Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ

   – А карты клеили какие? Какой район?

   – Украину. Подробная карта.

   – Так карта или карты?

   – Ты видел когда-нибудь большую штабную карту? Нет? Там и про одну нужно говорить во множественном числе.

   – Так одна была карта?

   – Одна.

   – А народу было много на учениях?

   – Достаточно, – мне показалось, что бывший штабной работник обиделся на меня попытку принизить размах последних исторических учений.

   – Как обычно, или меньше?

   – Ну, разве что немного меньше, – честно признался он.

   – И больше ничего такого особенного?

   – Черт его…

   – Ну, спасибо за информацию, – поблагодарил я, и тут мне в голову пришла замечательная мысль, – а с кем-нибудь из сослуживцев отношения поддерживаешь?

   – С одним, Валей Шубиным.

   – А он далеко живет?

   Валя Шубин был, как это называлось в армии, земой, и жил в Городе с момента демобилизации. В гражданской карьере своей особо далеко не пошел и в настоящий момент торговал китайским ширпотребом на оптовом рынке.

   Я его застал там на следующий день, торговля у него шла не особо, и мы смоги поболтать. Немного.

   Он подтвердил, что действительно служил при штабе, писарил понемногу и самые последние учения запомнил потому, что бумаг по ним почти не было.

   – То есть это как? – не сразу понял я.

   – То есть это так, – пояснил мне Шубин, – нас к писанине не допустили. Всю документацию готовили офицеры от старшего лейтенанта и выше. После окончания, особенно после девятнадцатого августа, документация была уничтожена под надзором подполковника из особого отдела. Сожгли в котельной.

   – Ни фига себе… – искренне протянул я, – а обычно?

   – Обычно большую часть документов переписывали писаря, а потом все бумаги отправляли в архив, – Шубин отвлекся от разговора со мной, потому что мимо как раз проходила дама с тележкой, предлагающая торговцам поесть, а у моего собеседника как раз было время приема пищи.

   Похоже, я что-то нащупал. Что-то такое, что выбивается из общего ряда настолько, что даже солдаты срочной службы это почуяли. Чертов Жовнер, он как почувствовал, что здесь нужно покопаться. А вдруг и вправду у нас книжный проект получится удачным? Разбогатею. Но как вычислить, что именно происходило на этих загадочных командно-штабных? Хотя бы тему…

   Шубин, кстати, больше ничего внятного сообщить не смог, связей с другими сослуживцами не поддерживал. Пришлось с ним попрощаться и отправиться звонить в Киев, Жовнеру.

   – Все-таки были! – обрадовался Жовнер.

   – Были, но толку пока с этого… – начал было я, но выяснилось что, Толик времени тоже зря не терял.

   – Там у тебя в Городе живет мужик, отставник, подполковник. Мне сказал их общий знакомый, что отставник этот служил в интересующее нас время в штабе. Въехал?

   – Въехал.

   – Вот и класс. Ты когда сможешь попасть к нему?

   – Скажи адрес и имя.

   Жовнер продиктовал, и я еще раз поразился, как все-таки тесен мир. Подполковник жил недалеко от меня, частном домике в Лесопарке. Раньше этот район называли Шанхай.

   – Зовут его Иван Тихонович Зарудовский. Зарудовский, – еще раз продиктовал мне Толик, пока я, прижав телефонную трубку плечом к уху, торопливо записывал все это в записную книжку. – Когда сходишь?

   – Прямо сейчас и пойду, мне до него сейчас идти пятнадцать минут.

   Я звонил в Киев, понятно, из переговорного пункта, а пункт этот располагался в ста метрах от Лесопарка.

   – Тогда сегодня мне и перезвони, – попросил Толик.

   Как оказалось, я немного не рассчитал времени. К дому Зарудовского я добрался только через двадцать минут, к без пятнадцати шесть. Я не учел того, что уже стемнело, и то, что дома в Шанхае традиционно не имеют табличек с номерами.

   Хотя это раньше был Шанхай, сейчас молодежь даже не знала, что еще лет двадцать назад слава парней из Шанхая гремела по близлежащим районам.

   Но слава прошла, как прошли и лучшие времена жилища подполковника Зарудовского. Одиноко горевший на деревянном столбе фонарь неуверенно освещал полузаваленый дощатый забор и давно не ремонтированный изрядно покосившийся домик.

   Я с трудом открыл калитку, а потом минут пять колотил в дверь.

   – Кто? – невнятно донеслось из-за дверей.

   – Мне нужен Иван Тихонович Зарудовский.

   – На кой?

   – Мне нужно с ним поговорить!

   – Говори, – разрешил дребезжащий голос из-за двери.

   – Это вы, Иван Тихонович?

   – Я.

   – Мне посоветовал к вам обратиться, – я вытащил из кармана записную книжку и продиктовал имя, названное мне по телефону Толиком.

   Имя сработало. За дверью загремел засов, потом что-то звякнуло, вроде как крючок откинули. Открылась дверь и в нос шибанула крепкая смесь ароматов – не стираное прокисшее белье, въевшаяся годами сырость, пыль.

   – Заходи, – приказал голос из темноты.

   Игорь Петрович положил на стол перед Виктором Николаевичем папку и сел в кресло.

   – Это последний, – сказал Игорь Петрович удовлетворенно.

   – Последний… – Виктор Николаевич открыл папку и углубился в чтение.

   – Я себе пока сооружу кофе? – спросил Игорь Петрович.

   – Сиди, не генеральское это дело – с чайниками – кофейниками возиться, – не отрываясь от бумаг, бросил Виктор Николаевич, – сейчас еще пока рабочее время, пусть буфет посуетится.

   – Да я сам…

   Виктор Николаеквич перевернул страницу, поднял телефонную трубку, набрал номер:

   – Добрый вечер. Приготовьте два кофе и бутерброды. Да, в кабинет.

   Игорь Петрович покачал головой.

   – Что головой трясешь? Думаешь, я не заметил?

   – Да уж от тебя не спрячешься, Виктор Николаевич, ты у нас зоркий и бдительный.

   – И еще я усталый и занятой. И у меня нет ни времени, ни желания бегать по буфетам.

   – Да я…

   – Это во-первых, а, во-вторых, я этой ночью немного заработался и все кофе в кабинете допил, – Виктор Николаевич закрыл папку и отложил ее в сторону, – и зачем ты мне это показываешь? Неси наверх, я ведь с некоторых пор не вникаю во все подробности, меня перенацелили на другие вопросы…

   – И тебе совсем не хочется взглянуть на материалы допроса последнего фигуранта по «Армагеддону»?

   – Мало ли, что мне хочется! Мне вон на Гавайи хочется… Хочется… И кто дал такую вводную, чтобы считать этого шкодливого оператора с АЭС последним фигурантом? – Виктор Николаевич внимательно посмотрел в глаза Игорю Петровичу.

   – Никто, – пожал плечами тот, – исчерпался список Михаила, исчерпался список из киевского архива, и тот, что мы составили по его данным. У нас нет оснований и материалов, чтобы рыть дальше.

   – Это официальная версия. Ты с ней согласен?

   – В общих чертах – да.

   – А в не общих?

   – Виктор, ты получил новые сведения?

   – Я получил время на обдумывание старых.

   В дверь кабинета постучали, потом вошла официантка из буфета, поставила на стол поднос с едой и вышла.

   – Угощайся, – предложил Виктор Николаевич.

   – Спасибо, – Игорь Петрович взял чашку и удобнее устроился в кресле, – я жду продолжения.

   – Продолжения?

   – Ну да, ты же начал говорить о том, что смог обдумать старую информацию.

   – Смог. Давай мы с тобой поиграем в простаков?

   – Давай, – охотно согласился Игорь Петрович.

   – С самого начала. Итак, мы получаем предупреждение о том, что некто таинственный смог собрать до купы десяток очень влиятельных и богатых людей со всего мира и убедил их сброситься деньгами на святое дело уничтожение великой России. Пока ничего странного?

   – С точки зрения простака? – осведомился Игорь Петрович.

   – Да.

   – С точки зрения простака, – Игорь Петрович произнес слово «простак» с некоторым нажимом, – ничего особого не произошло. Все как в обычной жизни – скинулись, заказали.

   – Не нужно вживаться в образ настолько, – заметил Виктор Николаевич.

   – Не нужно так не нужно, тогда ты не задавай риторических вопросов.

   – Хорошо. Без риторики. Странные вещи начинаются уже тут, на этапе планирования и заказа. Что заставило этих богатеньких собраться вместе? Патологическая ненависть в одной шестой части суши?

   – У каждого есть какой-то интерес в этом…

   – Наверное. Я и сам смогу набросать десятка два вариантов. Но… Ты ведь умеешь проводить секретные встречи?

   – Обижаешь.

   – Ты можешь устроить так, чтобы никто не узнал о встречи десяти очень заметных людей?