Жизнь за жильё - Тагиров Роман

Конечно, при разделе арестантов по камерам и блокам администрация изолятора учитывает, в том числе и субъективные факторы. Это личная неприязнь на воле или по предыдущей «отсидке», когда кто-то из сидельцев является свидетелем по делу против другого, конфликты, возникшие уже в учреждении и т. п. По вероисповеданию и национальностям компактно не сажают, наоборот, администрация старается разбавить друг друга. Не из соображений интернационала и толерантности, а по соображениям безопасности, и чтобы не допускать возникновения каких-либо «ячеек». Вот так и сидят в «Крестах»…

В тюремных стенах люди живут по своим законам и понятиям, которые при этом нигде не прописаны. Каждый сиделец выполняет свои обязанности, вносит свой вклад в развитие криминального общества и подчиняется смотрящему. Смотрящий в камере или в блоке — это авторитетный зек, который занимается решением вопросов, связанных со всем происходящим в тюремном кругу. Он обычно старше других по возрасту, хорошо знает все тюремные законы и умеет спокойно выстраивать отношения с людьми.

Савелий Симонов оказался не только смотрящим по отдельной камере, но и по всему корпусу № 1 «Крестов» на 480 камер. А это уже величина тюремного масштаба, это авторитет, это ответственность… Смотрящему почти ежедневно, вернее — почти каждую ночь без выходных приходилось разруливать различные споры между зеками и решать вопросы с надзирателями и администрацией.

Жизнь в тюрьме начинает бить ключом после отбоя, который наступает в 22:00 и длится до 6:00 — положенный по закону восьмичасовой сон. Наступает время ее величества «Дороги». Арестанты налаживают межкамерную связь, и до утра происходит бурное общение через переписки — малявы и обмен насущным — чай, конфеты, сигареты…

Кантемирова вызвали к следователю только на десятый день изоляции от общества. Любой вызов арестанта к следователю или адвокату — это глоток свободы в стенах изолятора. Разнообразие тюремной жизни…

Стук обуви вниз по знакомой металлической лестнице в центре «Креста», внимание на падающий через металлическую сетку солнечный свет главного купола, широкий коридор следственного блока — и вот ты в специальной комнате для свиданий адвокатов и следователей с заключенными.

В небольшом узком кабинете, состоящем из длинного стола и деревянных лавок по бокам, доставленного узника ждали сидевшие друг напротив друга адвокат Соломонов и новый следователь областной прокуратуры. Невысокий и полноватый мужчина в сером костюме без галстука, выглядевший чуть постарше Тимура с Сергеем, перелистывал папку уголовного дела и при входе подследственного поднял голову, кивнул и надел очки со стола. Адвокат встал и поздоровался с подзащитным за руку. Следователь махнул рукой, приглашая обоих сесть рядом, и представился:

— Следователь областной прокуратуры Копф Андрей Генрихович. Я веду ваше дело.

— И это гут, Андрей Генрихович.

— Кантемиров, владеете немецким?

— Немного разговорным. Служил в ГДР, город Дрезден.

— А я из приволжских немцев. После службы на Балтийском флоте поступил на юрфак университета и по окончании пошёл в прокуратуру.

— У нас с вами одна альма-матер, — сообщил с улыбкой Тимур.

— Так и есть. Адвокат сказал, что вы вместе учились. Я на дневном учился и раньше закончил на три года, — медленно произнёс следователь, внимательно разглядывая оппонента. Контакт установлен, пора работать.

— Показания давать будем?

— Да я вроде всё рассказал? Как на духу… И на очных ставках с Блинковым уточнил отдельные моменты, — ответил Тимур и посмотрел на защитника.

Соломонов кивнул:

— Мы от своих слов не отказываемся. Да и свидетель Блинков всё подтвердил.

— И это тоже гут, — улыбнулся следователь, взял ручку и приготовил бланк допроса. — Ещё раз вкратце — всё от начала и до конца.

Обвиняемый по четырём статьям (три статьи — от уральцев и плюс ст. 218 ч.2 УК РСФСР «Ношение, изготовление или сбыт кинжалов, финских ножей или иного холодного оружия без соответствующего разрешения…») в присутствии своего адвоката повторил показания, данные в изоляторе временного содержания.

Следователь дал обоим ознакомиться с записями и указал, где нужно расписаться. В конце появилась утверждающая законность происходящих следственных действий надпись: «С моих слов записано верно, мною прочитано». Сотрудник областной прокуратуры начал складывать документы в папку и обратился к адвокату:

— Сергей Витальевич, ожидаю вас на выходе, прошу долго не задерживаться. Нас ещё свидетель ждёт.

— Пятнадцать минут, Андрей Генрихович.

— Хорошо. Кантемиров, не скучайте тут без меня.

— И вам не хворать, гражданин начальник, — улыбнулся подследственный.

Следователь вышел с папкой под мышкой. Адвокат придвинул портфель, вытащил из глубины три пачки «Мальборо», шоколадку «Санкт-Петербург» и ручные электронные часы. Всё же в последнюю встречу на очных ставках Соломонов убедил клиента оставить у него на время часы «Сейко». И по большому счёту оказался прав, дорогие часы могли забрать на шмоне или снять со спящего в карантине. Тимур привык постоянно контролировать время и сейчас с удовольствием разглядывал электронный циферблат часов «Монтана». Семь мелодий, между прочим…Затем повернулся к защитнику:

— Спасибо, Серёга.

— Не за что. Как у тебя здесь — всё в порядке?

— Жить можно. Сева к себе в хату перетащил. Я тебе о нём рассказывал, вместе парились в районном изоляторе.

— Это который из авторитетов?

— Здесь смотрящий по первому «Кресту».

— Да ты стал особо приближённым? Растёшь, каторжанин, — ухмыльнулся бывший опер.

— Неделю здесь — и уже устал от замкнутого пространства. Что-то меня совсем не штырит тюремная романтика…, — задумчиво ответил подзащитный и добавил: — Пора сваливать.

— Похоже, у следствия никаких новых доказательств нет и не будет, — сообщил адвокат и посчитал оставшиеся дни: — А у следователя ещё двадцать суток в запасе.

— Не хотелось бы все оставшиеся дни здесь проторчать. А доказательств точно больше не будет. Тяжкие статьи отпадут. Я не продавал оружия и никого не убивал. Я говорил…

— Верю, Тимур. Но тому же следаку с интересной фамилией Копф будет совсем не легко похерить такое уголовное дело просто так, за здорово живёшь. У него отчётность и руководство.

— Сергей, а если оставить статью 218 часть 2, признать её полностью и затем попасть под прекращение уголовного дела по статье 9 УПК?

— И отдать тебя на поруки трудовому коллективу? — защитник задумался. Тимур ждал, разглядывая мерцающие цифры на электронных часах. Время ползёт… Адвокат посмотрел на подзащитного и спросил:

— Сам додумался?

— На днях сокамернику жалобу помог составить, вот и почитал заодно УПК. Ты же мне кодекс купил, — почти честно и с улыбкой ответил бывший дознаватель.

— Тимур, когда уволился с пожарки? — профессионал начал работать, вопросы пошли по существу дела.

— Больше полугода прошло. — Бывший старший пожарный посчитал месяцы: — Восьмой месяц идёт.

— Нормально, — прикинул адвокат. — Справку с работы я тебе сделаю. Даже если этот Копф начнёт проверять, на рабочем месте всё подтвердят. Надо придумать какую-нибудь пролетарскую профессию. Прокуратуре понравится.

— А чего думать? Я — техник-электрик четвёртого разряда, — пожал плечами Тимур.

— Точно! Ты же технарь до армии закончил. Забыл совсем… Станешь электриком. Рабочий класс… Оправдаешь доверие трудового коллектива, электрик Кантемиров?

— Так точно, товарищ адвокат. Сергей, надо ускорить процедуру, — подзащитный наклонился к адвокату и зашептал в ухо: — Бабок ему предложи. Олег заплатит.

Соломонов удивлённо посмотрел на Тимура, кивнул головой и сообщил:

— В прошлый раз, перед очными ставками твой Блинкаус чуть не обоссался от страха.

— Вот и я говорю — свобода дороже денег, — чуть громче сказал Кантемиров. Затем снова наклонился к защитнику и снизил тон: — Возьми у него штуку баксов. Сам договорись со следаком на сумму, остаток оставь у себя. И пусть нож вернёт. Финка дорога, как память.