Тэми Хоаг - Забыть всё
Диксон схватился за пояс и стал вдыхать и выдыхать воздух, пытаясь взять себя в руки.
— Позвольте мне поговорить с ним, — произнес Винс. — У меня нет личной заинтересованности. Он для меня ничем не отличается от остальных. Мне будет легче добыть то, что вам нужно.
Диксон кивнул.
Винс вошел в комнату для допросов, держа в руках кофе, и сел за стол, слегка повернув стул в сторону, чтобы можно было комфортно усесться, положив ногу на ногу.
Фарман уставился на него.
— Какого хрена ты тут делаешь?
— Ты должен быть рад, что я здесь, Фрэнк, — спокойно сказал Винс. — Я из чертовой Швейцарии. Я тебя не знаю. У меня нет с тобой никаких отношений. Никаких конфликтов. Здесь не происходит ничего личного. У меня есть вопросы. У тебя есть ответы. Это очень хорошо.
Фарман промолчал, но Винс видел, что эти слова успокоили его. Ему нужно было ответить на вопросы. А отвечать лучше без эмоций.
— Итак, где твоя жена? — спросил Винс. — Она тоже должна принять участие в дальнейшей судьбе своего сына. Давай просто найдем ее, и дело с концом.
— Она ушла, — сказал Фарман.
— И куда направилась?
— Не знаю. Мы поссорились вчера, и она ушла.
— Вот видишь? — произнес Винс, вскидывая руки. — Всегда найдется объяснение. Неужели это так трудно?
Фарман ничего не ответил.
— Итак, что произошло? — спросил Винс. — Она рассердилась, снялась с якоря, отправилась к матери, что-то в этом роде?
— Я не знаю, куда она отправилась. Ладно, я много выпил вчера за обедом. Вел себя, как скотина. Потом вырубился. Когда проснулся утром, ее не было.
— У нее есть подруга, сестра, кто-нибудь близкий?
Фарман покачал головой, но было похоже, что внутри он будто бы перебирает варианты и отметает их один за другим.
— Я не знаю ее подруг.
— У тебя есть дети помимо Дэнниса?
— У Шэрон две девочки от первого брака. Они сейчас у друзей. Подростки. Я за ними не слежу.
— Ты понимаешь, Фрэнк, куда ветер дует, — заметил Винс. — Никто не знает, где Шэрон, а твой сын говорит, что она умерла и что ты ее убил. Если бы ты не был полицейским, как думаешь, что произошло бы дальше?
— Если бы я был умным, я бы попросил адвоката, — тихо ответил он.
— Ты этого хочешь? Ты знаешь, что потом, Фрэнк, все будет по закону. И ты этот закон знаешь вдоль и поперек. Любое общение прекратится. Или: ты можешь пустить копов в свой дом, дать им осмотреться, убедиться, что все в порядке. Дать им номера телефонов подруг и родственников Шэрон, с ней свяжутся, и все закончится хорошо. А пока — ты знаешь, о чем все думают. Ты перепил, взбесился, что Диксон выпер тебя из команды. Рассказал жене, она ляпнула не то, ты вышел из себя. Одно за другое, ситуация вышла из-под контроля, ты запаниковал…
Фарман вздохнул и уронил лицо в ладони.
«Ну же, ну же…» Винс чувствовал, что сейчас сам что-нибудь скажет. Пауза затянулась, становясь все тяжелее и тяжелее. Но все рано или поздно заканчивается.
— Если Диксон хочет обыскать мой дом, отлично, — сказал Фарман, хотя явно ему не нравилась эта идея. — Мне нечего скрывать.
Винс кивнул.
— Отлично.
— Только пусть он сделает это сам. Не хочу, чтобы Мендес снова ко мне совался.
— Справедливо.
— Я хочу увидеть сына.
— Ты знаешь, что это невозможно, пока не объявится Шэрон.
— Тогда я пойду, — сказал Фарман, вставая. — Я должен найти парню адвоката.
Винс кивнул и поднялся со стула.
— Трудная ситуация, Фрэнк. Мне жаль.
Может, он скотина. Может, он даже хуже скотины. Но от этого трагедия, произошедшая с его сыном, не становится меньше. Если в нем оставалось хоть что-то человеческое, он чувствовал боль.
Фарман кивнул и вышел в коридор, где из другой комнаты появилась Энн.
— Это вы накрутили его, да? — спросил ее Фарман.
Энн встала напротив него.
— Да, из-за того, что вы выписали мне штраф за проезд по вашему газону, я науськала вашего сына пырнуть ножом другого ребенка, а потом обвинить вас в убийстве.
— Я вам сказал — не лезьте не в свое дело, — проворчал Фарман, тыкая в нее пальцем.
— Ваш сын — это и мое дело; давно пора было вмешаться в ситуацию. Посмотрите, к чему все привело.
— Я тут ни при чем.
— Вы не можете не нести ответственности за собственного сына, — с яростью сказала она.
— Ах ты, дрянная маленькая сучка, — тихо произнес Фарман, прижимая ее к стене.
Винс, встав между ними, положил руки на плечи Фармана и оттолкнул его к противоположной стене так резко, что тот стукнулся затылком.
— Там я вел себя с тобой вежливо, Фрэнк, — сказал он, указывая на комнату для допросов и не ослабляя напора. — Если ты будешь докучать этой женщине, я вежлив не буду. Я тебе яйца натяну на уши. И тебе лучше уйти, пока этого не произошло.
— Уйти? — ошеломленно спросила Энн, когда Фарман побрел прочь. — Он разве не под арестом?
— Им нечего предъявить ему, кроме слов как бы не совсем психически здорового одиннадцатилетнего мальчика, — объяснил Винс. — Мы не знаем наверняка, мертва Шэрон Фарман или просто пропала. Из службы опеки еще не приезжали?
— Приехали, они сейчас у Дэнниса, — сказала Энн и вздохнула. — Он хочет знать, когда может пойти домой.
Она переживала за Дэнниса, Винс это видел. Он проводил ее по коридору, и через торцевую дверь они вышли во двор. Они остановились под тенью дуба, он обнял ее, а она просто стояла и не сопротивлялась, скользнув своими руками по его талии; Энн сделала это совершенно непринужденно.
— Я горжусь тобой, — тихо произнес он.
— Гордишься мной? Почему? — спросила она, выскальзывая из его объятий так же легко, как оказалась в них.
— Ты как храбрая мышка вышла против Фармана.
Она нахмурилась.
— Посмотри, сколько вреда он причинил! У Дэнниса больше не будет нормальной жизни, так? Окажется он в тюрьме или нет. Ведь он никогда этого не преодолеет, разве не так?
Винс покачал головой.
— Да. Прости, милая. Хотел бы я возразить, но, по моему опыту… Он сломан, и его нельзя починить.
— И что же нам делать? — спросила она. — Выбросить его? Мне не нравится такой ответ.
— Я понимаю, но другого у меня нет. — Он протянул ей руку. — Может быть, однажды ты будешь среди тех, кто во всем разберется.
— Но кто-то должен попытаться его спасти, — упорно твердила она.
— Согласен. Я серьезно. Ты отлично справляешься с детьми. Ты самозабвенно стараешься разобраться в их проблемах и помочь им. Работа учителя, безусловно, очень важна. Но ты могла бы оказывать большое влияние на детей, которым нужна серьезная помощь.
— Я только хотела сделать как лучше, — сказала она.
Винс наклонился и нежно поцеловал ее.
— Ты необыкновенная женщина, Энн, — сказал он, заменив этими словами те, что буквально срывались с губ: «Я тебя люблю».
Ему сорок восемь, у него пуля в голове, и он влюбился в Энн Наварре на третий день знакомства. Это слишком даже для него… и он не имел ничего против.
Глава семидесятая
— Я жаловалась Кэлу, — сказала Джейн Томас, наливая себе кофе. — По моему мнению, женщин из центра останавливают слишком часто. А он говорит, что мне только кажется.
— Что вы ответили? — спросил Мендес.
— Что ему сначала надо проверить протоколы, а потом уже обвинять меня в мании преследования.
— Когда это было? — спросил Хикс, когда они вышли из комнаты и двинулись в направлении отделения интенсивной терапии.
— О, мы возвращаемся к этой теме раз в восемь или девять месяцев, — произнесла она. — Он утверждает, что в сводках нет ничего необычного и, может быть, среди моих клиенток так много недобросовестных водителей.
— А ваши клиентки не жаловались ни на кого конкретно? — поинтересовался Мендес.
— Есть два-три постоянных обидчика. Спросите своего босса.
— А кто-нибудь из женщин жаловался, что полицейские, остановивший их, вел себя некорректно?
Томас пристально посмотрела на него.
— Вы считаете, что кто-то из ваших коллег…
— Нет, мэм, — сказал Хикс. — Мы всего лишь пересказываем мысль, высказанную мимоходом.
Она нахмурилась и медленно пошла к двери.
— Я хочу проверить, как там Карли.
Все трое стояли около палаты Карли Викерс, глядя на нее через стекло. Ничего не изменилось. Молодая женщина лежала на кровати, а трубки и провода соединяли ее с аппаратами и пакетами с жидкостями и кровью. Она выглядела худой и бледной, словно привидение, мираж, который может растаять в мгновение ока.
— Врач сказал мне, что она скорее всего не сможет ни видеть, ни слышать, — тихо произнесла Томас. — Представляете, какой одинокой она себя чувствовала? Как страшно ей было думать, рядом это чудовище или нет, и что сделает дальше.
Она вздрогнула и отпила кофе, чтобы унять внезапную дрожь. Мендес заметил в ее левой руке золотую цепочку с кулоном, которую она просила с утра. Она терла фигурку женщины, зажав ее между большим и указательным пальцами с таким же отстраненным видом, с каким обычно его мать перебирала бусинки четок, — этот жест выражал удовлетворенность и, возможно, надежду.
