Максим Шаттам - Душа зла

Хогсон вздрогнул, словно его укусила оса.

— Какому чудаку придет в голову красть труп?

— Поймите, мы рассчитываем на ваше молчание, — настаивал Бролен. — Мы не хотим, чтобы люди ошибочно истолковали наши действия.

— Как знаете. Но должен вам сказать, что этот тип, Лиланд, не был здесь совсем уж посторонним.

Бролен нахмурился:

— Как это?

— Ну, этот парень как-то летом два месяца работал здесь. По-моему, в июле — августе 96-го. Я помню это потому, что в тот год лесопилка сгорела, но это не было с ним никак связано, пожар случился уже осенью.

— Я не знал, что он у вас работал, — удивился Бролен.

— Чтобы быть до конца откровенным, это был… взаимовыгодный обмен любезностями. Он помогал нам грузить деревья, а я давал ему купюру-другую, ничего официального, если вы понимаете, что я имею в виду.

Бролен кивнул.

— И каким он был?

— О! Совсем не злым. Немного сторонился других, говорил очень мало. Не могу сказать, что он производил впечатление недалекого парня, если вы понимаете, о чем я, но и слишком активным его тоже назвать было сложно. В любом случае, он был не очень-то внимательным. Все время в своих мыслях, в каких-то фантазиях, понятных только ему одному. Он выкинул здесь пару-тройку глупостей, впрочем, ничего серьезного, но я и подумать никогда не смог бы, что именно он отмочит однажды… Ну, вы понимаете, о чем я…

— Так часто бывает. Подобные люди слишком долго живут в своем собственном мирке и со временем овладевают наукой умело скрывать от окружающих всю свою ненависть и живущие у них внутри обиды.

Шериф Хогсон нахмурился и потер подбородок, по-видимому, испытывая нечто среднее между отвращением и непониманием.

— Ладно, нам лучше поехать туда, если мы хотим получить муниципальный экскаватор до наступления ночи, — подытожил он. — Подождите, пока я соберу кое-какие бумаги и вернусь к вам.

Оба инспектора кивнули, и Хогсон вновь поднялся по лестнице в свой офис. В конце концов уговорить его оказалось не слишком трудным делом.

Ветер закачал ветви елей, и на землю упали первые капли дождя, огромные и холодные.

Как обычно по воскресеньям, решетчатые ворота Латурельского кладбища заперли в семь часов вечера. Сторож отогнал экскаватор на аллею, где покоилось тело Лиланда.

Бролен был впечатлен размерами кладбища, необычными для столь маленького городка. Он ожидал увидеть небольшое скопление могильных камней, а вместо этого обнаружил место, где покоились останки всех, кто на протяжении двух веков оказывался в Латуреле: местных жителей, трапперов, случайно забредших сюда золотоискателей и обитавших неподалеку охотников. Надгробия торчали из земли словно рахитичные пальцы, с грустью протянутые к небесам. Изъеденные эрозией плиты не сохранили стершихся эпитафий, отказав усопшим в праве остаться в истории. В целом кладбище представляло собой большой холм, как будто явившийся из сказки Вашингтона Ирвинга — не хватало лишь тумана да виселицы под узловатым деревом на его вершине. Шериф Хогсон стоял позади остальных, с религиозным трепетом наблюдая, как экскаватор маневрирует между стел, покрытых мхом и колючим кустарником. Многие могилы были неухоженными, и даже сторожу не удавалось спасти их от наступающей природы. Они были забыты, словно дурные дела минувших эпох, которые выветриваются из нашей памяти, освобождая место повседневности с ее явно ощутимой рутиной. Солнце окрасило в кровавый цвет холмистый пейзаж и понемногу уступало место ночи и луне, почти совсем скрытой облаками и завесой дождя. Трой Сьюбертленд, сторож, остался, чтобы помочь при эксгумации, он был единственным, кто умел управлять маленьким экскаватором.

Пятеро мужчин молча стояли, опустив головы и сопротивляясь холодному дождю, сведя свои движения к минимуму, чтобы вода не текла за воротник их непромокаемых курток. Вокруг них, впитывая воду, пузырилась грязь — так, словно наслаждалась этой жидкой пищей, без труда глотая ее и отправляя прямиком в свои заполненные останками недра.

На собравшихся снизошло почти священное молчание. Правда, в случае Митса и Бролена речь шла вовсе не о чувстве уважения к чему-то божественному или прочим суевериям былых времен. По мере того как земля раскрывала свое чрево, повинуясь челюстям экскаватора, оба инспектора все сильнее ощущали присутствие Лиланда, оно как будто заряжало все вокруг тем безумием, которое было присуще Бомонту при жизни.

Стоя в полумраке, освещенный только фарами экскаватора, Бролен мог поклясться, что из земли, где покоилось тело человека, которого в свое время с ужасом прожгли Портлендским Палачом, поднимаются фосфоресцирующие клубы пара.

Если как следует вдуматься, весь здешний пейзаж, казалось, был пропитан ощущением смерти и сумасшествия. Вздыбившиеся растения тянулись к звездам, словно переплетенные суккубы, а мрак ночи казался глубже, чем где-либо еще. В течение получаса не было произнесено ни единого слова, как будто полицейские бессильно наблюдали за пробуждением Зла.

Потом клыки экскаватора заскрежетали по твердой поверхности.

Собравшиеся вздрогнули, словно неприятный ветерок пробежал у каждого из них по спине.

Бролен схватил одну из лопат, принесенных сторожем. Митс сразу же последовал его примеру. Оба подошли к яме.

Бентли и шериф Хогсон стояли, не шевелясь.

На дне, в грязи показался светлый угол того, что когда-то было гробом. Вооружившись лопатами, оба инспектора скорее ринулись, чем осторожно спустились, в яму и стали выкапывать погребальное ложе.

Вода струилась по непрочным краям могилы сотнями маленьких трепещущих дождевых вен. В течение нескольких минут на дне ямы появилась черная лужа, в которой плавали остатки растений и коричневая пена. Вода попала в обувь обоих полицейских, и холод языком рептилии стал подниматься вверх по спине каждого.

Они копали, поскальзываясь и увязая в грязи. Через десять минут дождь и грязь уже проникли в каждую клеточку их тел, пропитали одежду, они чувствовали себя так, словно оказались в каком-нибудь зловонном болоте.

Потом они медленно освободили смерть из ее убежища.

Когда гроб был полностью выкопан, Митс кинул лопату наверх, на край ямы. Бролен еще мгновение колебался, не оставить ли ему свою при себе — в качестве оружия, которое может пригодиться при вскрытии гроба. Это, конечно, было глупо, и, поразмышляв, он тоже выкинул лопату наверх. Бентли Котленд, шериф и Трой Сьюбертленд подошли к краю ямы; они смотрели вниз с недоверием, как будто стояли, как минимум, у края бездны.

Бролен с прилипшими ко лбу от дождя волосами крикнул, обращаясь к Котленду:

— Дайте мне фонарь или посветите нам сверху.

Ему пришлось повторить сказанное еще раз, громче, чтобы перекричать глухой стук дождя.

Котленд повиновался, направив мощный луч белого света в яму, прямо на покрытую грязью дубовую крышку.

— Это момент истины, — слабо прошептал Бролен, обращаясь к Митсу.

Они открутили винты и с ужасным скрипом откинули крышку.

Дождь яростно хлестал по кладбищу. Стук капель становился все более нестерпимым, они щелкали по лужам, шлепались в грязь, и земля всасывала их, точно стараясь отмыться и готовясь отрыгнуть все только что проглоченное. Кладбище сочилось влагой, извергая из своей разлагающейся плоти липкие испарения.

Ночь была черной и холодной, пронизанной порывами воющего ветра, похожими на мрачную песнь койота.

То, что они увидели, потом долго еще преследовало их. До самого последнего вздоха им не удастся забыть это.

— Мы в полном дерьме… — вырвалось у Митса, обнаружившего то, чего на самом деле быть просто не могло.

Стоя под ледяным дождем, он перекрестился — он, который уже несколько лет не был в церкви. Не мигая, собравшиеся созерцали невыносимое зрелище. Простой, без какой-либо обивки и украшений гроб.

Абсолютно пустой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Вы не понимаете меня.

Вы не способны меня понять.

Я выше вашего понимания.

Я выше Добра и Зла.

54

Ночь скользнула над Портлендом, над его ущельями и лесами, принеся с собой отвратительное ощущение, что где-то вокруг блуждает смерть. Огромные черные тучи, словно молчаливые призраки, бежали по небу, накрывая весь штат своим зловещим покрывалом.

В ту ночь Бролен не поехал к Джульет. После того как была вскрыта могила Лиланда Бомонта, инспектор почти сбежал домой, подгоняемый страхом. Всегда осторожно относившийся к алкоголю, он залпом выпил треть бутылки «Джек Дэниеле», обросшей пылью. Принял обжигающий, почти болезненный душ. Затем натянул свою старую серую футболку времен учебы в Куантико, с девизом ФБР, крупно написанным на спине: «Верность, отвага, честность». В ней он чувствовал себя увереннее, почти в безопасности, словно перенесясь в эпоху своей бурной и исполненной лучших намерений юности. В то время, когда он знал, куда идет, что делает и во что верит. Это продолжалось до того момента, когда он столкнулся с профессиональными разочарованиями.