Франк Тилье - Страх
«Вашей Камиль Тибо». Николя Белланже слишком плохо себя чувствовал, а ответа, который удовлетворил бы Ламордье, просто не существовало. Не человек, а глыба льда.
– Мы все-таки можем надеяться, что Прадье выживет, – попытался он оправдаться. – Если очнется, у нас будут шансы добраться до Харона и быстро закрыть дело. А если это не сработает, то Шарко взял верный след. Мы их скоро возьмем.
Дивизионный комиссар глубоко вздохнул:
– Опять же это не вопрос времени, а…
– Это как раз вопрос времени! – отрезал Белланже. – Может быть, Камиль Тибо именно сейчас умирает. Ей надо регулярно принимать таблетки против отторжения пересаженного органа, это жизненно необходимо. У нас каждый час, каждая минута на счету!
Забывшись, Николя повысил тон и перебил своего начальника. Его нервы не выдерживали, и он не мог принять мысль о том, что Камиль, возможно, уже мертва.
– Камиль Тибо не существует, – сухо возразил Ламордье. – Вы никогда о ней не слышали, и ее имя не появится ни в одном из наших отчетов, пока не найдут ее тело. Вот тогда и посмотрим, как выбраться из этого без особого ущерба для себя.
Белланже хотел отреагировать, но дивизионный его опередил:
– Вы что же, думаете, будто я хочу повесить на себя всю жандармерию севера? Выставить наше ведомство сборищем кустарей? Вы хоть представляете себе риск? Больше и слышать не хочу это имя в наших стенах.
– Я должен предупредить ее близких, если дело плохо обернется. Она же рисковала ради нас…
– Только посмейте, и вы уволены.
Он смерил взглядом своего подчиненного, словно хотел его проглотить. Николя и глазом не моргнул, но не имел сил возразить, защищаться.
– Вы идете по раскаленным углям, капитан, мне, к сожалению, сейчас некем вас заменить. Можно сказать, что вам повезло, но не удивляйтесь, если очень скоро вам придется заняться чисткой сортиров. Еще хоть одна малейшая проблема, и я в детали вдаваться не буду. Вылетите отсюда как миленький, а ваша команда будет расхлебывать последствия.
– Оставьте их в покое. Они всего лишь подчинялись моим приказам.
– Не сомневаюсь. А сейчас возвращайтесь домой. Вы уже ни на что не похожи.
Уходя, Николя с ним не попрощался. Он его проклинал.
Только оказавшись в своей машине, он сорвался. Нервы не выдержали, и он заплакал горючими слезами, вцепившись руками в руль. Уже много лет он не доходил до такой слабости. В каком возрасте он плакал в последний раз?
Через несколько минут у него закружилась голова, и он проглотил таблетку аспирина, запив остатками теплой воды из бутылочки.
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Выражение его лица стало жестче. Он повернул ключ зажигания и поехал, пьянея от усталости и гнева.
С одним-единственным желанием.
Убить.
65
Было очень поздно.
В опустевших коридорах больницы снова наступила тишина. Николя Белланже терпеливо ждал возле нейрохирургического отделения больницы «Ла Сурс» в орлеанском РБЦ. В конце концов один из хирургов, доктор Суингдоу, вышел из операционного блока после многочасовой операции. Белланже пошел ему навстречу и показал свое удостоверение.
– Я полицейский, мне поручено расследование, – сказал он. – Скажите, что он жив, доктор.
Хирург снял голубую шапочку и надел похожие на калоши сабо. Его мокрые волосы липли ко лбу.
– Операция была долгая, сложная. Множественные переломы, кровотечения… Сложнее всего оказалось с головой. Мы смогли устранить наружную гематому твердой мозговой оболочки, полученную при столкновении. Она образовалась между внутренним сводом черепа и твердой мозговой оболочкой вследствие повреждения средней менингеальной артерии. Но кровопотери были значительными, а гематома из-за своего большого размера довольно долго сдавливала ствол мозга.
– Какие могут быть последствия?
– Учитывая серьезность травмы, не исключена возможность глубокой комы и ухудшения его состояния.
– Под ухудшением вы понимаете…
– Это мы узнаем в ближайшие часы, но с ним еще не кончено. Надо запастись терпением. Мы пытались связаться с его семьей. Оказалось, что его родители тоже погибли в дорожной аварии несколько лет назад. Довольно печальное совпадение.
Хирург попрощался и ушел по коридору.
Час спустя Николя стоял перед койкой Прадье в отделении реанимации. Ему разрешили побыть в палате четверть часа.
Несмотря на большой синяк, украшавший лицо этого подонка, у него был вид, будто он спокойно спит. Часть бритого черепа покрывал толстый слой бинтов, поддерживаемый сеткой. К руке была присоединена капельница. Другая конечность была заключена в замысловатую стальную конструкцию. Николя Белланже наблюдал, как по экрану осциллографа регулярно перемещаются пучки электронов, вычерчивая кардиограмму с резким подскоком вверх. Знак того, что сердце бьется.
Камиль Прадье продолжал бороться. Эта мразь, этот мерзавец цеплялся за жизнь.
Николя вплотную подошел к койке и наклонился к его уху:
– Где она? Где Камиль? Что ты с ней сделал?
Он умолк, словно ожидая ответа. Но Прадье, похоже, был очень далеко отсюда.
– Я тебе кое-что скажу. В твоих же интересах бороться за жизнь и вернуться к нам поскорее, потому что я тебе гарантирую, что буду являться сюда каждый день и допекать тебя через уши. А если она умрет, я тебя просто убью. Понял?
Николя положил ладонь на сломанную руку, обхватил пальцами его посиневшую и пожелтевшую плоть и нажал, стиснув зубы.
– Это тебе за Камиль, сучье отродье.
Сердечный ритм участился. Николя перестал давить и блуждающим взглядом посмотрел на свою дрожащую руку. Отступил к стене, задержав дыхание. Потом вышел почти бегом. Он знал, что отныне способен на все.
Сам стал психом. Неуправляемым психом.
Он вернулся домой, к воротам парижского предместья рядом с Булонь-Бийанкуром. Квартира была слишком пустая, безжизненная, безликая. Сюда никто никогда не приходил. Николя был не из тех, кто принимает гостей. Его квартира оставалась всего лишь логовом, где он спал, а ее единственным украшением были стеллажи, полки которых прогибались под тяжестью старинных книг. Заметив «Персидские письма», он вспомнил высказывание Монтескье, в тот вечер имевшее столько смысла: «Печаль происходит из одиночества сердца».
Сегодня вечером он был одинок более, чем когда-либо.
Сегодня вечером он ненавидел свою дерьмовую жизнь.
Он достал из морозильника какое-то готовое блюдо и сунул его в микроволновку. Съел лишь половину. Потом, лежа на диване лицом к включенному без звука телевизору, выпил большую порцию виски и, даже не почувствовав, провалился в мертвый сон.
Когда он услышал телефонный звонок, ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека. Взглянул на часы. Ровно шесть утра.
Он покосился на телефон, лежавший на низком журнальном столике. Экран не светился.
Звенело в каком-то другом месте.
Николя крепко потер себе лицо и пошел на звук. Оказалось, что он доносится из внутреннего кармана пиджака.
Звонок смолк. Николя запустил в карман руку и вытащил телефон.
Телефон Камиль.
Кто мог звонить ей в такое время? Опять тот самый Борис, который уже звонил вчера трижды?
Появилось изображение конвертика, означающее получение сообщения. Николя включил автоответчик.
Мужской голос.
«Мадемуазель Тибо, это говорит доктор Кальмет. Я знаю, сейчас рано, но вас решительно ведет счастливая звезда. Мне позвонили из биомедицинского агентства, они получили сердце. Та же группа крови, прекрасные показатели совместимости. Агентство предоставляет нам право первой очереди до сегодняшнего вечера, в самом крайнем случае до полуночи. Я, разумеется, не стал им сообщать о вашем отказе от операции. Перезвоните мне как можно скорее. Если вы не объявитесь, сердце, к несчастью, уйдет к другому пациенту. С нетерпением жду вашего звонка. Камиль, на этот раз все получится. Видите теперь, что всегда надо верить? Это невероятная удача. На такое нельзя было даже надеяться, а вот поди ж ты…
Позвоните мне!»
Николя прослушал сообщение дважды и выронил телефон из рук.
Что это значит? Выходит, Камиль требуется новая пересадка? Но почему? Потому что ее сердце – сердце Луазо – оказалось больным, неработоспособным? На этот раз все получится. Так вот почему Николя чувствовал, что Камиль была так печальна. И плакала той ночью в отеле, когда они занимались любовью. И хотела, чтобы между ними все произошло быстро.
Потому что ее дни, быть может, уже сочтены.
Он вспомнил о метрономе в гостиничном номере. О его назойливом тиканье. Камиль боялась уходящего времени.
Наверное, она знала, что умирает.
Это сердце было новым шансом. Нежданным подарком судьбы.
Николя схватил бутылку виски и со всей силы швырнул ее в стену.
66
Шарко умирал от жажды.
Даже когда он не шевелился, пепел все равно висел взвесью в воздухе, достигая самого верха лестницы, и высушивал ему носоглотку. Как давно он заперт в этом каменном мешке? Семь, восемь часов? Было так темно, что ему не удавалось даже рассмотреть время на своих часах.
