лозовского ОВД ровно в час ночи.
– Охрана тут есть? – шепотом поинтересовался один из боевиков, крепкий бритоголовый бугай по прозвищу Чугунный Лоб.
– Какая разница? – хихикнул другой, некий Валя Мясищев, редко моющийся наркоман с толстым задом, узкими плечами, с отвратительным запахом изо рта и с нелицеприятной кличкой Гнилая Устрица. Ее приклеил парню сам Котяра, посмотрев французский фильм «Дегустатор» с Луи де Фюнесом в главной роли. Ближе к концу фильма враги, угрожая оружием, заставили месье Дюшмана (великого дегустатора, дающего или отнимающего у ресторанов «звезды») кушать отвратительную стряпню из дешевой забегаловки, в том числе гнилые устрицы, пролежавшие в подсобке заведения две-три недели.
Отведав устриц, бедняга Дюшман покрылся аллергическими пятнами, а Котяра сразу вспомнил неряху Мясищева.
– Ха-ха-ха! От Вальки-грязнули у меня тоже аллергия. Гнилая Устрица! Вон!
Участь Мясищева была решена. Поначалу он жутко обижался на столь непривлекательную погонялу, потом привык, да и препираться с паханом опасно для здоровья.
– Какая разница? – повторно хихикнул Гнилая Устрица, перед операцией обкурившийся анаши и в настоящий момент напоминавший умственно отсталую мартышку. – Отстреляемся, и баста! Ха-ха... Ой! – В дряблую щеку Мясищева с размаху врезалась пятерня Психа.
– Молчать, болван! – процедил он. – Смехуечки затеял, рожа неумытая! Я из тебя быстро дурь вышибу... А охраны здесь нет, – остывая, добавил Градский. – До вчерашнего дня у мента поганого не было оснований опасаться нападения. За дело! Живо! Взяли гранатометы, зарядили... Да не тем концом заряд вставляешь. Мудак обкуренный. Вот так!.. Рассредоточились... Прицелились... Огонь!
Двадцать четыре заряда РПГ[8] превратили изящный особняк Бутылкина в жалкие развалины.
– Отлично потрудились, – нервически подергивая уголком рта (следствие перенесенной в младенчестве черепно-мозговой травмы – мама по пьяни из окна уронила), резюмировал Псих. – Камня на камне не осталось. Шеф будет доволен, а сейчас линяем в темпе. С минуты на минуту мусора нагрянут!
Синяя «девятка» на предельной скорости умчалась в темноту... Опасения Градского насчет «нагрянувших мусоров» оказались напрасными. Наряд милиции, вызванный по телефону жильцами соседнего дома, лениво притащился лишь через два часа (соседи не догадались известить стражей порядка, что расстрелянный из гранатометов особняк принадлежит их начальнику)... Взрыв машины и разгром влетевшей в копеечку загородной резиденции повергли Ольгерда Пафнутьевича в состояние шока. В течение целого часа он напоминал свежезамороженного окуня, бессмысленно таращащегося в пустоту выпученными глазами. Наконец подполковник опомнился, залепил истерично визжащей жене хлесткую пощечину, выпил залпом стакан водки и принялся обдумывать планы мщения подлым злодеям, осмелившимся посягнуть на его собственность. Насчет личностей злодеев подполковник ни на секунду не сомневался...
* * *Место «тринадцать плюс шесть», так же как и «тринадцать плюс пять», оказалось пустышкой. Кладоискатели окончательно убедились в этом к двум часам ночи.
– Вряд ли покойный старик управляющий мог закопать сокровища на глубине более трех метров.
– Не беда! – философски молвил Никаноров, тыльной стороной ладони утирая потный лоб. – Да, на сей раз не повезло. Но вы, ребята, не отчаивайтесь. Завтра, вернее, сегодня на рассвете опробуем место «тринадцать плюс девять», а пока давайте спать. Восстанавливать силы!
* * *За действиями кладоискателей пристально следили капитан Спесивцев и Сыч, оба грязные, ободранные, окровавленные, как мартовские коты после жесткой дуэли в канаве, без правил и секундантов. Дуэли за право обладания «прекрасной дамой» – блудливой Муркой с пушистым хвостом. Правда, теперь они прятались не только от «объектов наблюдения», но и друг от друга. Сыч затаился в кустах с одной стороны усадьбы, Спесивцев – на дереве с противоположной. Избитые тела соглядатаев ныли, искусанные насекомыми лица зудели, мокрая одежда противно липла к коже, в обуви хлюпала вода, а в сердцах пылала лютая злоба... Время шло, небо потихоньку светлело, неторопливо приближалось утро, несущее городу Лозовску и его обитателям неслыханные доселе потрясения...
