Ностальгия по крови - Дарио Корренти
– Знаете, Бруно был замечательный. Но в наше время устроиться в газету трудно. Сколько раз мы с мужем призывали его быть практичнее. Верно, Луиджи?
– Верно. На самом деле…
– На самом деле это мы все время находили для него пусть небольшую, но работу, – прервала она мужа. – Например, портье в гостинице или официанта в баре аэропорта.
– Он работал в аэропорту?
– Да. Его то и дело вызывали. Верно, Луиджи?
– Верно.
На этот раз муж даже не попытался продолжить фразу. Он хотел выйти на террасу и выкурить трубку там, но синьора Цзини тут же его окрикнула:
– Оставайся здесь, Луиджи, пока здесь журналисты. Потом покуришь.
Он послушно сел на место.
– Однако Бруно, даже если его не читали, продолжал писать свои статьи. Он говорил, что кое-что знает о вампире, но не хотел это рассказывать, чтобы не подвергать нас опасности. Он все записывал на компьютер, знаете, теперешняя молодежь с компьютером не расстается.
– А можно нам взглянуть на компьютер?
– Зачем?
– Синьора, в полицейском участке ваш сын говорил, что знает, кто убийца, и у нас есть подозрение, что он не совершал самоубийства.
Женщина заплакала.
– Нет, конечно же нет. Они сразу закрыли дело, но говорю вам: Бруно ни за что не стал бы себя убивать. Не теперь. Верно, Луиджи?
Муж молча взял ее руки в свои.
– Верно.
– Вы знаете, в последнее время ему стало лучше. Он нашел хорошего психиатра и ездил в Милан, чтобы поговорить с ним и уточнить курс лечения. Бруно говорил мне: «Мама, успокойся, я стал лучше справляться». Что ж, посмотрите компьютер, он наверху. Полиция тоже смотрела, но ничего не нашла. Проводишь их, Луиджи? У меня на это нет сил, простите.
Комната Бруно походила на комнату подростка. Там стояли две односпальные кровати: одна неубранная, с грязной одеждой, набросанной как попало, другую сплошь покрывали свернутые листки бумаги. Все ящики были выдвинуты, а на ковре валялось несколько пар кроссовок. Атмосфера в комнате царила мрачная. Стены были выкрашены в черный цвет, а напротив письменного стола стоял книжный шкаф, битком набитый DVD с фильмами ужасов. А рядом на стене висел постер с Белой Лугоши [106] в костюме Дракулы.
– Простите, таким был наш Бруно. Моя жена каждое утро поднималась наверх, чтобы навести здесь порядок, но потом у нее не осталось сил. Вот компьютер, – указал синьор Цзини, словно никто из журналистов не смог бы узнать его. – Действуйте сами, я на это не способен. Никогда не разбирался в технике.
Безана и Пьятти включили компьютер и принялись рыться в файлах.
– Сделаем копию на флешку, – вполголоса предложила Илария, воспользовавшись тем, что Луиджи вышел курить на улицу.
Они уже обнаружили файл, который мог быть им полезен. Файл назывался «Следствие по делу о вампире».
20 января
Илария вернулась домой с материалами, изъятыми из компьютера Бруно. Безана придет к ней только вечером. Сейчас ему требовалось спокойствие, чтобы разобраться с другими делами.
Марко обычно сам разбирался с вопросами практического толка, давно пущенными на самотек, но сейчас такая перспектива его не привлекала. Надо было просмотреть страховые документы, прослушать сообщения от налогового специалиста, прочитать письма из банка. Марко озабоченно взглянул на столик при входе, где лежали нераспечатанные конверты, – возможно, среди них были и заказные, – но потом свернул в ванную. Ему надо принять хороший душ и, надев халат, растянуться на диване. Он даже купил себе дорогущую английскую пену для ванны. «Двадцать евро за приятный запах», – посмеивался он над собой. Такие вещи не были ему свойственны, и кто знает, почему он стал ими интересоваться. Может, потому, что продавщица была хорошенькая и Марко легко дал себя уговорить. Он просто зашел в магазин, чтобы купить дезодорант.
Вода из крана шла только холодная, бойлер опять сломался. Но звонить хозяйке квартиры ему не хотелось. Марко расстроенно посмотрел на пену для ванны за двадцать евро: зачем тратить ее на короткий ледяной душ? Дрожа всем телом в халате, севшим после стольких стирок, Марко подошел к зеркалу. Ага, вот он, живот. Ну да, он ест где попало и пьет, как дренажная труба. Он изо всей силы втянул живот, задержав дыхание. Но что толку стоять вот так, не дыша?
Безана представил себе жену, лежащую на песке кубинского пляжа. Ясное дело, кто-нибудь за ней приударит. И прощай, Армандо. Марко еще внимательнее вгляделся в живот. Потом взгляд его скользнул на сильно отросшие ногти на ногах. Просто медведь какой-то. Марина сделала бы ему выговор.
Закурив очередную сигарету, он прошелся по дому голышом, распахнув слишком короткий халат, который стал еще и слишком жестким. Раз в неделю на два часа к нему приходила домработница-румынка, одержимая экономией на кондиционере для белья. Ну, он сам тоже хорош: ни разу ей не сказал, что хочет большего. Он вообще никогда и никому не говорил, что хотел бы большего.
Безана был требователен только к себе и только на работе. На остальное он закрывал глаза. На самом деле такая жизнь ему порядком надоела. Он растянулся на диване с баночкой пива в руке, а оказавшись в лежачем положении, рыгнул. Но отрыжка была оптимистическая, не все так уж плохо. К примеру, он наконец нашел себе преемницу. Марко хотел научить Иларию всему, что умел. Девочка наделена той же одержимостью, что и он сам, и заслуживает этого.
Марко хотел научить ее вынюхивать происшествия в самых захудалых провинциях Италии, ибо места многое определяют. Научить смотреть вокруг и понимать, что всякое богатство и всякая безысходность имеют последствия, зачастую болезненные. Преступления соответствуют окружающему пейзажу.
Необходимо находить «правильных» людей и выуживать из них максимум информации, приставать к ним, не давать покоя. А мания величия на миг может проявиться у всех. Всеобщее внимание меняет самых заурядных людей. Никто не может устоять. Вдруг появляются свидетели, убийцы выдают себя, а родители жертв сознаются в самых мрачных сторонах семейной жизни. Сила и могущество события способна подчинить все. Молчат только мертвые. Но, может быть, именно так они нам мстят. Кто знает, о чем подумали бы мертвецы: «Со мной вы никогда не говорили, а сколько всего я мог бы рассказать».
Илария должна научиться использовать эту силу и мощь случая, но без цинизма. Потому что цинизм здесь не годится. Каждый после совершения преступления чувствует себя потерянным для мира. Придя к такому финалу, они испытывают потребность сказать последнее слово, как приговоренные. Печальная человечность, убитая обществом одним махом.
20 января
