Чудовища рая - Хермансон Мари

— А это что еще такое?

Словно бы обдумывая уместный ответ, Фишер крутил стерженек меж пальцев. Наконец проговорил:

— Можете расценивать это как руку, которая вот-вот вас наполнит.

Подобный ответ Даниэля отнюдь не обрадовал, однако, прежде чем он успел как-то его прокомментировать, земля отдалась громоподобным рокотом, от которого задребезжали инструменты и склянки на полках.

— Боже милостивый, опять они взрывают! — вскричал доктор Калпак. — Придется подождать. Я не могу оперировать, когда все ходит ходуном.

— Да уже закончили. Все в порядке, — спокойно отозвался Фишер.

— Никаких вибраций! Абсолютно никаких вибраций! — продолжал заходиться индиец. — Тут даже на миллиметр ошибиться нельзя!

— И не ошибетесь. Вы поместите его в точности куда надо.

Оба врача уставились друг на друга по разные стороны от кресла, выжидая, не последует ли нового взрыва. Единственное, что нарушало тишину, был гул вентилятора.

Фишер ободряюще кивнул, и Калпак сбрил остававшиеся волосы на голове Даниэля. С тихим гудением спинка кресла опустилась до лежачего положения, а затем кресло поднялось на удобную для работы высоту.

Доктор Калпак обхватил лоб Даниэля металлической скобой, которая зафиксировала ему голову, не позволяя поворачивать ее в стороны.

Врачи снова воззрились друг на друга. Фишер едва заметно подмигнул левым глазом — как будто тик пробежал по его веку.

— Что вы собираетесь де… — начал было Даниэль.

И в следующее мгновение голова его взорвалась снопом искрящейся боли. Он услышал крик — возможно, свой собственный, — и, словно обугленная фотопленка, его сознание разлетелось на кусочки.

57

Абсолютная темнота, пронзило Даниэля тревожной мыслью. Густая и плотная, словно материальное вещество, она обволакивала его со всех сторон, набиваясь в рот и ноздри. Совершенно никаких проблесков света, никаких оттенков — лишь сплошная чернота. Даниэль словно оказался в некой новой стихии, в которой невозможно было разобрать, где верх, а где низ. Как в космосе. Впрочем, само правило, будто Северный полюс обязательно наверху, а Южный внизу — всего лишь предрассудок. С какой стати так считают? Наверху и внизу относительно чего?

Наверное, он умер. Верх и низ больше не существуют. Ориентироваться не по чему. Вот только, коли он умер, как же он может рассуждать обо всем этом? Да и потом, кое-что, способное послужить ориентиром, все-таки имелось. Вполне реально и весьма болезненно на правую ногу и бедро ему давило что-то тяжелое и твердое. Он попытался выбраться из-под веса или отпихнуть его, однако обнаружил, что совершенно не в состоянии пошевелиться. Где же доктор Фишер и доктор Калпак?

И вдруг Даниэля осенило, что же произошло. Взрывные работы на стройке! Подземная исследовательская лаборатория доктора Фишера не являлась частью официальной территории Химмельсталя и не значилась на планах комплекса. Поэтому при расчете количества взрывчатки ее попросту не учли. И вот теперь операционная, в которой он находился, — а может, и вся лаборатория — обвалилась.

Погребен заживо! Как ни гнал Даниэль от себя эту мысль, от нее было никуда не деться.

Он закричал, однако это лишь причинило дополнительную боль, нежели подняло какой-то шум, поскольку рот у него тут же забился бетонной пылью, и он зашелся в приступе мучительного кашля.

Сквозь собственные стоны Даниэль вдруг расслышал посторонний звук. Машина? Человеческий голос? Какие-то протяжные ноты, вибрирующие и визгливые. Он замер и прислушался. И узнал мелодию. Это же «Знамя, усыпанное звездами», государственный гимн США! Только звучит как-то чудно. Будто кто-то пытается изобразить голосом электрогитару.

— Том! — крикнул он. — Это ты?

В нарастающем темпе эксцентричные звуки заметались меж истошными вскриками и глухим низким завыванием и наконец, после продолжительного крещендо, оборвались. Раздался щелчок, и совсем рядом вспыхнул огонек.

Из мрака проступил Том. Он держал в руке зажигалку, чей хилый свет придавал его худому лицу и обритой голове жутковатый вид. Судя по всему, имитация гитарного звука оказалось для него занятием довольно утомительным — он тяжело дышал, а из уголка рта у него сочилась струйка слюны. Во всем остальном, впрочем, выглядел резчик совершенно невредимым.

— Том, можешь мне помочь? Кажется, я застрял, — простонал Даниэль.

— Да, тут несколько тесновато, — со вздохом согласился Том, не двигаясь, однако, с места.

В слабом свете Даниэль разглядел обрушившиеся бетонные блоки и искореженную металлическую арматуру. Сам он лежал на полу, придавленный перевернутым операционным креслом.

— Том! — взвыл он снова.

Тот подошел поближе и осветил лицо Даниэля зажигалкой. Затем отступил на пару шагов назад и принялся внимательно его рассматривать, рассеянно поглаживая свой голый череп. Наконец изрек:

— От всего этого дерьма нужно избавиться. Оно загораживает обзор.

— Всецело с тобой согласен, — прошипел Даниэль. — Но я застрял. Как думаешь, сможешь меня вытащить?

Том снова приблизился и критически осмотрел завал. Потом присел рядом с Даниэлем и сунул ему зажигалку:

— Держи.

Встав плечом под бетонную плиту, он принялся изо всех сил толкать ее, однако та даже не шелохнулась.

— Не, не могу, — констатировал он. — Придется тебе так и оставаться. Но выглядит не очень.

— Может, попробуешь меня вытащить? — прошептал Даниэль.

Том вздохнул, словно ему вконец все это надоело, но все-таки ухватил Даниэля за руки и, раздраженно дернув, протащил его на несколько сантиметров. Оказалось, что масса давила Даниэлю на голень, а вовсе не на бедро. Он взвыл от боли, однако смог самостоятельно проползти чуть вперед и в итоге полностью высвободился. Затем перевернулся на бок и, жадно глотая воздух, схватился за пульсирующую лодыжку.

— Без этого дерьма выглядишь ты гораздо лучше, — с одобрением сообщил Том.

Даниэль встал на ноги и, убедившись, что дело обошлось без переломов, осмотрелся в свете зажигалки. Они были заперты в небольшом пространстве, со всех сторон окруженном обвалившимся бетоном и щерящейся арматурой.

Вдруг Том присвистнул и на что-то указал. Из-под завала торчала рука в белом халате. Темнокожая кисть с ладонью посветлее, длинными и тонкими, словно стебельки, пальцами.

— Доктор Калпак, — заключил резчик.

Он нагнулся и слегка подергал пальцы, после чего с досадой цокнул языком.

— А мог бы стать великим гитаристом.

— Его сестра играет первую скрипку в Лондонском симфоническом оркестре, — пробормотал Даниэль, безуспешно пытаясь нащупать пульс на все еще теплом запястье.

Затем оглядел груду бетона, вздымавшуюся до самого потолка. Где-то под ней, вероятно, покоился и доктор Фишер.

— Где ты находился, когда тоннель обрушился? — спросил он у Тома.

— В приемной. Меня должны были оперировать сразу после тебя. Я пошел в туалет, а охранник остался снаружи. И когда я смывал, что-то произошло. Наверно, не на ту кнопку нажал. А с тобой что? Тебе уже делали операцию?

Он указал на недавно обритую голову Даниэля, и тот вдруг ощутил, как по виску и щеке у него стекает что-то теплое и вязкое. Ахнув от ужаса, он схватился за голову, замер и затем осторожно ощупал саднящий участок над правым ухом.

Том выхватил у него зажигалку и поднес к ране.

— Просто свежая царапина. Наверно, зацепило куском бетона, — диагностировал он и несколько виновато добавил: — Что ж, а теперь мне пора.

Том развернулся, и Даниэль тут же оказался во тьме. Затем, подсвечивая себе зажигалкой, резчик с неожиданным проворством принялся карабкаться по куче громоздящихся глыб.

— Только осторожнее, смотри, чтобы еще больше не обвалилось! — крикнул Даниэль, пока Том с легкостью горного козла взбирался по обломкам.

Куда, черт побери, он собрался?

— Здесь тоже слишком тесно. Нужно избавиться от этого, — фыркнул резчик. — И от этого.

Он уже достиг вершины бетонной кучи и держался за обломки, широко раскинув руки. Огонек зажигалки сиротливо мерцал во тьме.