Майкл Коннелли - Последний койот
Впрочем, это было вполне заурядное здание прямоугольной формы с выходившими на общую террасу квартирами. Чтобы пройти по террасе к нужной двери, следовало сначала преодолеть электронные железные ворота, открывавшиеся из квартир. Копы называли заграждения такого рода «успокаивающими», поскольку они создавали у жильцов столь желанную иллюзию безопасности, хотя от налетов и ограблений практически не защищали. Они преграждали путь законопослушным посетителям, а налетчики и воры просто через них перелезали. И тем не менее «успокаивающие» ворота пользовались в городе большой популярностью.
Босх сказал по интеркому всего два слова: «Откройте, полиция», — после чего ворота с жужжанием распахнулись и он прошел на террасу. Приготовив бумажник с полицейским значком и идентификационной карточкой, Босх направился к квартире № 8. Как только Монти Ким открыл дверь, Босх быстро сунул ему под нос свое удостоверение, прикрывая пальцем слово «лейтенант» на значке. В следующее мгновение удостоверение уже лежало у него в кармане.
— Извините, я не успел прочитать ваше имя, — сказал Ким, загораживая ему проход.
— Иероним Босх. Но люди обычно зовут меня Гарри.
— Вас назвали в честь художника!
— Иногда я чувствую себя таким старым, что мне кажется, будто это его назвали в мою честь. И сегодня как раз такой вечер. Могу я войти? Я не отниму у вас много времени…
Ким, сохраняя на лице озадаченное выражение, провел его в гостиную. Это была небольшая чистая комната с диваном, несколькими стульями, телевизором и газовым камином. Ким присел на стул и жестом предложил Босху занять место на диване. Босх заметил белого пуделя, спавшего на ковре рядом со стулом хозяина. Несмотря на годы и чрезмерный для его роста вес, Монти Ким выглядел неплохо. Он обладал полным свежим лицом и даже пытался молодиться — остатки волос, окружавшие лысину, были выкрашены в каштановый цвет. На носу у него красовались очки, а пухлый торс облегал красный свитер-кардиган, из горловины которого выглядывал воротничок белой рубашки. На первый взгляд Киму было не более шестидесяти. Босх, признаться, ожидал увидеть куда более пожилого человека.
— Полагаю, я могу спросить, какую цель преследует ваш визит? — осведомился Ким.
— Полагаю, я смогу удовлетворить ваше законное любопытство, — произнес Босх. — Проблема в том, что я не знаю, с чего начать. Скажем так: я расследую парочку убийств и считаю, что вы можете оказать мне в этом содействие. Остается выяснить, согласитесь ли вы в этой связи ответить на несколько вопросов, касающихся прошлых времен? Если вы мне на них ответите, я объясню, зачем мне это нужно.
— Несколько необычное вступление, но…
Ким поднял пухлые руки и помахал ими, словно отметая любую возможную проблему. Потом поудобнее устроился на стуле, бросил взгляд на свою собаку и прикрыл глаза, словно это помогало ему лучше осмыслить вопрос и правильно на него ответить. Босх заметил, что у него на голове — в том месте, которое когда-то прикрывали выпавшие ныне волосы, — выступила испарина.
— Если не ошибаюсь, вы работали репортером в «Таймс». Как долго вы там работали?
— Всего несколько лет, вплоть до начала шестидесятых. Но как вы об этом узнали?
— Мистер Ким, давайте договоримся, что первым вопросы буду задавать я. Итак, на какие темы вы писали?
— Я был начинающим репортером в отделе уголовной хроники. Нас называли «щенками» — потому что мы постоянно носились по городу и совали носы в каждую заварушку.
— А что вы делаете теперь?
— В настоящее время я занимаюсь социологией, проблемами общественных отношений, и работаю дома. У меня здесь оборудован офис. Был, правда, офис в «Резеде», но это здание приговорили к сносу — там сквозь щели в стене можно увидеть небо.
Этот человек, как и большинство жителей Лос-Анджелеса, пострадал от землетрясения, и ему не требовалось об этом упоминать. Все было и так понятно.
— В свое время я занимал небольшие посты, — продолжал рассказывать Ким. — К примеру, был общественным представителем автозавода «Дженерал моторс» в Ван-Нейсе. Но потом его закрыли, и я перешел на вольные хлеба.
— Почему вы ушли из «Таймс» в начале шестидесятых?
— Я получил… А почему, собственно, вы спрашиваете? Меня что, в чем-нибудь подозревают?
— Ни в коем случае. Я просто пытаюсь прояснить кое-какие вопросы, относящиеся к тому периоду. Вы уж меня извините, но я продолжу. Кажется, вы начали рассказывать, почему ушли из «Таймс»…
— Ага… Ну так вот, я нашел себе новую работу. Мне предложили место представителя по связям с общественностью в офисе окружного прокурора Арно Конклина. Я, естественно, согласился. Там больше платили, не заставляли носиться по городу, высунув язык, и сулили блестящее будущее.
— А что вы подразумеваете под блестящим будущим?
— Честно говоря, на этот счет я ошибся. Взявшись за работу, я предполагал, что вместе с Арно достигну небывалых высот. Он был хороший человек. Вот я и подумал: буду держаться Конклина и со временем, когда его планы осуществятся и он займет пост губернатора или станет заседать в сенате в Вашингтоне, я как его пресс-атташе и общественный представитель буду вращаться в высших политических кругах. Но дело, к сожалению, не выгорело. В результате я завершил свою карьеру общественного деятеля в офисе жилого комплекса «Резеда», где из щелей в стене сильно дуло. Честно говоря, не понимаю, в какой связи все это может интересовать полицию…
— Но что случилось с Конклином? Почему его планы не осуществились?
— Я не эксперт и не аналитик и точно вам этого сказать не могу. Знаю только, что в шестьдесят восьмом году он планировал баллотироваться на пост генерального прокурора и эта должность, по общему мнению, была почти что у него в кармане. А потом он вдруг… хм… забросил это дело. Он вообще ушел из политики и вернулся к юридической практике. Но стал не юридическим представителем какой-нибудь крупной корпорации, как это обычно бывает, когда политик уходит в отставку. Он создал маленькую юридическую фирму под себя одного. Помнится, я им восхищался. Насколько я знаю, шестьдесят процентов дел или даже больше он вел бесплатно. Другими словами, основную часть времени он работал, что называется, на общественных началах.
— Как если бы его приговорили к общественным работам или что-то в этом роде?
— Представления не имею. Тут уж мы вторгаемся в область догадок…
— Так почему все-таки он все бросил?
— Я уже говорил вам, что не знаю.
— Разве вы не состояли в его ближнем круге?
— Нет. У него не было никакого круга. Рядом с ним находился всего один человек.
— Гордон Миттель.
— Совершенно верно. Если хотите узнать, почему Конклин отказался баллотироваться, спросите у Гордона. — Только тут Ким сообразил, что Босх упомянул имя Гордона Миттеля. — Уж не из-за него ли вы ко мне пожаловали?
— Погодите минутку. Я еще не обо всем вас расспросил. Почему, по-вашему, Конклин отказался баллотироваться? У вас наверняка есть по этому поводу какие-то мысли.
— Он не внес свое имя в список кандидатов, поэтому никаких официальных заявлений об отказе участвовать в выборах ему делать не пришлось. Он просто отошел в сторону, и все. Но слухи по этому поводу ходили разные.
— Какие?
— Ну, о нем много чего говорили. Например, что он гей. Что у него проблемы с финансами. Некоторые утверждали, что гангстеры обещали его убить в случае победы. Вот, пожалуй, и все. Но никто это всерьез не принимал. Считали обычной болтовней политиканов.
— Он ведь не был женат, не так ли?
— Насколько я знаю, не был. Но ничто не говорило о том, будто он гей.
Босх отметил, что лысина Кима целиком покрылась крохотными капельками пота. В комнате было тепло, но кардигана он не снял. Босх быстро сменил тему.
— Ну а теперь расскажите мне о смерти Джонни Фокса.
Прикрытые стеклами очков глаза Кима странно блеснули. И хотя в следующее мгновение они обрели прежнее выражение, Босху этого было вполне достаточно.
— Кто это — Джонни Фокс?
— Бросьте, Монти, это всё старые дела… Никого не волнует, что вы тогда сделали. Я просто хочу знать подоплеку этого трагического происшествия. Именно за этим я к вам и приехал.
— Вы говорите о том времени, когда я был репортером? Я тогда написал много статей. Это было тридцать пять лет назад, и я не могу всего упомнить.
— Ну, Джонни Фокса вы наверняка помните. Он был вашим пропуском в блестящее будущее. В то самое, которого вы так и не обрели.
— А ведь вы никакой не коп. Что в таком случае вы здесь делаете? Вас Гордон послал, да? Значит, через столько лет он думает, что я…
Ким замолчал.
— Я коп, Монти. И вам просто повезло, что я добрался до вас раньше Гордона. Похоже, кто-то решил, что чего-то тогда недоглядел, не доделал свою работу. Так что можете считать, что призраки прошлого возвращаются. Вы читали сегодня в газете о полицейском, которого нашли в багажнике его машины в Гриффит-парке?
