Р. Скотт Бэккер - Нейропат
— Нет. Послушай, Миа, черт. Просто послушай. Наше общество в основе своей — гигантская разновидность того же Фармера: огромный механизм обратной связи, механизм, настроенный на то, чтобы потакать нашим прихотям — духовным, социальным, материальным. Нашим прихотям, не нашим потребностям. Вот мы и носимся по свету, пичкая всех баснями, а когда кто-то захочет поговорить, поговорить всерьез, мы тут как тут: «Извини, приятель, у меня посадку объявили». В какое сравнение со всем этим могут идти факты? Мы верим, что нам хочется того-то и того-то, что причины и доказательства просто различные отделы бакалейной лавки, что мы никому ничем не обязаны, а уж тем более — миру! И поскольку мы не можем видеть то, чего не знаем, мы все думаем, что так или иначе нам удалось обвести остальных вокруг пальца, и не важно, что через три тысячи лет каждый наш крохотный поступок будет казаться нашим потомкам таким же смехотворным, каким кажутся поступки наших предков...
Томас замолчал, не в состоянии перекричать рев мотора «тойоты» в потоке движения.
Миа дернулся обратно, встроился в центральный ряд.
— Дело не в том, что мне это не интересно, Томми. Черт возьми, я согласен буквально с каждым твоим словом. Просто сейчас я не врубаюсь. — Миа включил знак поворота, притормозил у съездного пандуса. — Нас ожидает рыба покрупнее, сосед. А этой иллюзии вовсе не хочется. — Он оглянулся через плечо. — Не хочется, чтобы моя накачанная, атлетическая жопа оказалась за решеткой. — Он быстро взглянул на Томаса. — Ясно?
Томас моргнул, удивленный тем, что горячие слезы струятся по его щекам.
— Ясно, — ответил он, посмотрев на дорогу.
Мусор, забившийся в выбоины. Бесконечные пятна протекшего масла, темные полосы выхлопов. Когда они свернули с шоссе, он почувствовал, что лишился чего-то существенного, словно с него счистили кожуру.
Этот крик. Он сделает все, чтобы этот крик прекратился. Даже если для этого придется ехать по грохочущей автостраде всю оставшуюся жизнь.
Ты больше не будешь кричать, Фрэнки...
Папа обещает.
Когда они остановились у больницы, Томас был уверен, что Миа высадит его, а сам умчится дальше. Когда же этого не случилось и Миа вместе с ним направился к похожему на круглый аквариум миру за стеклянными дверьми, Томасу показалось, что земля уходит у него из-под ног.
«Мы идем, сын... Оба».
Миа пробормотал что-то себе под нос, когда они остановились в готической тени больницы.
План их был прост, но они не знали, какие неожиданности подстерегают по пути.
— Готов? — спросил Томас, кусая губу.
— Как спагетти, — ответил Миа.
В вестибюле почти никого не было. У Томаса не возникло никакого дурного предчувствия, когда он подошел к ме-таллодетектору и его скучающему бессонному стражу. Миа прошел через искатель резкими широкими шагами, даже не бросив взгляд на мужчину с бычьей грудью, которого, казалось, гораздо больше заинтересовал рюкзачок, который нес Томас. Томас остановился перед самым детектором, опустив рюкзак в выжидательно протянутую руку охранника. Тот уже начал было рыться в содержимом рюкзачка, когда металлоискатель вежливо, но настойчиво зачирикал.
Сердце замерло в груди у Томаса.
— Пройдите снова, — сказал охранник, даже не взглянув на него.
Он рылся в одежде Фрэнки большой черной рукой.
Отойдя на два шага, Томас снова переступил через порог. На сей раз он ощутил чириканье скорее кожей, чем слухом.
По-прежнему не глядя ему в глаза, охранник пробормотал: «Руки покажите», — а затем стал водить своим волшебным жезлом по телу Томаса. Тот готов был поклясться, что его избили палками, хотя охранник даже ни разу не дотронулся до него. Жезл следовал контурам его фигуры с расставленными ногами и растопыренными руками, начав с правой руки, а затем понемногу опускаясь к правой лодыжке. Потом пополз вверх с внешней стороны левой ноги. И заверещал, достигнув левого кармана куртки.
Наконец охранник посмотрел ему в глаза, хотя вид у него был скорее скучающий, чем озабоченный.
— Ваш карман, сэр, — сказал он. — Что у вас в кармане?
— Насколько мне известно, ничего такого... — застыв и почти не дыша, ответил Томас.
«Господи боже, пожалуйста, нет-нет-нет...»
Контроль? Включить контроль.
Толстыми пальцами охранник залез в карман и вытащил то, что Томас по ошибке принял за носовой платок, но что оказалось белыми хлопчатобумажными трусиками Сэм.
Охранник ухмыльнулся, одновременно бросив на Томаса взгляд исподлобья.
— Ну, дает, — протяжно произнес Миа.
Затем выпавшая из трусиков пуля звонко цокнула, запрыгав по выложенному плиткой полу.
При виде пули охранник нахмурился, вскинул на Томаса жесткий взгляд...
Нога Миа попала ему точно в подбородок. Охранник покачнулся, едва устояв и ничего не понимая, абсолютно неподготовленный ко второму удару, который послал его в нокаут. Звякнули висевшие у него на поясе ключи, затем все стихло.
Томас с изумлением посмотрел на своего соседа-гея, который, осматриваясь, крутил головой.
— Один маленький совет, — сказал Миа, становясь на колени рядом с потерявшим сознание охранником. — Если ты мужик, то не суйся в ад, коли не прикрыл зад.
Он протянул руку, нетерпеливо шевеля пальцами.
— Что? — едва дыша, спросил Томас.
— Лента, — ответил Миа. — Помнишь?
Томас порылся в пустом правом кармане, беспомощно посмотрел на соседа. Он оставил ленту в доме, где скрывался Нейл. Чертыхаясь, Миа схватил трусики и угрожающе взмахнул ими, словно заявляя о своем праве на них.
— Боксеры слишком большие, чтобы влезть в карман, — сказал он. — Давай. Надо убрать эту тушу с глаз долой. Если бы кто-нибудь следил за нами вон по тем камерам, — он показал куда-то вверх, за голову Томаса, — мы бы уже облажались.
Они запихнули охранника в какой-то неприметный сортир.
— Это не как в кино, — сказал Томас, стоя над безвольно развалившимся на полу телом. — Ему как можно скорее нужна медицинская помощь. Он мог действитель...
— Не знаю, как ты, — ответил его сосед, — но я пришел за Фрэнки.
Томасу только и оставалось, что кивнуть. Контроль ускользал.
Они прошли мимо двух ночных сестер, которые, кажется, были так увлечены сплетнями, что даже не заметили их присутствия. Воздух в лифте был жарким, словно больной в горячке. Оба, как идиоты, уставились на рекламу «Эр Франс» на экране. Томас поймал себя на том, что ищет скрытые сексуальные намеки, которыми пользуются все рекламщики, чтобы приковать праздное мужское внимание. Длящийся тысячные доли секунды кадр со случайно задравшейся юбкой. Две нимфетки на заднем плане, складывающие на полку ручную кладь. И на всем этом печать дружески-семейной ухмылки.
Затем он поймал себя на том, что сочиняет идиотский стишок: «С кем поведешься, с тем и пое...»
Дверцы лифта с грохотом разъехались.
Томас просиял усталой улыбкой, обращенной к дежурной сестре неврологического отделения — некогда симпатичной женщине по имени Скай, если, конечно, он ничего не путал. Он встал перед ней, стараясь закрыть как можно больше периферии. Он не слышал и не видел Миа, что уже само по себе было хорошо...
— Профессор Байбл, — сказала она бархатистым голосом, в котором явно слышалось сострадание.
Сестра знала, что он разведен, и теперь, когда число женщин, занимавших тот или иной профессиональный пост, значительно превышало число мужчин — «великий тендерный переворот», как называли это явление ученые мужи, — парни вроде Томаса, которые действительно учились в колледже, а не блуждали в наркотическом тумане и не тупели над видеоиграми, были редким явлением.
Томасу пришлось сыграть подобающую роль. Вконец измотанный, скорбящий отец, отчаянно нуждающийся в женской ласке и поддержке. Роль мужчины, который флиртует, поскольку ему не остается ничего иного, чтобы согреть свои толстые пальцы без обручального кольца...
Монитор предупредил ее, что связь с Фрэнки отключена. Сестра подняла взгляд на Томаса с почти карикатурной тревогой.
— Что-то с Фрэнки? — в притворном ужасе поинтересовался Томас.
— Д-должно быть, у него кончилось успокоительное.
Томас выбрал этот момент, чтобы поставить свой рюкзак на стол перед сестрой.
— Не двигаться! — отрывисто произнес он.
Конечно, она не шевельнулась — чисто инстинктивно.
— Вы знаете о направленных детекторах слежения, правда, Скай?.. Не кивать. Если понимаете — просто мигните.
Две слезинки скатились, пачкая тушью щеки, когда она повиновалась приказу.
— Итак, один из них наведен прямо на вас... и соединен с бомбой в этой сумке. Любое движение или громкий звук, и устройство может взорваться. Даже если вы шевельнете губами... Понятно?
И снова сестра моргнула, снова покатились слезинки. Она тряслась, как маленькая центрифуга, — достаточно, чтобы взорвать дюжину дверей в универсаме. Томаса тошнило — как ему представлялось, от стыда, хотя таблетки Нейла парализовали практически все его эмоции.
