Долорес Редондо - Невидимый страж
Под сводом леса, образованным кронами деревьев, Амайя ощутила то же, что всегда чувствовала в храме, — уединение и присутствие Бога. Она в изумлении подняла глаза, чувствуя, как ярость, подобно мощному кровотечению, покидает ее тело, унося с собой как зло, так и силы. Она расплакалась. Слезы потоком хлынули из ее глаз. Отчаянные рыдания, казалось, рвутся из глубины души. Чтобы не упасть обессиленно на землю, она, как обезумевшая друидесса, обхватила ствол дерева, как это, возможно, делали ее предки, и плакала, уткнувшись лицом в ствол, смачивая слезами кору дерева. Не в силах больше превозмогать слабость, она соскользнула вниз, не выпуская дерево из объятий, и села на землю. Плач постепенно затих, но она продолжала сидеть, обреченно и опустошенно прижимаясь к стволу. Собственную душу она сравнивала с домом, построенным на скалистом берегу. Беспечные хозяева забыли закрыть окна и двери и защитить дом от бури, и теперь в нем бушевала нечестивая злоба, разрушив всю обстановку, уничтожив всякое подобие порядка, который она так тщательно наводила. Здесь больше не было ничего, кроме ярости, выползающей из темных углов, занимающей все опустевшее пространство ее души. У ярости не было цели и имени, она была слепой и глухой, и Амайя чувствовала, как она растет и крепнет, захватывая ее внутренности, подобно пожару, раздуваемому ветром.
Свист был таким громким, что на мгновение заполнил все вокруг. Амайя резко развернулась в поисках источника звука, а ее рука метнулась к пистолету. Она напряженно вслушивалась в тишину леса. Ничего. Свист прозвучал снова, совершенно отчетливо, на этот раз у нее за спиной. Один длинный свисток и сразу вслед за ним второй, короткий. Амайя вскочила на ноги и начала всматриваться в чащу в полной уверенности, что там кто-то есть. Она никого не увидела.
Снова раздался короткий свисток, как будто кто-то пытался привлечь к себе внимание. Она удивленно обернулась и успела разглядеть между деревьями высокий бурый силуэт, тут же скрывшийся за толстым стволом дуба. Амайя хотела выхватить пистолет, но передумала, потому что интуитивно чувствовала, что этот силуэт не таит в себе угрозы. Она стояла неподвижно, всматриваясь в то место, где он скрылся из вида и от которого до нее не было и ста метров. Метрах в трех правее величественного дуба закачались нижние ветки, и из-за них вышла прямая фигура с длинной каштановой шевелюрой с проседями. Существо двигалось неторопливо, как будто исполняя между деревьями какой-то древний танец, и избегало смотреть в сторону Амайи. Тем не менее, оно позволило разглядеть себя достаточно отчетливо, чтобы не оставить ни малейшего места сомнениям. Затем оно скрылось за дубом и исчезло. Было так тихо, что Амайя слышала собственное дыхание. Поступок гостя наполнил ее душу умиротворением, на которое она уже считала себя неспособной. От этой бесконечной тишины и осознания того, что она наблюдала чудо, ее губы сами собой расплылись в блаженной улыбке, которая продолжала озарять ее лицо, когда она взглянула в зеркало заднего вида. Она застегнула кобуру пистолета, которую инстинктивно открыла, но из которой так и не извлекла свой «Глок». Она вспомнила ощущение ужаса, вначале охватившее ее при появлении существа, и глубокую безмятежность, тут же сменившую страх. Безграничная детская радость распирала ее грудь, как будто снова наступило волшебное рождественское утро ее детства.
Амайя села за руль и проверила телефон. Шесть пропущенных вызовов, все от Джеймса. Она нашла в записной книжке номер доктора Ткаченко и нажала кнопку вызова. В трубке зазвучали гудки, но Амайя прервала звонок. Она завела двигатель и осторожно поехала обратно. Выбравшись на шоссе, она нашла безопасное место, остановилась на широкой обочине и снова набрала номер Нади. Резкий акцент доктора Ткаченко поприветствовал ее с другого конца линии.
— Инспектор, где вы? Я слышу вас очень плохо.
— Доктор, вы говорили мне, что оставили в лесу видеокамеры, расположенные в тщательно выбранных местах. Это действительно так?
— Да, так и есть.
— Я только что побывала в том месте, где мы с вами встретились в первый раз. Вы его помните?
— Да, там находится одна из наших камер…
— Доктор… Мне кажется, что я видела… медведя.
— Вы так думаете?
— …Мне так кажется.
— Инспектор, не то чтобы я вам не доверяла, но, если бы вы увидели медведя, вы были бы в этом твердо убеждены. Поверьте мне, это зрелище не оставляет места сомнениям.
Амайя молчала.
— Или, возможно, вы не знаете, что именно вы видели.
— Я это знаю совершенно точно, — прошептала Амайя.
— …Конечно, инспектор, — это прозвучало, как инспекторра. — Я просмотрю записи и позвоню вам, если увижу медведя.
— Спасибо.
— Не за что.
Амайя попрощалась с Надей и набрала номер Джеймса. Когда он ответил, она просто произнесла:
— Я возвращаюсь домой, любимый.
37
Извечный звук включенного телевизора, аромат рыбного супа и горячего хлеба заполняли дом, но на этом нормальность заканчивалась. Будучи следователем, она сразу отметила признаки того, что обстановка вокруг нее изменилась. Она почти кожей чувствовала, какие разговоры о ней шли здесь в ее отсутствие, но прекратились с ее появлением, зависнув над ее головой подобно грозовой туче. Она села в кресло перед камином и в ожидании ужина начала пить чай, который ей подал Джеймс. Она сделала глоток и отметила, что это простое действие несколько ослабило напряжение, с которым наблюдали за ней ее близкие. То, что они говорили о ней, не вызывало ни малейших сомнений, как и то, что они были очень встревожены. Тем не менее, Амайя ничего не могла с собой поделать, и их беспокойство восприняла как посягательство на свою частную жизнь.
«Почему вы не можете оставить меня в покое?» — снова воскликнул ее внутренний голос. Слепая ярость, обуревавшая ее в лесу, вспыхнула с новой силой, раздуваемая косыми взглядами, сдержанными движениями и примирительными словами ее близких. «Неужели они не понимают, что это только раздражает меня? — спрашивала себя Амайя. — Почему они не могут вести себя нормально и не хотят оставить меня в покое? В таком покое, как тот, который я нашла в лесу».
Этот полнозвучный свист, все еще звучащий у нее в голове, и воспоминание о промелькнувшем перед ней видении, помогли ей снова обрести спокойствие и безмятежность. Она вспомнила тот момент, когда он вышел из-под нависающих ветвей дерева. Как спокойно он повернулся, не глядя на нее, но позволяя смотреть на себя. Ей на ум пришли истории о явлении Девы Марии Бернадетте и пастушкам из Фатимы, которые когда-то рассказывал ей священник, обучавший ее катехизису. Ей всегда хотелось понять, почему дети не испугались привидения и не убежали прочь. Откуда они могли знать, что перед ними Пресвятая Дева? Почему в них не было страха? Она вспомнила, как ее собственная рука дернулась в поисках оружия, которое вдруг показалось ей совершенно ненужным. Как ее охватило чувство глубокого умиротворения и безграничной радости, заполнившее грудь и не оставившее в сердце ни тени сомнения, ни следа тревоги и боли.
Но даже в глубине души она не решалась наделить его именем. Та ее часть, которая была офицером полиции, женщиной ХХI века, образованной горожанкой, отказывалась даже поднимать вопрос об имени, потому что, вне всякого сомнения, это был медведь. Это не могло быть ничем иным. И все же…
— Над чем ты смеешься? — поинтересовался наблюдавший за ней Джеймс.
— Что? — удивленно спросила она.
— Ты смеялась… — не скрывая радости, заявил Джеймс.
— А… — немного растерялась Амайя, изумившись тому, как подействовало на нее это воспоминание. — Видишь ли, это одна из тем, на которые я не могу говорить, — начала оправдываться она.
— Ничего страшного, — успокоил ее Джеймс, — я в любом случае очень рад. Я уже очень давно не видел тебя такой веселой.
Ужин прошел спокойно. Тетя что-то рассказывала об одной из своих подруг, собравшейся в поездку в Египет, а Джеймс подробно описал Амайе свой день, который он провел на зимнем рынке, расположенном где-то неподалеку от Элисондо, где, судя по всему, продавалась лучшая зелень в долине. Роз в основном молчала и лишь подолгу задерживала на лице Амайи обеспокоенный взгляд, чем сумела снова испортить ей настроение. Едва встав из-за стола, Амайя направилась к лестнице, сославшись на усталость.
— Амайя, — окликнула ее тетя. — Я знаю, что тебе необходимо поспать, но, мне кажется, вначале мы должны поговорить о том, что с тобой происходит.
Она замерла посередине лестницы и медленно обернулась, запасясь терпением, но, не сумев скрыть свое раздражение.
— Спасибо за заботу, тетя, но со мной ничего не происходит, — произнесла она, обращаясь одновременно к сестре и Джеймсу, которые стояли за спиной тети, напоминая древнегреческий хор, остановившийся у подножия лестницы. — Я провела две ночи без сна, а кроме того, нахожусь в состоянии постоянного стресса…
