Ностальгия по крови - Дарио Корренти
– В одном из видео Бруно утверждает, что в лесу они были не одни. С ними был какой-то парень.
– Правда?
– Он никогда не говорил вам про этого мальчика?
Синьора Цзини помотала головой.
– Нет, – и неуверенно взглянула на мужа. – Странно, что никто не явился в полицейский участок для дачи показаний. Сын вернулся домой один, и я не понимаю, как ему это удалось. Ему было всего шесть лет. Он не мог знать всех лесных троп.
– Тогда гипотеза, что они были не одни, вполне правдоподобна.
– Конечно, и она бы многое объяснила. Но я не понимаю, почему тот мальчик так и не объявился.
– Вы помните друзей Росселлы? Был среди них кто-то особенный? У нее был парень?
– Не думаю. Но у нее было много друзей, это я помню хорошо. В нашем приходе молодежь держалась вместе, у них была своя компания. Ее там очень любили. Она была веселая, добрая и жизнерадостная. Кроме того, Росселла была настоящей красавицей.
– Ваш сын говорил, что кто-то ее пугал.
– Не знаю, нам Росселла ничего не рассказывала. Но я помню, как однажды вечером дома она сильно закричала. Мы забеспокоились и побежали к ней в комнату. Но она нас успокоила и сказала, что это просто глупая шутка. Одна из ее подружек пришла и губной помадой написала что-то у нее на зеркале в ванной. Это все, что мне известно.
– Вы не помните, что именно она написала?
– Нет, она не впустила нас в ванную.
– Бруно ссылается именно на этот эпизод.
– Возможно. Он был тогда очень напуган. Я помню, в тот вечер он отказывался спать один и хотел спать только со мной.
– У вас есть фотографии, сделанные в то лето?
– Конечно, – ответила синьора Цзини. – Луиджи, ты принесешь?
Муж сходил за альбомом и положил его на стол.
– Можно его посмотреть?
Чета Цзини кивнула в знак согласия.
Безана и Пьятти молча листали альбом. Почти на всех фотографиях были только Бруно и Росселла. Вот она держит его на коленях, кружит на руках и целует, вот они оба в бассейне или лежат на траве. Другие люди появляются на фото только на пикнике в день праздника Успения Богородицы [108]. Но молодежи на этих снимках нет, только взрослые или совсем малыши.
– Вот моя сестра, – сказала синьора Цзини, указывая на один из снимков.
На фотографии на камне под водопадом сидели две женщины и мазали себе ноги кремом от загара. Илария оторопела.
– Она здесь вместе с Лекки. Лекки была ее подругой?
– Да, у нее тоже был домик в Фопполо. Потом она его продала.
– Почему?
– Не знаю. Мы совсем потеряли ее из виду. После трагедии мы ведь тоже продали дом. Никто не хотел туда возвращаться.
21 января
Вечером Марко предложил Иларии пойти куда-нибудь поужинать вместе. Но она отказалась: слишком устала.
– Пьятти, а как же ты на ногах будешь держаться? – настаивал он.
Она только покачала головой.
– Нет, так не годится, – завелся Безана. – Нельзя так воспринимать все, что происходит. Знаешь, те, кто в 70-е годы учил меня ремеслу журналиста, были людьми суровыми и жесткими. И сердца у них были каменные. Когда кого-нибудь убивали или кто-то попадал под машину, они заявлялись к его матери и обманом выманивали фото, сочиняя всякую чушь. «Ваш сын выиграл приз, синьора, и мы хотим разместить его портрет в газете». И бедная женщина снимала со стены лучшую фотографию. Тогда еще не было «Фейсбука» и раздобыть чье-либо фото было не так легко. А если ты приносил статью без иллюстрации, начальник устраивал разнос.
Илария смотрела на него очень серьезно, без тени улыбки, не находя в его словах ничего смешного.
– Эй, я ведь не дамочку в гостиной развлекаю, – вскинулся Безана, раздраженный таким взглядом, – я хочу, чтобы ты поняла, что значит заниматься нашим грязным ремеслом. Я знаю, твоему поколению трудно найти работу, но вы ведете жизнь более спокойную и комфортабельную. Со многих точек зрения вы – народ привилегированный, а поэтому кончай ныть. Таким практикантам, как я, полагалось обеспечивать котелок. Знаешь, что это значит? Мы до полуночи, а то и до часу ночи сидели на телефоне, обзванивая «кресты»: Красный Крест, Белый Крест, Зеленый Крест. А также комиссариаты, чтобы разжиться информацией. В лучшем случае меня выдергивали среди ночи, и я под завывание сирен мчался с дежурной бригадой на место преступления. Иначе приходилось коротать время в компании бездомных и наркоманов на Центральном вокзале или в барах Куарто Оджаро [109], охотясь за интересными историями. Но не всегда везло оказаться в нужное время рядом с трупом на тротуаре, да еще с записной книжкой и фотоаппаратом. Иногда преступления происходили либо поздней ночью, либо слишком далеко от редакции, поэтому надо было очень постараться, чтобы описать все так, будто ты там присутствовал, хотя тебя там и близко не стояло. Один из нас раздобыл книжицу вроде «Желтых страниц», со списками всех жителей Милана, улица за улицей. И когда поступало известие о несчастном случае или преступлении, он находил номер человека, жившего поблизости, звонил ему и просил рассказать в подробностях, что тот видел и слышал. Или даже просил прислать в редакцию кого-нибудь из семьи, сына или племянника. А потом перезванивал, чтобы собрать информацию. Потом такой мальчишка получал место в рядах «горнистов» или «стрингеров», как их называют в Америке, то есть добытчиков информации для журналистов. Сегодня это называется «гражданской журналистикой». Теперь каждый может вообразить себя журналистом: достаточно камеры на телефоне, и каждый может выложить свой репортаж в соцсетях или на «Ютубе». Поэтому всем вам, кто хочет стать настоящим профи в журналистике, надо напрячься посильнее.
Илария опустила глаза, но ничего не ответила.
– У меня всегда были друзья и в полиции, и среди карабинеров, – продолжал Безана, – но я никогда не считал их единственным источником информации, и тем более достойным доверия. Их мало, и они так загружены, что иногда спешат закрыть дело и сдать его в архив как несчастный случай, хотя на самом деле все не так просто. Тогда мы, журналисты, должны до конца проследить все брошенные полицейскими линии и добраться до истины. Как в случае с тем сальвадорцем, которого сбила машина и он навсегда остался прикован к постели. Его мать настаивала, что перед происшествием его
