Ностальгия по крови - Дарио Корренти
Илария вздохнула.
– Кажется, единственным моим настоящим поклонником был Бруно. Бедняга, как мне его жалко! Какой ужасной смертью он умер! Мы должны съездить к его родителям, Марко.
– Илария, нельзя так близко к сердцу принимать каждую смерть. Если начнешь взваливать на себя страдания всех родителей жертв, то вылезти из-под них уже не сможешь.
– Я не собираюсь их утешать. Я хочу к ним съездить, чтобы кое-что выяснить. Полиция сдала дело в архив, но, возможно, совершила большую ошибку.
– Он принимал лекарства, страдал слабоумием, тебе этого мало?
– Да, мне этого мало. Тем, кто лечится, потом становится лучше.
– Но ему лучше не становилось! Он за нами следил, нарядился в священника, чтобы рассказать историю Верцени, и дважды был обвинен в сталкинге. Ты считаешь, что Бруно выздоровел? Ты его фильмы смотрела?
– Конечно, смотрела. И настаиваю, что за этой бредовой болтовней кроется что-то настоящее. Вот только я не знаю что. У него слишком путаная манера речи, и это «нечто» трудно выделить из всей болтовни.
– Пьятти, тебе нужно получить лицензию. Скоро я уже не смогу быть твоим водителем, да и потом, я выхожу на пенсию. Хочу купить себе в какой-нибудь деревушке маленький домик с садом и ездить только на газонокосилке.
– Так, значит, едем завтра?
– Хорошо, – согласился Безана.
19 января
Вечером Безана был очень взволнован: у него намечалась встреча с сыном. Он поджидал мальчика возле пиццерии, растирая замерзшие руки. Якопо наконец ответил на его сообщение, хотя и пропустил по крайней мере десяток предыдущих, не придав им значения, и согласился с ним поужинать. Собственно, смс сына было коротким: «Привет, па. Я освобожусь в девять, у меня партия в мини-футбол». Шестьдесят два знака, считая пробелы. Но у Марко забилось сердце.
Якопо немного опоздал, но настроение у него было веселое. Безане так хотелось, чтобы сын что-нибудь рассказал о себе, но потепления в разговоре пришлось ждать довольно долго. Поначалу Якопо только обсуждал меню. Речь зашла об асколанских оливках, и этого ему вполне хватило. Безана, дрожа от нетерпения, заказал среднюю кружку пива.
– Знаешь, а я, пожалуй, закажу «маргариту» с молодой жареной картошкой.
– Совсем как в детстве.
Но Якопо даже не улыбнулся, словно ему не понравилось мысленно вернуться в детство.
– Так что, значит, вампира поймали? Я видел по телевизору.
Безана молча кивнул. Конечно, он не претендовал на то, чтобы сын читал газеты.
– Но мы с Пьятти считаем, что это ошибочный арест.
– Полный отпад!
На этот раз сын не подкалывал отца по поводу Иларии, словно этот вопрос перестал его интересовать.
– Не такой уж это и отпад, – фыркнул Безана, начиная нервничать. – Хорошо будет, если убийца останется на свободе, а в тюрьму отправится невиновный?
– Да ладно, пап, успокойся, я просто так сказал.
– Неужели мы с тобой не можем просто поговорить о нас, а не болтать «просто так»?
Якопо опустил глаза и затих, в полном молчании жуя оливки.
Безана уже раскаялся, что так надавил на сына. Надо успокоиться.
– Как дела в школе?
– Вполне.
– Как это понять: «вполне»?
Якопо поднял глаза, и во взгляде его сверкнуло бешенство.
– Тебе сегодня ничем не угодишь. Уж лучше бы я пошел с друзьями в кино. Я ведь сразу говорил, что долго с тобой не выдержу.
– Извини.
Безана проклинал себя, но было уже поздно. Якопо занял оборонительную позицию и теперь разговаривал, не отрывая взгляда от мобильника, словно ждал сообщения.
– У тебя есть девушка?
– Нет. А что?
– Я же вижу, ты все время смотришь на экран. Я думаю…
– Неправильно думаешь.
По счастью, принесли пиццу, и напряжение немного улеглось. Оба старались его победить, обсуждая высокую и мягкую корочку пиццы. Однако Безана был деморализован.
– Как мама?
– Сейчас просто в раю. Она на Кубе с подружками. Говорит, что у нее до сих пор сохранилось желание поехать в свадебное путешествие, которого у вас не было.
Безана опустил глаза.
– Тогда это было невозможно: мы занимались двойным убийством в Кунео.
– В мире каждый день кого-нибудь убивают, пап.
– Я знаю. – Снова наступила тишина. – Ты уже подумал, кем хочешь стать, когда вырастешь?
– Уж точно не криминальным журналистом. Я хочу жениться и каждый год возить жену в отпуск.
– Моя работа кажется тебе достойной презрения?
– Ни капельки. Но существуют же и другие вещи.
– Думаешь, это я виноват, что у нас не сложилось?
– И ты тоже.
Безана отпил глоток пива. По крайней мере, сын говорил искренне.
– Тебя действительно не интересуют убийства? Знаешь, это странно. Преступления обычно возбуждают у людей любопытство.
– У меня не возбуждают. Я всю жизнь только и слышал рассказы о преступлениях. Ты больше ни о чем не говорил.
– А я больше ничем и не занимался.
– Вот именно. Ты просто должен с кем-нибудь смотаться на Кубу. Момент настал. Тебе там будет хорошо.
Похоже, сын задумал отправить его на пенсию. Безана свирепо откусил кусок пиццы.
– Хочешь, скажу одну вещь? Мне к черту не нужна никакая Куба.
– Знаю, в этом и состоит твоя проблема. Тебя интересуют только эти гребаные убийства и убийцы. Не могу понять почему.
Безана попросил принести счет. Ему не хотелось продолжать этот бессмысленный разговор и объяснять что-то человеку, у которого нет ни малейшего желания его понять.
– Ты уверен, что не хочешь сладкого?
– Нет, я в порядке.
– Везет же тебе. Я никогда не чувствую себя в порядке.
20 января
Безана и Пьятти вошли в маленький домик абрикосового цвета. Синьора Цзини повела их по узкому коридору с начищенным до блеска полом, мимо портретов папы Иоанна, репродукций икон в золотых рамках, декоративных тарелок, вязаных салфеточек и ваз с искусственными цветами. Она привела их на кухню и усадила на соломенные стулья с вышитыми подушками за круглый стол, накрытый, как и положено, клеенкой. Между часами с маятником и горкой, полной всяких чайничков, под окном с кружевными занавесками, вышитыми оленями и эдельвейсами, располагались фотографии сына.
Марко и Илария были смущены. Они не знали, в курсе ли родители, что Бруно ловили за сталкингом, рассказал сын им или нет про погоню и допрос в полицейском участке.
Однако мать их опередила и заговорила первая.
– Он мечтал стать журналистом, как вы. Вы были его идолами.
Безана и Пьятти опустили глаза.
– Нам очень жаль, синьора.
Отец не раскрывал рта. Классический муж, который не заканчивал фразы за женой и молча набивал свою трубку. Он даже не успел с ними поздороваться: жена не
