Чудовища рая - Хермансон Мари
Затем, словно бы доверяя своему собеседнику некий секрет, Фишер подался вперед и тихонько проговорил:
— Я, знаете ли, не особенно жалую психотропные препараты. Слишком примитивные и грубые. В будущем мы будем использовать гораздо более тонкие методы.
Даниэль осторожно пригубил чай.
Врач удовлетворенно кивнул, прочистил горло и продолжил:
— Что ж, как вы поняли, в Химмельстале ведется множество различных исследовательских проектов. С самого начала идея заключалась в работе по нескольким направлениям с целью скорейшего выявления причин психопатии и оптимальных способов ее лечения. Вам известно об одном из таких проектов, основанном на модели «Пиноккио» доктора Пирса, согласно которой психопат рассматривается эдакой деревянной куклой, почти, однако не совсем являющейся человеком. И, как вы тоже наверняка уже поняли, я не отношусь к числу приверженцев «кукольной» теории доктора Пирса. Действительно ли психопат менее человечен из-за отсутствия совести? Очевидно, ответ на этот вопрос зависит от того, как определять концепцию человечности.
— А над каким проектом вы работаете в том коридоре? — перебил его Даниэль, сейчас менее всего желавший выслушивать какие бы то ни было определения.
Доктор Фишер откинулся на спинку кресла и невозмутимо заметил:
— Думаете, меня чересчур понесло в философию? Но дело в том, что философия, медицина и психиатрия сближаются друг с другом все больше и больше. Итак, почему же эволюция снабдила человека совестью?
Даниэль не понял, был ли это риторический вопрос, или же от него ожидался ответ. Желая, однако, поторопить события, он попытался дать нужное толкование.
— Думаю, чтобы сдерживать агрессивные и эгоистические порывы. Без совести мы бы просто поубивали друг друга, искоренили собственный вид.
— Вот как? — воскликнул врач, прикинувшись потрясенным. — А что, у крыс есть совесть? Или у змей?
На этот раз Даниэль предпочел отмолчаться.
— Едва ли. Для выживания вида совесть совершенно не обязательна. Тогда для чего же она нам?
Даниэль решил не отвечать и на этот раз. Карл Фишер отнюдь не жаждал дискуссии, понял он. Ему всего лишь требовалась аудитория.
— Возможно, — продолжил врач и сделал драматическую паузу, призванную немного потерзать публику неизвестностью, пока он прихлебывает чай, — возможно, совесть зародилась, чтобы сильнейший член племени не отнимал еду у других. Выживание группы было гораздо важнее выживания отдельной личности, и потому голодный умоляющий вид и послужил стимулирующим фактором для альтруистического поведения. В такой примитивной форме совесть представляла собой не более чем реакцию животного на скулеж своего выводка. Эдакий инстинкт, внутренний голос. Однако человек, в отличие от животного, обладает способностью сопротивляться своему внутреннему голосу. В связи с чем он был наделен другим средством регламентирования поведения, присущим исключительно ему одному, — а именно чувством вины. Эдаким прибором, срабатывающим при существенном отклонении от программы. Наверное, в каменный век подобного способа было вполне достаточно. Но сегодня? Разве мы живем племенами в дикой местности, Даниэль? Нет, мы особи, взаимодействующие и конкурирующие друг с другом на свободном рынке. Совесть и чувство вины для нашего выживания важны уже не более чем наличие аппендикса. Истина заключается в том, что мы прекрасно справлялись бы и без них — а то и даже намного лучше. Как вид, конечно же, я хочу сказать. Кое-какие отдельные особи, естественно, не выживут — но такова цена, которую приходится платить за эволюцию.
Он вновь прихлебнул чай, и Даниэль воспользовался возможностью отпустить замечание:
— Если я правильно вас понимаю, доктор Фишер, на самом деле вас не интересует лечение психопатии? Вы расцениваете отсутствие совести как преимущество?
— Верно, в отличие от прочих химмельстальских исследователей, я рассматриваю психопатов совершенно по-иному, — важно кивнул Фишер. — С эволюционной точки зрения таковые вовсе не являются откатом к некоему раннему, более примитивному состоянию, как полагают некоторые. Как раз наоборот. Причина данной периодической девиации в точности та же, что и других отклонений: природа тестирует новые модели. Если таковые оказываются работоспособными, они сохраняются и развиваются дальше. И факт состоит в том, что количество диагностированных психопатов в Химмельстале возрастает с каждым годом. В то время как на первых порах нам приходилось тратить время на поиски исследовательского материала. А сегодня мы буквально завалены заявками от всех европейских стран и способны принимать лишь часть от общего количества клинических случаев, что норовят перевалить на нас. Таким образом, с позиции эволюции модель психопата выглядит очень удачной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Лично я не вижу никаких эволюционных преимуществ в росте числа убийц, насильников и воров, — возразил Даниэль.
— Вот здесь вы совершенно правы, в данном аспекте преимуществ нет. Химмельсталь переполнен импульсивными и буйными недоумками. Потому что у большинства психопатов не просто отсутствует совесть. К сожалению, им также недостает терпеливости, настойчивости и самодисциплины, что в большинстве случаев делает их бесполезными. О чем наверняка сожалели множество мафиозных боссов и главарей террористов. Их мечта — послушный психопат. Бесчувственный, но непоколебимо преданный своему хозяину. Бесстрашный, однако при необходимости способный проявлять осторожность. Сообразительный, но не наделенный независимым воображением. Короче говоря, робот. Только представьте, сколь полезным в определенных ситуациях может оказаться человек с подобными качествами.
Карл Фишер умолк и пристально посмотрел на Даниэля, словно бы желая удостовериться, что тот следит за его мыслью. Даниэль совершенно серьезно кивнул и поинтересовался:
— И такую личность можно создать?
— Не исключено, — развел руками врач.
— Именно поэтому к вам и наведывается мистер Джонс? Вы работаете на ЦРУ?
— Несомненно, именно в это и верит ЦРУ, — со смешком отозвался доктор Фишер. — Ох уж эти американцы! Вбили себе в голову, будто я занят созданием человеческих снарядов, которые они смогут использовать в своих нескончаемых войнах. Впрочем, пока они снабжают Химмельсталь средствами, я не собираюсь выводить их из данного заблуждения. Без их денег мы ни за что бы не развернулись с таким размахом. Взять хотя бы мой исследовательский отдел. — Он указал на скрытую занавеской дверь, через которую они вошли. — Без щедрых дотаций мистера Джонса не видать мне всего этого как своих ушей. Поэтому-то мне и приходится скакать кроликом вокруг него на экскурсиях. Я показал ему кое-какие эксперименты и вручил наспех набросанный секретный отчет. Естественно, он даже не догадывается, чем я в действительности занимаюсь. Полагает, будто я приручаю монстров. Что совершенно неверно. Мой проект гораздо шире.
— Так чем же вы занимаетесь?
— Созданием счастливого человека. Мира без страданий, — ответил Карл Фишер, скромно пожав плечами.
— Ух ты! И как же вы планируете добиться этого?
— В основном человеческое несчастье происходит из того факта, что люди обладают большим количеством эмоций, нежели им в действительности требуется.
— Так вы хотите отключить у человека чувства? — воскликнул Даниэль. — Превратить каждого в психопата? В этом и состоит цель вашего проекта?
Несмотря на принятые препараты, он столь разволновался, что с трудом мог усидеть на месте.
Фишер накрыл его ладонь своей и произнес:
— Позвольте мне все-таки закончить. Я не хочу ничего отключать. Всего лишь понизить уровень.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Он чуть сжал Даниэлю руку, ободряюще улыбнулся, а затем откинулся на спинку кресла и продолжил:
— В бытность свою студентом я проходил практику в психиатрической клинике, и меня неизменно поражал объем выказываемой пациентами вины. Зачастую совершенно необоснованной. Вины за события, изменить которые они были не в силах. Или когда им уже было поздно что-либо предпринимать. А всё это такие тягостные эмоции — и при этом совершенно излишние. И чем больше я слушал этих пациентов, тем больше удивлялся. Поскольку сам я подобного никогда не испытывал, все это завораживало меня. Эта их тоска, их страдания — людей с абсолютно здоровыми телами, которые жили бы себе припеваючи без таких вот чувств.