Майкл Роботэм - Пропавшая
Эта информация, подобно тепловатой тошноте, переполняет мой желудок. Рассудок пожирает детали. Мистер и миссис Бёрд видели Микки на станции «Лестер-сквер». Это за одну остановку до «Пиккадилли-серкус».
– Но раз вы ее отпустили, что случилось?
Ее отчаяние достигло предела.
– Говард!
Я не понимаю.
– Случился Говард, – повторяет она. – Микки пришла домой, но наткнулась на Говарда.
Боже мой, нет! Только не это! Это был вечер среды. Рэйчел не было дома. Она выступала в десятичасовых новостях и обращалась за помощью. Я помню, как видел ее по телевизору в участке. Там показали кадры с пресс-конференции, состоявшейся днем.
– Говорю вам, мы не собирались ее обижать. Мы ее отпустили. А потом вы нашли полотенце в крови и арестовали Говарда. Я хотела умереть.
Картинка возникает сама собой. Я вижу маленькую, перепуганную девочку, которая боится выходить на улицу, но которой пришлось одной идти по городу. Она почти справилась. Остались только ступеньки – даже не все восемьдесят пять. Говард нашел ее на лестнице.
Мои ноги слабеют, и я с трудом встаю. Словно все внутренности стали жидкими и хотят вылиться на пол, пузырясь и блестя. Боже мой, что я наделал! Я не мог ошибаться больше. Али, Рэйчел, Микки – я всех их подвел.
– Вы не представляете, сколько раз мне хотелось все изменить, – говорит Кирстен. – Я сама привела бы Микки домой. Я подвела бы ее к самой двери. Поверьте мне!
– Вы же были подругой Рэйчел! Как вы могли так с ней поступить?
На какой-то момент ее печаль сменяется злостью, но это отнимает слишком много сил. Она шепчет:
– Я не хотела причинять им боль… ни Микки, ни Рэйчел.
– Тогда почему?
– Мы крали у самого главного вора, мы брали деньги у Алексея Кузнеца, настоящего чудовища. Он же убил собственного брата, боже мой!
– Вы хотели сразиться с самым большим задирой на детской площадке.
– Мы живем в феодальный век, инспектор. Мы воюем за нефть и предлагаем программы реконструкции в обмен на политические выгоды. У нас больше охранников на парковках, чем полицейских…
– Ради бога, избавьте меня от речей.
– Мы никому не хотели причинять зла.
– Рэйчел пострадала бы в любом случае.
Она поднимает на меня мокрые глаза, в которых кажется, видна соль.
– Я не хотела… мы отпустили Микки. Я никогда бы… – Она роняет руку с револьвером на одеяло, потом опускает голову и, качая ею, бормочет: – Мне жаль… Мне так жаль…
Эта жалость к себе раздражает меня. Я вытягиваю из нее остаток истории. Кирстен не смотрит на меня, описывая подвал и подземную реку. Рэй Мерфи пригнал туда под землей лодку и нарисовал для Джерри Брандта карту. Тому надо было пройти только несколько сотен футов, а потом передать Микки через сточный люк.
– Рэй знал место, где ее можно было спрятать. Я там никогда не была. В мою задачу входило послать письмо с требованием выкупа.
– И кому вы его послали?
– Алексею.
– А как же купальник?
– Джерри его придержал.
– Во что она была одета, когда вы ее отпустили?
– Точно не знаю.
– А у нее было полотенце?
– Джерри сказал, что оно было для нее почти талисманом. Она не выпускала его из рук.
Я напряженно раздумываю. Из всех возможных сценариев я упустил Говарда, будучи убежден в его невиновности. Я взвесил все улики и возможности и решил, что его осудили несправедливо. Кэмпбелл кричал, что я закрываю глаза на очевидное. А я думал, что это он не видит ничего, кроме собственных предрассудков.
– Но почему, скажите ради бога, вы попытались получить выкуп второй раз? Как вы могли снова заставить Рэйчел пройти через все это? Вы убедили ее, что Микки еще жива.
Ее лицо морщится, словно я задел ее больное место.
– Я не хотела. Вы не понимаете.
– Так объясните мне.
– Когда вы арестовали Говарда за убийство Микки, Джерри потерял голову. Он все твердил, что помог ее убить. Он сказал, что не может снова вернуться в тюрьму – только не за убийство ребенка. Он знал, как в тюрьме поступают с убийцами детей. Я сразу же поняла, что у нас проблема. Нам надо было или заставить Джерри замолчать, или помочь ему исчезнуть.
– И вы отправили его за границу.
– Мы дали ему вдвое больше, чем он заслуживал: четыреста штук. Мы думали, что он испарится, но он спустил все деньги на игровых автоматах или наркоте.
– Он купил бар в Таиланде.
– Какая разница.
– И вот он вернулся.
– Я впервые узнала о выкупе уже после того, как Рэйчел получила открытку. Джерри сам додумался до этого. Тело Микки не нашли. У него оставались ее купальник и прядка волос. Я была вне себя от злости. Его жадность и глупость угрожали всем нам. Рэй сказал, что остановит Джерри, пока он всех нас не выдал.
– Но вы могли отойти от дела. И никто не узнал бы.
– Я хотела его убить – честное слово.
– И отчего же вы передумали?
– Никто из нас не ожидал, что Алексей согласится – после того, как уже выплатил один выкуп, – но он согласился сразу же. Я тогда чуть не пожалела его. Наверное, ему очень хотелось верить, что Микки жива.
– У него не было выбора. Отцы должны верить.
– Нет, ему нужна была месть. Ему было наплевать, сколько она стоит. Ему было наплевать на Микки и на Рэйчел. Он хотел, чтобы мы умерли, – и это его истинный мотив.
Возможно, она права. Алексей всегда предпочитал вершить собственный вариант правосудия.
Возле тюрьмы «Уормвуд-Скрабз», а потом еще раз в участке он сказал: «Я не плачу дважды». Так вот что он имел в виду. Он уже заплатил выкуп за Микки и не расстался бы со вторым.
– Почему вы воспользовались той же схемой?
– У нас не было времени придумать новую. Видимо, Алексей обо всем догадался. Я же сказала, мы не предполагали, что он согласится. Нам пришлось готовить все в спешке. Я не хотела в это ввязываться, но Рэю требовались деньги, и он сказал, что во второй раз все пройдет легче.
– Вы знали, что я был в машине с Рэйчел?
– Нет, пока мы не заставили ее пересесть в другую машину. Но вот чего мы точно не ожидали, так это того, что кто-то окажется настолько глуп, чтобы последовать за выкупом в канализацию.
– Во время процедуры я слышал детский голос. Это ведь были вы?
– Да.
В комнате стемнело, и Кирстен превращается в тень. Пространство между нами стало шире и холоднее.
– Когда началась стрельба, я поначалу решила, что это полиция. Но они все стреляли.
– Вы видели снайпера?
– Нет.
– Вы вообще кого-нибудь видели?
Она мотает головой.
Выговорившись, она чувствует себя лучше, несмотря на то, что устала. Она не помнит, сколько времени провела в воде. Течение пронесло ее мимо Вестминстера. Она выбралась на ступеньки Банковской пристани возле театра «Глобус». Влезла в аптеку и украла бинты и лекарства. Остаток ночи провела в магазине, закрытом на ремонт, где спала под малярными простынями.
Она не могла сбежать или пойти в больницу. Алексей нашел бы ее. Как только он узнал, кто похитил Микки, его уже ничто не могло остановить.
– И с тех пор вы прячетесь?
– Жду смерти. – Ее голос звучит так тихо, словно она в соседней комнате.
Сладковатый запах пота и гниения сгустился в воздухе. Либо все, что рассказала мне Кирстен, правда, либо это тщательно продуманная ложь.
– Пожалуйста, отойдите от окна, – говорит она.
– Почему?
– Мне все время мерещатся красные точки. Они въелись мне в глаза.
Я понимаю, о чем она говорит. Поставив стул у кровати, я наливаю ей стакан воды. Ее палец больше не лежит на курке.
– Что вы собирались сделать с выкупом?
– У меня были планы. – Она описывает новую жизнь в Америке, рисуя возможность, против которой трудно устоять: уйти и ни разу не оглянуться, – смакует романтику жизни с чистого листа.
Меня иногда тоже посещают такие мысли: как здорово было бы стать другим человеком и начать жизнь заново, – но потом я понимаю, что не испытываю никакого желания видеть мир, что мне вполне хватает неприятностей со старыми друзьями и я не хочу заводить новых. От чего мне убегать? Я был бы похож на собаку, гоняющуюся за собственным хвостом.
– Мы сглупили. Мы должны были уйти и благодарить небеса за то, что никто не узнал правды о Микки. А теперь поздно.
– Я могу вас защитить.
– Никто не сможет этого сделать.
– Я могу договориться в прокуратуре. Если вы дадите показания против Алексея, вас поместят…
– Какие показания? – обрывает она меня. – Я не видела, чтобы он кого-то убил. Я никого не могу ни описать, ни опознать. Ну и что, что он заплатил выкуп дважды, – это не противозаконно.
Она права. Самое большее, в чем виноват Алексей, – это сокрытие от полиции информации о первом выкупе.
Но должен же быть какой-то выход. Человек самовольно казнит людей, и никто не может ему помешать.
