Джон Гришэм - Время прощать

— А как же Клеон переоформил землю на себя? — спросил Джейк.

— На основании простого акта отказа от права владения, подписанного Эстер Риндс, а не ее мужем.

— А где был ее муж?

— Не знаю. Либо умер к тому времени, либо исчез, потому что официально земля принадлежала ему, а не жене. Чтобы перевести землю на другое имя, ей нужно было формально вступить в права наследства. Так что, скорее всего он был уже мертв.

— И нет никаких записей о его смерти?

— Пока я ничего не нашел, но продолжаю искать. Более того, не существует документов, свидетельствующих о том, что семейство Риндсов жило в округе Форд после тысяча девятьсот тридцатого года. Оно исчезло, и в настоящее время здесь нет ни одного Риндса. Я изучил все телефонные книги, списки избирателей, налоговые ведомости — все, что возможно. Нигде ни одного Риндса. Весьма необычно.

— И что же?

— Они испарились.

— Вероятно, переехали, скажем, в Чикаго, как многие другие.

— Вероятно. Из показаний Летти следует, что ее матери было шестнадцать лет, когда она ее родила, вне брака, а отца своего Летти никогда не знала. Она сообщила, что появилась на свет неподалеку от Каледонии, в округе Монро. Ее мать умерла года два спустя, Летти ее не помнит, и ее взяла к себе тетка. Потом другая тетка. И в конце концов она оказалась в Алабаме, в семье Тейбер. Взяла их фамилию. Остальное вы знаете из ее показаний. Свидетельства о рождении у Летти никогда не было.

— И что из этого следует?

Люсьен открыл другую папку и, достав из нее листок, пододвинул его через стол Джейку.

— Огромное количество негритянских детей в те времена не имели свидетельств о рождении. Матери рожали их дома, с помощью повивальных бабок, и никто не заботился о документах. Но департаменты здравоохранения в каждом округе старались вести учет рождений. Это копия страницы из книги регистраций рожденных и оставшихся в живых детей от тысяча девятьсот сорок первого года. В ней имеется запись о том, что у шестнадцатилетней Лоуис Риндс шестнадцатого мая в округе Монро, штат Миссисипи, родилась дочь Летиция Делорес Риндс.

— Вы ездили в округ Монро и там это раскопали?

— Да, и я еще не закончил. Похоже, наша Летти может оказаться урожденной Риндс.

— Но она сказала, что ничего об этом не помнит, во всяком случае, не помнит ничего до своего детства в Алабаме.

— А вы помните что-нибудь из того, что с вами было до трех лет?

— Абсолютно все.

— Тогда вы псих.

— Хорошо. Если предки Летти действительно происходят из округа Форд, что из этого следует?

— Давайте предположим, что так и есть, чем черт не шутит. И допустим, когда-то они владели восемьюдесятью акрами земли, которые Клеон Хаббард получил во владение в тысяча девятьсот тридцатом году, теми самыми, которые потом перешли к Сету Хаббарду и которые он завещал Летти. Это замыкает круг, не так ли?

— Может, да, а может, нет. Тут еще есть большие провалы. Нельзя же утверждать, что все чернокожие жители северного Миссисипи по фамилии Риндс происходили из округа Форд. Это большая натяжка.

— Согласен. Пока это теория, но у нас уже наметился прогресс.

— У нас?

— У нас с Порцией. Она поделилась со мной своими изысканиями в области собственной родословной. Расспрашивала подробности у Сайпрес, хотя та не слишком разговорчива, и, как это бывает во многих семьях, обнаружила в тех старых временах кучу дерьма, которое предпочла бы не вытаскивать на свет божий.

— Например?

— Сайпрес и Клайд Тейбер никогда формально не были женаты. Они прожили вместе сорок лет, имели шестерых детей, но так и не заключили союза, во всяком случае, официально.

— Это не так уж необычно. Они находились под защитой общего права.

— Это мне известно. Но существует большая вероятность, что Сайпрес вообще не кровная родственница Летти. Порция думает, от ее матери отказывались не один раз, прежде чем она объявилась на пороге дома Тейберов.

— А сама Летти что-нибудь об этом говорила?

— Немного. Как вы можете догадаться, ее родословная — не слишком приятный для нее предмет обсуждения.

— Могла ли она узнать, что по рождению принадлежит к семье Риндс?

— Такое можно предположить, но точно неизвестно. Ей было тридцать лет, когда Сайпрес сообщила, что она — приемная дочь. Сайпрес никогда даже не видела мать Летти. Подумайте об этом, Джейк. До тридцати лет она считала Сайпрес и Клайда своими родителями, а их шестерых детей — своими братьями и сестрами. Порция говорит, она была расстроена, узнав наконец правду, но никогда не выказывала желания копаться в прошлом. Алабамские Тейберы не являются даже дальними родственниками Риндсам из округа Форд, так что, возможно, Летти не знает своего истинного происхождения.

Несколько минут Джейк пил кофе и размышлял об услышанном.

— Хорошо, давайте примем вашу теорию. Тогда почему Сет захотел вернуть землю одной из Риндсов?

— Так далеко моя теория пока не продвинулась.

— И почему он решил оставить ей все — не только восемьдесят акров земли, но и чертову прорву остального? Причем в ущерб собственной семье?

— Над этим я работаю.

— Что ж, мне нравится. Давайте копать дальше.

— Это может стать решающим моментом, Джейк, потому что выявит мотив. Главный вопрос — почему? Если мы на него ответим, вы сможете выиграть дело. Иначе вам хана.

— Это лишь ваше мнение, Люсьен. Насколько я помню, такие же соображения были у вас накануне процесса Хейли.

— Чем скорее вы забудете о том процессе, тем быстрее продвинетесь в адвокатской профессии.

Джейк улыбнулся и встал.

— Есть, тем не менее, вещи, которые вы сами никогда не забываете, Люсьен. А теперь прошу меня извинить, я обещал дочери пройтись с ней по магазинам. Желаю весело провести Рождество.

— Делать мне нечего.

— Не заглянете на ужин?

— Делать мне нечего.

— Я так и думал. Тогда до понедельника.

Симеон Лэнг заявился домой в сочельник после наступления темноты. Он отсутствовал более двух недель, на сей раз дорога завела его на восемнадцатиколесной фуре, набитой шестью тоннами ворованной бытовой техники, аж в Орегон. Его карманы распирало от денег, сердце — от любви, с языка лились «Бубенцы»,[16] а под пассажирским сиденьем была припрятана добрая бутыль бурбона.

Он пока был трезв как стеклышко и исполнен решимости не испортить праздник пьянством. Пребывал в бодром настроении, во всяком случае, до той минуты, когда, остановившись перед старым домом Саппингтона, насчитал на подъездной аллее и вокруг лужайки семь припаркованных кое-как машин. Три из них он опознал, остальные не сумел.

«Бубенцы» вмиг смолкли, и он чуть не выругался. В доме повсюду горел свет, было очевидно, что он кишит людьми.

Одно из преимуществ женитьбы на Летти заключалось в том, что все ее родственники жили далеко, в Алабаме. В округе Форд родни у нее не было. У него же родственников пруд пруди, и они доставляли неприятности. А вот ее родня не светилась, по крайней мере в первые годы их совместной жизни.

Втайне он ликовал, когда в тридцать лет она узнала, что Сайпрес и Клайд Тейбер не являются ее настоящими родителями, а их шестеро детей — ее сестрами и братьями. Восторг быстро померк, однако, когда Симеон увидел, что Летти продолжает вести себя так, будто все они — ее кровные родственники.

Потом Клайд умер, детей разбросало по миру, и Сайпрес надо было где-то жить. Они приютили ее на время, но прошло уже пять лет, а она продолжала жить с ними, становясь все толще и требовательнее. Братья и сестры вернулись, уже со своим потомством на буксире и с протянутыми руками.

Справедливости ради надо сказать, что и несколько Лэнгов частенько задерживались в доме. Особенно досаждала одна свояченица Симеона. Она не работала и постоянно брала взаймы, в основном под честное слово, так что стребовать с нее долги по закону было невозможно.

Симеон потянулся к бутылке, но, преодолев соблазн, вышел из грузовика. Повсюду бегали дети, в камине пылал огонь. На кухне толпились женщины. Они готовили, а мужчины снимали пробу. Почти все действительно были рады видеть его, некоторые успешно притворялись. Летти улыбнулась, они обнялись. Он позвонил накануне из Канзаса и пообещал быть дома к обеду.

Летти чмокнула супруга в щеку, чтобы проверить, пил ли он. Тест Симеон прошел, и она заметно расслабилась. Поскольку в доме не было ни капли спиртного, Летти отчаянно надеялась, что оно и не появится.

В гостиной Симеон по очереди обнял детей — Порцию, Федру, Клариссу и Кирка — и двоих внуков. Сверху гремел магнитофон, а внизу трое мальчишек катали Сайпрес в инвалидной коляске взад-вперед по коридору с угрожающей скоростью. Подростки смотрели телевизор, врубив звук на полную мощность.

Старый дом содрогался от всей этой хаотической бурной деятельности, однако несколько минут спустя Симеон примирился с царством бедлама. Одиночество пустых дорог осталось позади, но, в конце концов, сегодня рождественский сочельник, и он — в окружении семьи. Конечно, любовь и теплота, которые ему демонстрировали, объяснялись алчностью и желанием быть поближе к Летти, но Симеон решил не обращать внимания. По крайней мере несколько часов можно потерпеть, а пока надо просто наслаждаться моментом.