Дон Уинслоу - Жить и сгореть в Калифорнии
— И тут-то вы вспомнили обо мне?
— Мы берегли тебя, Джек.
— Все двенадцать лет берегли?
— Хочешь верь, хочешь не верь.
Билли швыряет на землю окурок. Затаптывает его, закуривает по новой и говорит:
— Мы столько денег вбухали в «Морские зори» за эти годы. А вы, олухи, ставили нам палки в колеса. «Спасите Стрэндс» чуть не одержал верх. Крах близился, и мы понимали, что требуются деньги.
— И вы втянули Гордона во всю эту показуху, чтоб оправдать гигантскую выплату, — говорит Джек. — Выплату самим себе.
— Именно так, — говорит Билли. — Но Гордон мертв. И Ники сегодня утром получит пятьдесят миллионов.
И эти пятьдесят миллионов пойдут в «Морские зори», и этого будет более чем достаточно, чтобы подкупить членов Совета, и адвокатов, и судей. Большой суммы денег хватит и на все это, и на возведение их мерзких кондоминиумов, которые уничтожат еще не испорченный уголок взморья.
— Ну а Кейси? — спрашивает Джек. — Он тоже участвует?
— Не-а.
— Сандра Хансен?
Билли качает головой.
— Сандра Хансен искренне верит в свою миссию. Так или иначе, — продолжает Билли, — я желаю знать, ты с нами, Джек, или нет? Могу предложить тебе участие. Можешь заиметь здесь кондоминиум или особняк. И плавать на доске хоть круглые сутки.
— Что мне для этого надо делать?
— А ничего, — говорит Билли. — В том-то и вся прелесть. Ты ничего не должен делать. Просто отойти в сторону.
— Таковы условия?
— Таковы условия.
Джек глядит по сторонам. Глядит на побережье, на океан.
— Но погибла женщина, — говорит он.
— Этого не должно было случиться, — говорит Билли.
— Ники вспылил, потерял контроль?
— Должно быть, — говорит Билли. — Ну так как, Джек?
Джек вздыхает:
— Не могу, Билли.
Билли качает головой:
— Мать твою, Джек…
— Да, Билли…
Они стоят и глядят друг на друга. Потом Джек произносит:
— Я дам тебе уйти, Билли. Не стану звонить часок-другой. Ты можешь успеть добраться до Мексики.
— Очень любезно с твоей стороны, — говорит Билли. — Но ты все понял превратно. Я — это единственное, что держит тебя сейчас на этом свете. Я умолил их дать мне возможность поговорить с тобой, прежде чем…
— Прежде чем что?
Билли качает головой и издает легкий свист.
И через несколько секунд появляется Несчастный Случай Бентли. Он идет вразвалку, с пистолетом в руках.
А за ним — Ники Вэйл.
Билли заходит за спину Джеку и отбирает у него оружие.
— Ведь я говорил тебе перестать копать, говорил? — произносит Бентли.
Джек пожимает плечами, а Бентли заталкивает его внутрь здания.
Ники очень возбужден.
И бормочет что-то бессвязное об Афганистане.
130
Он пускается в воспоминания об Афганистане и моджахедах.
— Они тоже не желали сдаваться, — говорит он Джеку. — Но пришлось. Видел когда-нибудь дервиша, кружащегося в припадке безумия? Вот когда их поджигаешь, они так кружатся.
Он стоит перед Джеком, глядя ему прямо в глаза. И, глядя в глаза, говорит:
— Я бизнесмен, делец. И пытался наладить с тобой деловые отношения, но ты отказался. Предпочел вести себя жестко, вести себя неразумно. Но тебе не доводилось испытать на своей шкуре, что такое русская тюрьма, ты не жил в грязи и стуже. Ты уроженец Калифорнии, вокруг тебя всегда все было залито солнцем, и неужели ты не можешь понять, что и я хочу для себя всего лишь кусочек солнца?
Мне нужно получить назад мои вещи. Мне нужны страховые выплаты. Я задолжал людям, которые убьют меня и мою семью, если не получат своих денег. Говорю это тебе, чтобы ты понял, как серьезно я настроен.
И знаешь, Джек, в чем я убедился — даже думаю, что убедились в этом мы оба, — что избавиться от прошлого невозможно.
Но я обратил свое прошлое себе на пользу, и ты можешь сделать то же самое, Джек. Оно может принести тебе богатство. Еще не поздно сказать «прощай» прошлым ошибкам. В наших силах воссоздать себя заново, Джек. Начиная с этого момента. Прошлое изменить нельзя, но строить будущее — возможно. Мы можем помочь друг другу разбогатеть. Выберем Калифорнию, Джек, Калифорнию, а не пожар. Жизнь не должна обратиться в пепел.
— Она уже обратилась, — говорит Джек.
Ники качает головой:
— Все, что от тебя требуется, — это сказать, не делился ли ты с кем-нибудь всем, что знаешь, а если делился, с кем именно. Не говорил ли ты, например, ничего Тому Кейси? Летти дель Рио? Еще кому-нибудь в полиции? Газетчикам? Отвечай на мои вопросы, Джек, черт возьми!
— Не дури, Джек.
— Ответь ему, Уэйд.
Ники волнуется. Начинает опять говорить бессвязно, как в бреду.
— Ты не умрешь сразу, Джек. Мы начнем с ног — боль будет такой, что ты и представить себе не можешь, все нервы внизу так и взвоют. Вот тогда ты захочешь мне все рассказать. Тогда, если все еще будешь жив. Но что ты сможешь предложить мне? Доски для сёрфинга? Так я не любитель прыгать по волнам. Все это так необязательно, Джек, но я в отчаянном положении, я, как бы здесь выразились, дошел до точки. Лев погиб, ему отрезали голову и подбросили ее в дом моей матери, в дом, где находятся мои дети. Даня вернулся ко мне, он сторожит детей, потому что мою мать уже похитили и собираются сжечь, если дело не выгорит, так что видишь, мне надо это знать, Джек.
И я это сделаю, Джек, — побрызгаю на тебя хорошенько этим, как ты говоришь, катализатором, и ты умрешь не от дыма, не удушенный угарным газом, брошу спичку — ты погибнешь в огне, от пламени, которое охватит тебя со всех сторон.
— Как Памела? — спрашивает Джек.
— Нет, не как Памела, — говорит Ники. И, сделав знак Бентли, произносит:
— Открой крышку. Пускай вдохнет этот запах.
Джек и без того чувствует этот запах. Трудно не почувствовать его в закрытом помещении.
— Я любил ее, Джек, — говорит Ники, — любил быть с ней, в ней. Я упивался ею. Она была сама прелесть, как солнечный свет, — она произвела на свет моих детей. Но она собралась… эта сука собралась все у меня отнять. Выжать меня, оставить ни с чем. Она собралась подать на меня в суд, ославить меня: дескать, Ники похотливый козел, Ники — наркоман, Ники — мошенник, он гангстер. Он спит со своей матерью — что неправда, по крайней мере в том смысле, какой подразумевался. Да, она готовилась все это заявить, она сама мне это сказала. Я сказал ей, что развода не будет и ничего она у меня не отнимет — ни дома, ни денег, ни моих вещей, ни моих детей, а она сказала, что, если придется, она все это про меня выложит скорее, чем позволит моей матери дотронуться до детей, испоганить и их. Она так и сказала, дословно: испоганить. Но нет, живьем я ее не сжег. Не заставил корчиться в пламени, извиваться на нашей постели, как эта сука обычно делала, но на этот раз извиваться в огне. Я так не сделал, потому что любил ее. Я просто погрузил ее в сон, напоил ее, заставил принять пилюли, а когда она уснула в нашей постели, взгромоздился на нее. У нее была потрясающе белая изящнейшая шея. Я помню, как я впервые целовал эту шею. Ты помнишь, как это бывает, когда ты первый раз с женщиной? Помнишь эту невероятную нежность, невыразимый, бесконечный жар? Я хотел ее так неистово, я был весь в огне, горел тогда я, и эта сука знала это, знала, что делает. Она дразнила меня и заслужила гореть в огне, но я не хотел этого, я придавил ее подушкой — здесь даже есть какая-то ирония, ведь обычно она просила меня подложить подушку ей под зад, чтобы я мог проникнуть глубже, — а тут я зажал ей подушкой рот и взгромоздился на нее, она вырубилась, но ее бедра дергались и сжимались, она выгибалась дугой, а потом затихла в моих объятиях, а я все никак не мог кончить. Она дразнила меня до последнего, Джек, эта сука, и я не выдержал, я встал и только тогда плеснул керосина вокруг нашего брачного ложа и облил керосином ее. Но я не смог лить керосин на это прекрасное лицо, я облил лишь ту ее часть, которая так меня дразнила. Я хорошенько ее облил, чтоб никогда больше не рожала детей, не поганила их. Избавиться от прошлого невозможно, Джек. Огонь охватывает тебя, и раздаются крики, слышные за много-много миль. А теперь скажи мне то, что мне так нужно узнать. Мне некогда и невтерпеж, сейчас я подожгу тебя, Джек, потому что мне необходимо получить мои деньги и мои вещи, а в заложниках у них моя мать, господи ты, боже!
И он делает знак Бентли.
Бентли поднимает канистру с бензином.
— Я никому не сказал, — говорит Джек.
Ники улыбается.
— Но почему я должен тебе верить? — говорит он. И поворачивается к Бентли. — Приступай.
Вид у Бентли неважный, но он вновь поднимает канистру.
