Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

Спросить Вильяма.

Он был восьмым пациентом? Ты об этом хотела сообщить в «Табу» в тот вечер? Йо и Куртка.

Если Куртка — это Бергер, а Вильям — Йо… Вильям ищет нежности и защиты. Его использует черт. Черт подери Бергера. Он у черта.

Она встала — так разволновалась, что не могла усидеть на месте.

Кто такая Ильва Рихтер? Имеет ли Вильям к ней отношение?

Она достала телефон. Первый раз в жизни пожалела, что здесь нет связи. Не чтобы звонить в полицию, это подождет. Надо спросить Вильяма. Получить ответ, как все это связано… Майлин помогла Вильяму. Потому что она не могла его использовать. Майлин была сама доброта. Лисс осушила бокал. Мысль об этой доброте разбудила и в ней что-то похожее. Она решилась: надо поговорить с Вильямом прямо сейчас. Выяснить, верно ли все это. Подняться на гору, найти место, где ловится сеть, и позвонить. Оказаться там, наверху, в темноте и рассказать ему, что она нашла. Что она знала, как ему было плохо.

Она набросила куртку и достала снегоступы с полки над дверью. Она убила человека. Но чувствовала в себе доброту Майлин. Она была сильнее, чем все зло, содеянное Лисс.

6

Роар поставил миску с остатками вчерашнего томатного супа в микроволновку. В холодильнике он обнаружил два яйца, сваренных вкрутую. Он почистил одно и съел. Он хотел позвонить Викену сразу же, но не стал торопиться. Если звонок, которого он ждал, даст ему нужный ответ, у него будет туз в руках, который он раздобыл сам. Он никак не мог забыть мучительное совещание неделю назад. В этот раз он сыграет правильными картами, в правильной последовательности.

Когда микроволновка запищала, он достал миску, разрезал второе яйцо и положил его в суп. Вид белых лодочек, плавающих в зернистом оранжевом супе, навел его на мысли о том, что висело над ним несколько недель. Он обещал матери заехать, отвезти ее на кладбище и помочь прибраться на могиле, где все еще стоял выгоревший с Рождества факел. Мать была в прекрасной форме и могла отлично справиться сама, но ей было важно, чтобы они отправились туда вместе.

Телефон зазвонил. Он проглотил недожеванное яйцо и снял трубку.

— Арне Вогт-Нильсен. Я проверил, о чем вы просили.

— Отлично, — подбодрил его Роар, схватил ручку и записную книжку и отодвинул горячую миску с супом.

— Вы спрашивали о поездке на юг. Осенью девяносто шестого года. Все верно, я вывозил в тот год семью на Крит. В остальном мы чаще ездили на Кипр и пару раз в Турцию. Детям там больше нравилось, в Аланье, и отель был отличный.

Роар не интересовался турецкими курортами.

— Где на Крите вы были?

— Да местечко называлось Макригиалос. В принципе ничего, но далековато от аэропорта, и, знаете, пятьдесят градусов в автобусе, и серпантины; и плачущие дети и старухи, которых подняли на рассвете… — Что-то чмокнуло на другом конце.

— И это было в сентябре девяносто шестого?

— Именно, вылет седьмого, обратно — четырнадцатого, как указано в приложении к моей явке с повинной год спустя.

Роар не поддался искушению спросить, почему эта поездка фигурировала в его явке с повинной.

— Вы не помните, в этой поездке ничего не случилось? — Ему не терпелось поскорее услышать ответ, и он добавил: — Что-нибудь с кошкой?

— Да, блин. Такого не забудешь. Мы отправляемся за несколько тысяч километров, чтобы провести неделю семейного отдыха, и оказываемся бок о бок с самыми недовольными соседями на свете.

Роар напрасно попытался прервать последующие рассуждения о народе из Бергена, который считает, что владеет любым местом на земле, куда ступает его нога.

— Мужик был адвокатом, но от этого было не легче. Пришлось его успокоить тремя-четырьмя ударами. Он ворвался к нам и потребовал, чтобы я ответил, убил мой Йо эту кошку или нет и он ли привесил ее им на дверь. Я его выставил. На следующий день я спросил Йо, и он сказал, что дочка этого кретина сама все устроила, а теперь валит на него. — Он снова причмокнул, будто сосал леденец. — Но теперь ваша очередь рассказать, что вам надо. Вы же не ради повешенной на Крите кошки звоните? Кажется, вы служите в полиции Осло? Или я ошибся? Это защита животных?

Роар вдруг засомневался, понял ли он все правильно:

— Вы сказали, Йо? Речь идет о вашем сыне Вильяме?

— Точно. Мы всегда называли его Йо. Он крещен Йоханнесом Вильямом в честь меня, меня-то зовут Арне Йоханнес.

— Но теперь он называет себя Вильямом.

В трубке раздались какие-то клокочущие звуки. Роар не сразу понял, что Вогт-Нильсен смеется.

— Парень всегда был сам по себе. Когда он стал подростком, он решил называть меня Арне. Будто бы я не его родной отец. Некоторые дети увлекаются странными играми. Конечно, он это делал не всерьез. Но когда он уехал из дома после школы, он потребовал, чтобы его называли Вильямом. Утверждал, что никогда не будет отзываться на имя Йо.

— Значит, он рано уехал из дома?

— Именно. Осенью две тысячи третьего года. После окончания школы много ездил, пока не определился с местом. Он же не мог пролежать в кровати до конца жизни, так что я его выпроводил, придал парню скорости, помог ему получить права и купить машину. А потом отправил узнавать насчет учебы. Парень всегда был с головой, и аттестат у него был просто отличный, уж будьте уверены.

— Вы говорите, он много ездил… Он был в Бергене?

— Может быть. Он собирался учиться где-нибудь подальше от дома. Это было на пользу всем. В конце концов он осел в Осло, учится на юриста. А теперь скажите, зачем вы звоните. Если не скажете, разговор окончен.

Викен сидел на пассажирском сиденье.

— Группа захвата будет готова через пять минут. Едем за ними.

— Вооруженная? — спросил Роар.

— Так точно. Речь идет о парне, который убил троих или даже четверых.

Роар выехал из ворот Полицейского управления, свернул к краю тротуара.

— Вы с самого начала сомневались в показаниях сожителя, — сказал он и без обид признался в правоте Викена.

Инспектор воспринял слегка закамуфлированную похвалу совершенно спокойно.

— Мы можем быть уверены, что папаша ему не позвонит? — поинтересовался он.

— Я повторил ему три раза, — ответил Роар и заглушил двигатель. — Уверен, он все понял. К тому же он уже очень давно не общался с Вильямом.

— Другими словами, отношения между отцом и сыном не самые сердечные.

— Очевидно, нет. За много лет до отъезда из дома Вильям отрицал, что Арне — его настоящий отец.

Викен взглянул на Роара:

— Когда он уехал?

— Перед самым Рождеством в две тысячи третьем году. Семья живет в Тёнсберге. Вильям отправился учиться в Осло.

— Значит, он разорвал отношения сразу после убийства Ильвы Рихтер.

Снова пошел мокрый снег. Ветер швырял хлопья на лобовое стекло, и Роар включил дворники. Викен повторил свой психологический портрет убийцы Ильвы Рихтер: человек ее возраста с очень похожим происхождением, резко изменил жизнь после преступления.

— Я спрашивал отца точнее о времени вокруг убийства Ильвы, — сказал Роар. — Он помнит, что Вильям в ту осень получил права. Отец помог ему купить машину, и тот много на ней путешествовал.

— В том числе заезжал в Берген, — прокомментировал Викен и взглянул на часы. — С нами поедут пятеро. Мы берем не мачо с дробовиком. Но если зажать парня в угол, может случиться все, что угодно.

— У него может быть оружие.

— Могу поспорить, что нет. Но гадать в этом деле не стоит.

Завидев две полицейские машины, выезжающие из ворот, Роар завел двигатель. Когда они покатили по улице, он сказал:

— Вы правы насчет перемен в жизни. Он не только уехал из дома и порвал отношения с семьей, он еще и имя поменял.

Викен обернулся:

— Он ведь все еще Вогт-Нильсен?

Роар рассказал, как Вильям перестал отзываться на имя Йо после переезда.

— Вот именно, — заметил Викен, словно именно этого и ждал. — Еще и имя сменил сразу после убийства Ильвы. А что-нибудь еще про семью известно?

Роар пересказал слова Анны Софии Рихтер и добавил:

— Отец с большим рвением рассказывал, что у Вильяма есть младшие брат и сестра, они живут дома и отлично справляются. Мать в хосписе, судя по всему.

— Правда? Она не может быть очень старой.

— Мне было некогда углубляться.

— Конечно. Не зря потратил время, Роар. Солидная работа. Зачет.

Он усмехнулся собственной иронии, но Роар заметил, как Викен на самом деле доволен. Он резко повернул руль, когда с края скользкого тротуара на дорогу съехал велосипедист.

— Черт! — крикнул он. — Если хотите кончить жизнь самоубийством, не вмешивайте меня!

— Роль Бергера в этом деле в высшей степени неясна, — сказал инспектор и, кажется, совершенно не заметил чуть было не случившейся аварии.