Дэвид Хьюсон - Вилла загадок
Фальконе помотал головой, пытаясь осмыслить ситуацию, и велел водителю притормозить на обочине.
– Что?
– У Кирка был номер ее мобильного. В этом можно не сомневаться. А учитывая, насколько он был неорганизованным человеком, могу предположить, что он появился совсем недавно. Вот так.
Откинувшись на мягкое сиденье, Фальконе смотрел на толпы туристов, толкущихся у входа в туннель и со скоростью улитки движущихся к маленькой площади с ее пресловутым фонтаном. Миранда Джулиус дала им фотографию Рандольфа Кирка, стоящего возле Треви и близоруко всматривающегося в ее дочь. По крайней мере так они тогда считали.
– Встретимся в ее квартире, – понизил он голос. – Я пришлю за тобой машину.
– Эй! – удивилась Тереза. – Я всего лишь патологоанатом и не собираюсь распутывать...
– Жди меня там! – рявкнул он и отключился.
* * *Мики Нери (Аделе пряталась в тени) смотрел, как его отец входит в большой, ярко освещенный зал. Старик с усмешкой обвел глазами развешанные на стенах снимки, улыбаясь так, словно они навевали на него приятные воспоминания, чего, как понимал Мики, не могло быть. Причина явно крылась в другом.
В этом дурацком месте тени казались какими-то особенными. Словно можно было спрятаться и исчезнуть, наблюдая со стороны за тем, что происходит на свету. Мики Нери был бы рад вот так затаиться в тени, поближе к одному из выходов, о которых говорила Аделе, поближе к яркому новому дню. Однако Аделе, одарив его коротким поцелуем, прошептала "Чао!" и вытолкнула на свет.
Нери раскрыл ему свои объятия:
– Сынок, сынок...
Мики не сдвинулся с места. Нери шагнул навстречу:
– Мики... К чему такой кислый вид? Мы что, всю жизнь теперь будем спорить?
Страшась одного его присутствия, Мики стоял как вкопанный.
– Я устроил тебе проверку, Мики. И что же ты сделал? Не просто убил этого говорливого подонка Мартелли, но еще и преподнес мне подарок. Ну трахал ты Аделе. Что здесь такого? Если этому суждено случиться, то уж пусть остается внутри семьи. Меня это не заботит. В моем возрасте такие вещи не имеют особого значения.
Он огляделся по сторонам:
– Господи, а ведь мы здесь бывали. Так где же Аделе?
– Не знаю, – пробормотал Мики. – Она сказала, что оставит нас одних. Она тебя еще нагонит.
Старик холодно улыбнулся:
– Нуда. Наверное, когда-нибудь это случится. Вот только я больше не задержусь в Италии и некоторое время не буду устраивать светские мероприятия. С этой женщиной всегда так. Аделе верна себе. Забудешь об этом – и сразу нарвешься на неприятности.
Мики хотелось завизжать. Нери вел себя так, будто прошлой ночью ничего особенного не произошло.
– К черту Аделе! Ты чуть меня не убил! И ты этого хотел!
Нери сделал еще один шаг, еще шире раскрыл объятия и обнял сына, властно подавляя его своим присутствием. Мики не вспомнил, когда они в последний раз вот так обнимались, но твердо знал, что это было плохое время.
– Не надо так шуметь, – прошептал старик. – Своими криками ты мертвого поднимешь.
– Ты...
Большие руки Нери крепко прижимали его к громадной туше.
– Я был плохим отцом. Я это знаю. У тебя есть все основания на меня злиться.
– Нуда...
– Помолчи, – оборвал Нери. – Сейчас я говорю. Я плохо тебя воспитывал, Мики. Слишком долго оставлял тебя с этой сукой – твоей матерью. А когда ты не был с ней, я должен был проводить с тобой больше времени.
– Да, конечно...
– Тсс! – Нери приложил палец к его губам. – Слушай!
Мики недовольно надул губы и сразу стал похож на десятилетнего мальчика. Эмилио Нери едва не засмеялся.
– Есть много вещей, которым я тебя не учил. Например, когда нужно быть чуточку честным. Такие, как мы, должны хорошо это знать. Иногда это важнее всего.
Глядя на развешанные по стенам фотографии, он повернул к ним голову Мики – так, чтобы тот мог их видеть.
– А ведь она была симпатичной девочкой, эта его падчерица. Ты ничего не хочешь рассказать о ней своему отцу, а? И еще кое о чем. Обо всех этих играх на стороне. Господи...
– Нет. Мне нечего тебе сказать, – покачал головой Мики.
– Ты думаешь, Верджил Уоллис хочет услышать именно это? Он не поверил в ерунду с выкупом, Мики. Его нисколько не волнует, с кем ты сейчас путаешься и что с ними делаешь. Он хочет выяснить, почему мы столько лет его обманывали. Ему нужны ответы. И когда я думаю об этом, мне приходится быть честным с самим собой. Возможно, он это заслужил.
Его вонючий стариковский рот почти прижимался к лицу Мики Нери.
– Так ты скажешь ему, сынок?
– Я ничего не сделал!
– Мики, Мики! – ласково улыбнулся Нери. – Ты трахал ее на Сицилии. Пусть я был плохим отцом, но об этом я знал. И ты трахал ее так хорошо, что к тому моменту, когда мы сюда вернулись, она уже носила твоего маленького ублюдка. Ты сам сказал мне, когда я выбил это из тебя. Помнишь?
Мики не смел смотреть ему в глаза. Он ведь считал, что все это осталось в прошлом.
Нери по-прежнему смотрел на ее фотографию:
– Что за девочка! Милая как ангел, но удивительно глупая. Такая же глупая, как ты, но по-другому. Я-то знаю, почему ты не утруждал себя резинкой. Сомневаюсь, что ты используешь их даже сейчас со своими африканскими шлюхами. Но вот она... Подозреваю, что она просто была не в курсе. Скажи мне – тогда, на Сицилии, с ней это было впервые?
– Ага, – промямлил Мики.
– Тогда это имеет смысл. Когда она сообщила, что тебе есть о чем беспокоиться? Я имею в виду Верджила... с ним лучше не ссориться.
– Я давно уже тебе говорил – я не у... у...
Совсем как в детстве – он опять начинает заикаться.
– Ты не у... у?..
– У...бивал ее.
Старик убрал руки и строго посмотрел на сына:
– Может, и нет. Но знаешь что? После стольких лет я даже не уверен, имеет ли это какое-то значение.
Эмилио Нери мягко положил руку ему на затылок и погладил мягкие волосы, сожалея, что они такие светлые. В глазах Мики стояли слезы.
– Не плачь, сынок, – сказал Нери и резко пригнул его голову к старому столу.
Достав липкую ленту, он первым делом заклеил рот Мики, затем его глаза. Он связал ему руки, двинул по ногам так, чтобы тот плюхнулся на ближайший стул, и туго привязал к спинке, обмотав вокруг груди веревку.
– У тебя еще будет время, чтобы поплакать.
Эмилио Нери полюбовался на свое творение.
– Ты слышишь, Аделе? – прорычал он в темноту. – Для этого будет полно времени. Ты меня слышишь?
* * *Два временных отрезка слились в один, и в каждом из них Ник идет впереди, смотрит, прижимаясь к стенам, прячась в тени, Миранда стоит за ним и шепчет, шепчет. Ее слова и образы сливаются в его голове в единое целое. В одной из комнат горит свет. Они крадутся к двери и смотрят внутрь. Где-то в глубине его сознания загорается тревожный огонек. Снимки, которые он видел в кабинете Фальконе, снова всплывают в больной голове, на сей раз они совершенно реальны. Толстая белая фигура, абсолютно голая, ворочается в постели, впиваясь в нечто неразличимое. В воздухе пахнет наркотиками. Возле стола валяется использованный шприц. На полу лежат одежда из мешковины и гирлянды цветов, сброшенные, словно старая кожа.
Мужчина пыхтит, как свинья. Лежащая под ним девушка пронзительно кричит – от боли, думает Коста, от отвращения. Неужели у нее это впервые? В промозглой подземной камере, воняющей плесенью и затхлой водой? В потных объятиях пожилого мужчины, принесшего с собой цветы и забытье на кончике иглы?
– Ты видишь, кто она? – спрашивает Миранда.
– Нет, – не глядя, отвечает он.
– Ты должен это знать, Ник.
Он идет дальше, а она следует за ним и говорит, говорит, и в глубине пульсирующей толщи камня открывается еще одна камера, чуть лучше освещенная. И опять крики боли и девичий плач.
– Смотри, – говорит она.
Коста прислоняется к грязной стене. Ему трудно дышать. Собственное тело кажется диковинной, вышедшей из-под контроля машиной. К своему ужасу, он возбуждается. Видя это, она касается его паха.
– Иногда мы становимся животными.
– Нет, – отвечает он. – Только когда это себе позволяем.
И тут снова звучит знакомый голос:
– Смотри, козел, смотри и учись.
Скрытая в тени фигура терзает сзади девушку, которая сидит, оседлав спинку большого кресла, повернув к ним лицо. Руками она держит себя за ноги, и Ник сразу вспоминает невинную детскую игру – тачка, тачка!
В глазах Элеанор Джеймисон стоят слезы. Сквозь годы она смотрит на них умоляющим взглядом. В голове Ника Косты звенят два голоса – один юный и невинный, другой старый и всезнающий.
Мужчина увеличивает темп, входя в нее с грубой, чудовищной силой. Она кричит от боли. Она умоляет Ника вмешаться.
– Это всего лишь сон, детка, никто не может изменить прошлое, – ворчит старый голос.
И тут он слышит ее крик:
– Я скажу, я скажу, я скажу!
Ничего не меняется – даже ритм движений пыхтящего мужчины.
