Люсиль Флетчер - «Алло, вы ошиблись номером…»
— Другого? И вы можете это утверждать?
— А что? — спросила она. — Вот эти ребята на танцах. Студенты из состоятельных, благополучных, респектабельных семей. Рядом с вами они как дети. И почти все они так и останутся детьми на всю жизнь.
— А я?
— Вы нет. Вы не ребенок, Генри. Может быть, вы никогда и не были ребенком…
Именно в эту минуту он и поцеловал ее — грубо, страстно, таким долгим поцелуем, что охвативший ее трепет успел проникнуть в каждый ее нерв.
Потом он откинулся на сиденье и долго смотрел на Леону оценивающе, как мастер смотрит на дело своих рук.
— Я всегда мечтал поцеловать миллион долларов, — сказал он.
— Ты пойдешь далеко, я знаю. Это чувствуется в твоем взгляде. В том, как ты воздействуешь на других людей. На таких, как я.
Его лицо приняло холодное и циничное выражение.
— Смешно, — сказал он. — Сижу здесь и выуживаю комплименты у девушки, которую со всеми ее миллионами, меховыми пальто и «бугатти» я больше никогда не увижу.
— Ты не знаешь, — сказала она. — Ничего ты не знаешь.
— Не понимаю, — сказал он.
— Поймешь, — мягко сказала она. — Только не сразу. Расскажи-ка мне лучше о себе.
— Тут нечего рассказывать. Я, как говорится, не из тех, что родились в рубашке. Старик мой развозит уголь, когда трезвый, и произносит речи о бедности, когда пьян. С матерью было бы лучше, если бы она не связалась с отцом. У нее кое-какое образование, она хотела учиться и дальше. Вместо этого она разрывается на части, поднимая шестерых детей, не давая им помереть с голоду и оплачивая крышу над головой, хоть и дырявую… Вот и все. Американская мечта!
— А как же ты? — спросила она. — Ведь ты совсем непохож на…
— На босяка? — сказал он. — Нет, со мной не так уж все плохо. Мать заставила меня учиться и дальше после восьмилетки; тут обнаружилось, что я умею быстро бегать с футбольным мячом под мышкой.[2] Я стал большой шишкой. Салли познакомила меня со своими родителями, и я понравился ее старику. Он предложил мне работу в самой большой аптеке города.
— В аптеке! — воскликнула она. — Ну, Генри, это судьба!
— Конечно, — ухмыльнулся он, разделяя ее сарказм. — Я так и думал, что ты это скажешь.
— Скажи, — весело спросила она, — что, мы так и работаем в аптеке?
— Конечно, — сказал он.
— А как же Салли? — спросила она.
Он ответил не сразу:
— Салли — хорошая девочка. Мы с ней друзья. Не больше. Ее родители очень добры ко мне. Помогали, когда дома было совсем худо. Но не знаю… Иногда мне кажется…
Он не смотрел на нее. Глаза его были сосредоточены на чем-то далеком, что было за темным лесом по ту сторону дороги, на чем-то таком, чего ни он, ни она не могли сейчас видеть.
— Да? — мягко напомнила она. — Тебе кажется?..
— Кажется, что я загнан в ловушку. И что бы я ни делал, я никогда не добьюсь того, чего хочу. Потому что я хочу слишком многого.
Они молчали. Генри предложил ей сигарету, взял одну и себе и зажег обе. Наконец, выпустив клуб дыма, он повернулся к ней и с усмешкой сказал:
— Послушай, ты вместе со своим чертовым «бугатти»! Поехали-ка назад, в колледж.
Всю обратную дорогу и пока Генри ставил машину на стоянку, а потом открывал для Леоны дверь, оба молчали. И только на ступеньках колледжа она тронула его за рукав.
— Слушай, Генри, ты не хотел бы познакомиться с моим отцом?
— Конечно, — сказал он. — Это было бы отлично. У нас много общего. Мы ведь оба работаем по фармацевтической части.
Он засмеялся — на этот раз не так желчно, показывая, что понимает весь юмор положения.
— Я это и имею в виду, — сказала она. — Думаю, ты ему понравишься. Особенно если я подготовлю его. В конце следующей недели он будет в Нью-Йорке, и я как раз собираюсь пропустить денёк-другой в колледже. Почему бы нам не встретиться?
— Да, — не сразу ответил Генри. — Почему бы и нет? А что мне терять?..
Так все и началось. Поначалу с ним, словно с норовистым жеребцом, нелегко было управляться. Его гордыня, независимость, трезвое понимание того, что одна из самых богатых девушек Америки влюблена в него, — он ничуть не скрывал всего этого. Но Леона умела ждать. Генри сказал, что хочет слишком многого? Этим ключиком она и откроет его сердце! Когда он захочет увидеть мир у своих ног, позабудет о гордости, и тогда она добьется, чего хочет.
Она вспомнила почти смешную сценку с Салли Хант вскоре после того вечера. Салли вошла к ней в комнату с какой-то необычной решимостью, от которой ее милое лицо помрачнело.
— Леона, я должна сказать тебе кое-что.
Леона в это время склонилась над чемоданом, лежащим на кровати.
— Что же, говори, ради бога, — сказала она раздраженно, — и поскорее. Я еду в Чикаго.
На мгновенье Салли опустила глаза в пол, потом резко подняла голову и встретилась взглядом с Леоной.
— В последние несколько месяцев ты довольно часто видишься с Генри, сказала она.
— Да? — с явным презрением ответила Леона.
— Он не тот человек, с которым можно завести интрижку, Леона. Оставь его, прошу тебя!
— А кто говорит, что я завела с ним интрижку? — поинтересовалась Леона, шествуя к встроенному шкафу за новой охапкой одежды.
— Послушай, Леона, он совсем тебе не пара. Еще меньше, чем другие…
Леона резко остановилась:
— Мне нравится твоя наглость…
Салли с горячностью продолжала:
— Если ты не остановишься сейчас, то пожалеешь об этом, Леона. Генри это человек не для тебя. Я знаю его почти всю жизнь. Мой отец помогал ему. Все мы обращались с ним как с членом семьи. И пока кто-нибудь из нас рядом с ним — он еще ничего. Но внутри — внутри у него все перекручено. Он добрый, внимательный, мягкий, но до поры до времени, а потом у него появляются… причуды, что ли. Где-то глубоко внутри в нем просыпается зверь. И в такие минуты ему способны помочь только мы. О, я, наверное, люблю его! Но понимать его еще важнее, чем любить. Он не будет счастлив с тем, кто его не понимает. У него могут быть любые неприятности…
Леона беспечно засмеялась.
— Хитро придумано, но все без толку, Салли, — сказала она. — Ты не выдерживаешь конкуренции. Собственно говоря, я довольно высокого мнения о Генри. И я понимаю его. И думаю, что он слишком хорош для этого вашего городка. Если я захочу хорошо провести с ним время, представить его кое-кому — это мое дело. И если я захочу выйти за него замуж — это тоже мое дело.
— Выйти замуж? — задохнулась Салли. — Ты шутишь?
— А почему бы и нет?..
После этого Салли сдалась, вспомнила Леона. Бойцовских качеств в ней было немного. Не очень-то помогли бойцовские качества и Джиму Котереллу, хотя он боролся, как молодой бык, которого клеймят каленым железом.
— Но у этого парня ничего нет, — говорил он, и в голосе его слышалось некоторое подобие просьбы. — Конечно, он ничего, но ведь самый обычный парень! Таких, как камней на улице, по пятаку за дюжину. После того как я истратил столько денег, возил тебя за границу, зачем тебе портить свою жизнь?
— Я люблю его, — коротко сказала Леона, глядя отцу прямо в глаза.
— Чепуха! — взревел Джим. — Ты любишь Генри так же, как свой «бугатти»!
— По-моему, ты вообще не хочешь, чтобы я выходила замуж. Ты хочешь, чтобы я навсегда осталась дома, у тебя под боком!
Сопротивление ожесточило ее, все тело было твердым как камень. Джим загнанно метался по кабинету. Его мясистое лицо стало почти лиловым.
— Это все не так, — сказал он, останавливаясь перед ней. — Ты знаешь, что я не отказываю тебе ни в чем. Но на этот раз дело обстоит иначе. Брак это очень серьезная штука для девушки, как ты. Я всю жизнь работаю не покладая рук, сколотил большое дело. Для себя? Нет! Сначала я делал все это для твоей матери, теперь делаю для тебя. Когда я умру, все достанется тебе. И я не хотел бы, чтобы какой-то прыщ присосался к моим деньгам только потому, что ты спуталась с ним… Подумай обо всем как следует. Подожди, ну, скажем, год, посмотри, подходит ли тебе этот парень. Встречайся с ним, сколько хочешь. И тогда, если ты не передумаешь…
Его рассудительность только подлила масла в огонь.
— Ты просто злой человек! — закричала она. — Злой и эгоистичный. Ты заботишься вовсе не обо мне. Ты думаешь только о себе и о своей чертовой фирме. Ты невзлюбил Генри просто потому, что не хочешь, чтобы он помешал твоим планам. Допустим, он действительно деревенщина. А ты кем был, когда начинал в Техасе?
Она вся дрожала от гнева и со злорадством заметила, как лицо Джима сразу стало беззащитно-испуганным.
— Не принимай все так близко к сердцу, солнышко, — робко сказал он. Ты доведешь себя до припадка.
— До припадка? — закричала она. — Я доведу себя до припадка! Да это ты доводишь меня до припадка! Ты и твои распрекрасные деньги! Тебе все равно, что они сведут меня в могилу, главное, чтобы они были надежно помещены, чтобы никто не мог отобрать их у тебя!..
