Джеймс Грейди - Бешеные псы
Я кашлянул. Снова кашлянул, уже погромче.
— Нет, представляешь, я — такая, а потом он — такой… — щебетала она в трубку.
— Извините! — сказал я.
Мужчина в бордовом свитере оторвался от раскрытого файла и посмотрел на Мобильную Девицу, которая тыкала в меня указательным пальцем, продолжая общаться.
— Нет, ты послушай, я же говорю: стою я такая…
Бордовый Свитер закрыл глаза, потом лежавший перед ним файл и, прихватив его с собой, направился к прилавку, за которым стоял я. Проходя мимо Мобильной Девицы, он положил файл на ее стол.
— Триш, давай-ка перепроверь активные заявки.
— Что такое? — спросила Триш, глядя на Бордового Свитера, затем снова обратилась к своему мобильнику, сказала: — Да не дергайся ты, это тут так, по работе… Попробуй!
Бордовый Свитер указал на небольшой зеленый шкафчик с файлами:
— Пожалуйста, положи их туда.
— Конечно! — Улыбка мелькнула на губах Триш, после чего она вернулась к прерванному разговору: — И не думай!
Выбросив из головы мысли об убийстве, Бордовый Свитер подошел к прилавку.
— Простите. Дочка босса. Слова ей поперек не скажи.
— Да уж вижу.
— Чем можем быть вам полезны?
— Я подумываю о том, чтобы завести у вас свой ящик.
— Это можно.
Он назвал мне цены за месяц, за квартал, за год.
Ни в одном из углов не было камер слежения, не заметил я и «невинных» предметов, за которыми можно было бы спрятать видео.
— Я забочусь о своем имидже, — сказал я ему. — Какого рода у вас клиенты?
— Да разные.
Бордовый Свитер вручил мне заявку.
— Спасибо. — Я сунул заявку в карман пиджака, где лежала разрывная граната и запасные обоймы. — Когда у вас открыто?
— Открываемся в шесть, закрываемся в одиннадцать. Кто-нибудь всегда работает с посетителями. Раньше мы предоставляли возможность неконтролируемого доступа к ящикам, но нам тут устроили настоящий погром.
— Это плохо. И давно вы тут?
— Иногда у меня такое чувство, что я вообще не здесь. Иногда те два года, что я паркуюсь здесь, кажутся вечностью. — Он кивнул на фотографию на стене за своим столом: — Я был менеджером по производству на фабрике, шившей куртки и пиджаки. Под моим начальством было семьдесят пять человек, большинство — хорошие работники. Сначала появились компьютеры, запрограммированные отвечать «да» или «нет» на половину вопросов, на которые я специально разрабатывал развернутые ответы, а потом владелец перевел фабрику в зону свободной торговли в Мексику.
Триш тем временем продолжала трепаться по мобильнику:
— Забудь, говорю тебе, просто за-будь.
— По крайней мере, я все еще менеджер, — сказал Бордовый Свитер.
— Это точно.
— Забавная штука: теперь то же самое происходит с мексиканцами, которые получили эти места. Фабрика переезжает в Китай.
Невозмутимая улыбка, разгладившая морщинки на черной коже, означала, что он вкладывает в слово «забавный» какой-то дополнительный смысл.
— По крайней мере, не пришлось зря тратить время на испанский.
Я рассмеялся его шутке. Кивнул в знак того, что пора уходить, затем, делая вид, что задним числом мне в голову пришла одна мысль, сказал:
— Я тут подыскиваю пару комнат для офиса… У вашего босса нет лишних помещений?
И взмахом руки указал на потолок.
Негр отрицательно покачал головой:
— Второго этажа здесь нет.
— Так я и думал, — кивнул я. — Пока.
И вышел через дверь в стеклянной стене.
44
— Провалились! С треском! — сказал Зейн, когда мы прислонились к борту фургона на стоянке перед «Почтой для вас!».
Фургон скрывал нас от глаз Бордового Свитера. Триш вряд ли заметила бы нас, даже если б мы голышом прижались к витрине.
— Что происходит? — произнес голос в кармане пиджака.
Действительно, что происходит?
Солнечное тепло ласкает наши лица, несмотря на весеннюю прохладу. Спина чувствует прикосновение стали. Мы стоим, прислонившись к фургону водопроводчика. Запахи асфальта и автомобильные выхлопы. Нервы на пределе. Сердце стучит, и с каждым ударом очередная машина, со свистом рассекая воздух, проносится мимо нас, без всякого выражения глядящих на Джорджия-авеню, эту великую американскую магистраль.
За тремя полосами дороги, ведущими на север, за разделяющей бетонной полосой шириной в шаг, за тремя полосами, ведущими на юг, находится приземистый двухэтажный супермаркет с плоской крышей, от него словно расползаются в разные стороны примыкающие друг к другу серые бетонные лавочки. Еврейский магазинчик «Все на свете». «Лавка чудес». Магазин бывшей в употреблении и новой униформы, в витрине которого манекены с накрашенными ртами позируют в роли медсестер. Вьетнамский ресторанчик с наглухо задернутыми грязными красными занавесками позади газетного лотка. Красные драконы украшают окно следующей лавочки вместе с названием стиля кун-фу, о котором я никогда не слышал. Китайский бакалейный магазин ломится от товаров — так, что кажется, в нем сейчас вылетят стекла. Магазин с мутными окнами, на которых красуется баннер, гласящий: «ВИДЕО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ ДВД МАГНИТОФОНЫ»; над затененной стеклянной дверью — голубая неоновая вывеска: «КОЙОТЫ».
Что происходит?
Очередная машина, со свистом проносящаяся мимо.
Что, если наша операция закончена? Что, если нам теперь нечего делать, некуда податься?
…со свистом проносящаяся мимо.
Попались. Готовьте пять гробов. А Кэри?..
…со свистом проносящаяся мимо.
Я тяжело опустился на обочину дороги.
…со свистом проносящаяся мимо.
— Виктор! Вик! Только не вырубайся…
Солнечный свет яркий легкий… прохлада.
— Зейн, а что, если это был не просто ящик сестры Смерть? — Я кивнул в сторону магазина, торговавшего одеждой для медсестер. — Возможно, она нашла это место, посещая магазин, но так или иначе оно идеально подходит для проведения операции. Метро в пятнадцати минутах ходьбы, до кольцевой ехать пятнадцать минут. Это почтовое отделение никак не связано с ее домом или ее прикрытием — работой в больнице Уолтера Рида. Это — «спокойная зона»: незаметная для случайно проходящих мимо зевак, с легким и быстрым доступом куда угодно. Кодовый замок, поэтому нет необходимости в ключе. Могли быть и другие действующие вне закона цэрэушники вроде нее, которые и сейчас пользуются этим ящиком. Если мы схватим одного из них, он выведет нас на Кайла Руссо.
— Вижу, ты и вправду запал на это место, приятель.
— Это единственный способ чего-то добиться, — пожал плечами я. — Кроме того, нам терять нечего.
— Это точно.
— Тогда займемся делом, — сказал я, кивком указывая на «Почту для вас!» и доставая из кармана пиджака свой сотовый. — Тебя они еще не видели. Можешь заняться Триш.
45
— Я весь коричневый! — сказал Рассел полчаса спустя, когда все мы шестеро стояли возле белого «кэдди», который, как большое неповоротливое судно, возвышался в заднем ряду просторной стоянки рядом с метро.
— Так и было задумано.
Хейли удержалась, чтобы не ухмыльнуться.
— Коричневая рубашка, коричневые брюки и эта стильная коричневая бейсболка.
— Это не бейсболка! — ответил Рассел. — Если бы на мне действительно была бейсболка, я, по крайней мере, выглядел бы как какой-нибудь долдон из колледжа, а не бомж-чудила.
Рассел передал Зейну горсть монет, помятые долларовые бумажки и рецепт из «Бывшей в употреблении…». Зейн добавил сдачу от покупки, которую сам сделал на «Почте для вас!», к наличным Рассела и передал деньги Эрику, который был одним из внешней команды. Если дела пойдут совсем дерьмово, эти деньги могут помочь «аутсайдеру» вовремя смыться.
Зейн отобрал дюжину медных пенни из сложенной лодочкой ладошки Эрика…
Потом швырнул монеты на пустынную забетонированную стоянку.
— Что ты делаешь? — поинтересовалась Кэри.
— Знаешь, в чем тут фокус? — спросил Зейн. — Если найдешь пенни, тебе повезет; фундаменталисты, а их меньшинство, верят, что если пенни лежит решкой вниз, то его не стоит брать, потому что это дурной знак. Лично я не очень-то в это верю.
— А во что же ты веришь?
— В удачу. Называй это самоуверенностью или завышенной оценкой возможностей — как угодно, — но если ты думаешь, что тебе повезет, то у тебя больше шансов, что тебе повезет.
Кэри заморгала.
— Но зачем бросаться пенни?
— Мне повезло, — пожал плечами Зейн. — Пусть теперь повезет другим.
— Ты сидел в психушке, — сказала Кэри, — твои родители умерли, твои единственные друзья — обдолбанные придурки, ты никогда не сможешь любить — и еще говоришь, что тебе повезло?
— То, что я девственник, еще не значит, что я никогда не любил.
— Вот черт! Прости, Зейн! Они дали нам твое досье… прости, что я такое брякнула.
