Максим Шаттам - Хищники
— Я ищу медсестру Энн Доусон, вы не знаете, где я ее могу найти? Она входила в полевой медицинский отряд майора Каллона.
Офицер окинул его взглядом и задумался.
— Я что-то слышал… Ах, да, майор Каллон прибыл сегодня утром со своей командой. Вы сможете их найти недалеко от операционных блоков, в глубине прохода «В».
— Спасибо. — Фревен уже собирался уходить, как вдруг остановился и спросил: — Вы не знаете, откуда они прибыли?
— Ни малейшего представления, они едут туда, где нужны, в особенности поближе к фронту. Извините, я тороплюсь.
Фревен еще раз поблагодарил офицера и пошел в указанном направлении. Через пять минут он заметил Энн. Она вошла в палатку с открытым входом. Все такая же красивая. Ее светлые локоны были уложены на затылке, в ее лице сквозь решительность проглядывала нежность. Точные, грациозные движения. Фревен подошел к ней сзади. Она выставляла пузырьки с лекарствами на стеллажи для резервных медикаментов.
— Здравствуйте, — сказал он тихо, почти смущенно.
Энн замерла с поднятыми руками, но не обернулась. Затем поставила пузырьки и повернулась к нему. Не разжимая губ, она оглядела его с головы до ног. Ее глаза ничего не выражали. Фревен не увидел в них ни удивления, ни гнева и посчитал это недобрым знаком, помня, какой у нее темперамент. Было бы лучше, если бы она рассердилась, чтобы можно было наладить контакт с помощью слов, чем такое полное безразличие.
— Конрад и Ларссон погибли, — проговорил он.
Услышав это, Энн слегка прищурилась, а потом скрестила руки на груди — еще один недобрый знак.
— Вы проделали такой путь, чтобы это мне сообщить? — холодно сказала она.
— Их убили. Убил тот, кто хорошо знал о преступлениях, совершенных прошлым летом. Вы обсуждали это с…
— Сразу прерву вас, лейтенант: я об этом ни с кем не говорила. Здесь все считают меня тихо помешанной и поэтому избегают. У меня есть подруга, но она не желает слушать подобные вещи. Ей достаточно ужаса, с которым мы сталкиваемся каждый день. Так что нет, это исходит не от меня.
Фревен медленно кивнул.
— Это именно то, что я и предполагал. Все снова начинается, Энн. Та же бойня, тот же язык крови. Я практически уверен, что этот тот самый человек.
— А что вы хотите? Моего присутствия, чтобы «привнести женскую точку зрения, которой вам не хватает»? А затем выкинуть меня? После еще одного поцелуя?
— На этот раз он взялся непосредственно за нас. Он больше не ищет жертву среди своих, он убивает тех, кто его преследовал.
— И что? Что вы хотите, чтобы я вам сказала? Что мне жаль? Что я огорчена гибелью ваших ребят? Да, это так. Примите мои соболезнования. Проклятая война.
— Энн, он знает много такого, что это беспокоит всех нас. А вы были с ними во время расследования.
— Хорошо, я большая девочка и смогу защитить себя.
— У того, кто это делает, много возможностей, он способен на все, я думаю, что вы будете в большей безопасности, находясь среди нас, Энн.
— Сейчас я нахожусь в двухстах километрах от вас, а вы хотите отвезти меня в лес, поближе к нему? Хотите бросить в пасть волку?
— Он коварен и очень организован, он доберется и до вас, даже сюда. Думаю, что нам всем надо держаться вместе.
Фревен подошел ближе.
— Вы знаете, где мы находимся? — прибавил он, удивленный, что Энн многое о них известно.
И вдруг стена гордыни рухнула. И это сделала Энн. Она, которую он считал разумной и бескомпромиссной.
— А как вы думаете? Что я смогу разом все зачеркнуть? Конечно, я все знаю. У меня есть информация, я пытаюсь следить за вами издали. Целых два года я ждала момента, чтобы участвовать в подобном расследовании.
— Но почему?
Она рассмеялась:
— И вы спрашиваете меня об этом? Вы чертовски наглый тип! Вы, «таинственный лейтенант Фревен», который никогда ничего не рассказывает о себе, вы приходите сюда после того, что произошло между нами, и требуете откровенности!
Она с недоверием покачала головой. Фревен глубоко вздохнул.
— Простите меня, — сказал он, признавая свое поражение. — Я не должен был…
Она продолжала, выкладывая все как есть, рухнула фальшивая стена безразличия.
— Вы знаете, что самое худшее? Я готова все вам рассказать. Но вы включите меня в ваше расследование. До самого конца. Вне зависимости от обстоятельств. Я буду участвовать в допросах преступника. Без всяких ограничений.
Фревен колебался. Он знал, что Энн способна полностью вникнуть в дело и находить разумное зерно в его рассуждениях. Им бы очень нужна сила ее интеллекта. И как можно быстрей. Итак, она будет вместе с ними, даже если она права насчет своего отстранения. Он предчувствовал, что убийца способен добраться сюда и уничтожить ее, если Энн не обеспечить должной защиты. Не лги себе. Ты знал, что она будет торговаться с тобой по этому поводу, из-за этого ты и приехал. Чтобы забрать ее с собой. Этого тебе не хватает. Тебе не хватает ее.
Обращаясь к Энн, он прятал глаза:
— Берите свои вещи, я договорюсь с вашим начальством. Мы придумаем, как оправдать перевод медсестры в подчинение ВП. Вы этого не делайте. Я буду ждать вас у въезда на базу. Дорога предстоит длинная.
— Я буду поддерживать разговор.
И в избытке гордыни она посчитала необходимым добавить, с некоторым оттенком недоверия:
— Не беспокойтесь, на этот раз вам не придется заниматься со мной любовью, чтобы удерживать меня при себе.
63
Внедорожник трясся по дороге, состоящей из грязи и снега. Уже больше часа по обеим сторонам дороги тянулись нескончаемые ряды деревьев.
— Как там ваши люди? — поинтересовалась Энн.
— Очень устали. Им осточертело питаться сухим пайком, ходить грязными, спать в холоде и сырости, быть постоянно в напряжении. Хотя я предполагаю, что все это не идет ни в какое сравнение с положением тех, кто каждый день находится на передовой. Они понимают это и не жалуются.
На самом деле Фревен знал, что подчиненные страдали, но не признавались. Смерть Ларссона и Конрада, после гибели Клаувица, Форрела и Бейкера, усугубила страх в их душах и подорвала моральный дух.
У всех были потерянные лица. Самый молодой из них, Маттерс, наиболее уязвимый из всех, старался не показывать своего уныния. Донован, который находился в команде всего семь месяцев, начал постепенно втягиваться, он обладал собственными методами, показал себя довольно эффективным, способным все делать хорошо. И наконец Монро, которого Фревен давно раскусил: тот, опустив голову, бросался вперед, чтобы справиться со своей солдатской тоской. Все они собрались вместе, хорошо дополняя друг друга, мучились сомнениями, каждый с убежденностью исправлял оплошности другого. Поэтому они образовали спаянную группу. Раненые люди, отделенные от других войной, под его началом создали здесь свою семью. Семью, которую теперь разрушал один человек.
Энн молчала. Хотя с момента отъезда большую часть пути они разговаривали.
— Вы никогда не спрашивали обо мне, — наконец проговорила она.
— Я уверен, что вам уже известны связанные со мной слухи, — сказал он. — Если только для того, чтобы услышать в ответ глупости, что в этом толку? У меня мог быть доступ к вашему военному досье, и еще я предпочитаю, чтобы люди сами говорили непосредственно со мной.
— У вас все происходит по наитию, так ведь? Это как-то неразумно.
— Не совсем так… Я больше верю взглядам, жестам, интонациям, чем россказням и написанным рапортам, вот и все.
Они опять замолчали, слушая рокот мотора. И снова первой молчание нарушила Энн.
— Вот уже почти два года, когда это возможно, я слежу за всеми расследованиями, проводимыми ВП, — призналась она, не отводя глаз от дороги. — Будучи медсестрой, это не так трудно, всегда можно улучить момент, достаточно быть внимательной. И… я просила некоторых моих коллег предупредить меня, как только высадится ВП. Вы представляете себе, какую репутацию я заработала себе этим…
Фревен оставался бесстрастным, сосредоточившись на ведении машины.
— Короче, — прибавила она, — так в ту ночь я оказалась с вами и отправилась осматривать тело на «Чайке».
Энн вытащила из своего вещмешка пальто, завернулась в него, а затем продолжила:
— Это как раз то, что вас интригует, вы хотите узнать, почему, не так ли? Почему медсестра до такой степени интересуется убийством, почему она с такой легкостью вникает в расследование, почему она так хорошо знает душу преступника?
У нее вырвался сухой нервный смех.
— А если я скажу вам, что это во мне с самого детства, вы мне поверите? Конечно, я это поняла в течение последних двух лет, однако это уже было во мне, когда потребовалось это использовать.
— Почему в течение последних двух лет? Что же произошло?
Энн не ответила. Она подняла плечи, сделала глубокий вдох и сказала:
