Пионерская клятва на крови - Эльвира Владимировна Смелик
Духи-дивии, духи-навии,
Словом Вещего заклинаемы!
Вы слетайтеся, собирайтеся,
Коло посолонь направляйтеся!
Слова вырывались сами, голос становился все уверенней и громче. Бусина, испуская яркое белое сияние, росла и уже не умещалась на одной ладони. А Инга больше не отодвигалась и не смыкала плотно веки. Запрокинув голову, смотрела в глаза твари и говорила-говорила:
Чистые духи земли!
Чистые духи воды!
Чистые духи огня!
Чистые духи воздуха!
Собирайтесь на место на красное,
Охраняйте нас, помогайте нам!
Тварь тянула к ней длинные руки, клонилась все ниже, все шире разевала пасть, словно собиралась схватить и сожрать. Но Инга ее больше не боялась, раскатывала между ладоней полыхающий обруч, в который превратилась бусина, растягивала его, словно открывала проход из одного мира в другой. А оттуда уже доносились стоны и вопли погребенных во мраке веков созданий и завывания потусторонних ветров, готовых подхватить и утянуть за собой темное и злое, которому не место рядом с людьми.
А иншие, духи беспутные, прочь пойдите,
Туда, где Солнце не светит,
Где Мать-Земля не родит,
Где слав Богам не поют,
Где правых слов не рекут!
Из нашего кола изыдите,
Яко пропадом пропадите!
Тварь, не желая сдаваться, попыталась собрать новые силы, увеличилась в размере, обхватила когтистыми пальцами, нависла над самой головой.
– Да будет по слову сему! Гой! – выкрикнула ей в лицо Инга.
И тут что-то грохнуло так сильно, что оглушило, красная мгла вспыхнула диким пламенем. Тварь взвыла, заверещала, не в состоянии противиться зовущим ее голосам и исходящей из центра кольца тяге.
Мир, такой заманчивый, такой яркий, схлопнулся до размеров отверстия в поглотившей ее бусине, и проход запечатался на веки вечные – больше не выглянуть, не выйти…
Глава 38
Безумства в лагере закончились почти так же непредсказуемо и неожиданно, как начались. И дело было явно не в подъехавшей милиции, сотрудники которой оказались настолько же беспомощными, как остальные. Ну не бить же разбушевавшихся детей, не травить слезоточивым газом, а на словесные угрозы, на уговоры и даже на предупредительные холостые выстрелы в воздух они просто не обращали внимания. А иногда даже отчаянно лезли в драку, несмотря на разницу в силе, росте и подготовленности.
Но в какой-то момент абсолютно неуправляемые беснующиеся ребята практически одновременно словно очнулись от наваждения: остановились чуть ли не на середине движения, оборвали крики, затихли. Некоторые даже без сил повалились на землю, но большинство просто растерянно вертели головами, не представляя, как попали туда, где находились, непонимающе смотрели друг на друга, на оказавшихся рядом взрослых, на то, что успели натворить. Правда, не факт, что осознавали: это дело именно их рук.
Они даже сказать ничего толком не могли, только сконфуженно и оторопело бормотали: сами спрашивали, несли какую-то чушь, оправдывались. Кое-кто даже расплакался. И пришлось вожатым и воспитателям просто разводить по корпусам своих непутевых подопечных, невзирая на царивший там разгром и беспорядок.
Никто не сопротивлялся и не возражал, мальчишки и девчонки брели послушным стадом, куда им говорили – усталые, измочаленные, безвольные – сами заваливались на разоренные кровати, не замечая отсутствия подушки или одеяла и прочие неудобства.
Коля уже видел их недавно такими. По крайней мере третий отряд, сбежавший из лагеря посреди ночи. Хорошо, что его ребят, самых старших, как-то обошло стороной это временное помешательство. Ему поддались только три пацана и одна девочка, от которой Коля никак подобного не ожидал – манерная красавица и воображала Оля Корзун.
Хотя нет, рано он обрадовался. В отряде не хватало еще четверых – и это оказалось не менее неожиданным и необъяснимым – Генки Белянкина, Лёшки Корнева, Инги Малеевой и председателя совета отряда Паши Елизарова. И никто из оставшихся не мог толком сказать, когда они исчезли, а уж тем более куда. Но среди толпы, громившей лагерь, их точно не было.
Хорошо, что милиция пока не уехала. Но все равно вызвали еще подмогу и собрали кое-кого из лагерных. Один из них, тот самый мужчина богатырского вида, который рассказал Коле с Ленкой про плавучичий остров и действительно оказался одним из подрабатывающих здесь местных, привел свою собаку, заявив, что она хоть и не породистая, но умная и ничем не уступает служебным. Он сам ее натренировал, потому что когда-то работал проводником-кинологом.
Вместе бросились на поиски, опасаясь самого худшего, тщательно обшарили всю территорию и все-таки нашли пропажу. Как раз собака и вывела. Правда, не в лагере, а уже за оградой, недалеко от озера в лесу – на поляне, по одному краю которой теснились каменные глыбы.
Все четверо лежали на земле, плотно утоптанной, а местами и словно бы вымощенной чуть возвышавшимися над ней булыжниками, и производили впечатление крепко спавших. Но, скорее всего, они были без сознания, поэтому один из милиционеров сразу отправился в лагерь за врачом давно приехавшей туда неотложки. А пока его ждали, пытались аккуратно привести ребят в чувство сами.
Трое очнулись почти сразу: открыли глаза, зашевелились, стали подниматься, не слишком-то похожие на сильно пострадавших, если не считать нескольких синяков и ссадин, еще утренних у Инги и совсем свежих у Лёшки и Паши.
– И как вы здесь оказались? – поинтересовался Коля, точно не представляя, как себя держать: быть предельно строгим или обращаться помягче.
– Пришли, – мрачно сообщил Паша.
– Зачем? Что вам понадобилось?
– За ним. – Он мотнул головой в сторону Генки, который по-прежнему ни на что не реагировал и никак не хотел приходить в сознание, даже несмотря на старания объявившегося врача со скорой.
– Что тут вообще случилось? – спросил тот, сидя на коленях рядом с Белянкиным. – Он упал с камней? Вы его побили?
– В него дух вселился, – произнес Паша.
– Что?
Коля с упреком посмотрел на подопечного.
– Паш, сейчас не время шутить.
– А я и не шучу, – вскинув подбородок, заявил тот, повторил убежденно: – В него дух вселился. Такой, как ты рассказывал. И управлял им. И то, что в лагере происходило, это тоже из-за него. Неужели никто не заметил?
Коля многозначительно и обеспокоенно переглянулся с врачом. Паша увидел, нахмурился, яростно сверкнул глазами.
– Я не брежу, – воскликнул с негодованием и обидой. – Не ударился головой и не свихнулся. И не придумываю. Так и было. –
