Харлан Кобен - Всего один взгляд
Грейс оперлась на Чарлин Суэйн — та оказалась неожиданно сильной. Коридор был пуст. Издалека доносился звонкий перестук каблуков по кафельному полу. Лампы горели вполнакала. Миновав пустой сестринский пост, они вошли в лифт. Джек лежал на третьем этаже, в отделении интенсивной терапии. То, что она идет туда вместе с Чарлин Суэйн, казалось Грейс очень правильным, хотя она и не могла объяснить почему.
Стеклянные стены разделяли отделение на четыре палаты, посередине сидела медсестра; такая планировка позволяла наблюдать за состоянием четырех пациентов сразу. Сейчас занято было только одно место.
Они подошли. Джек лежал неподвижно. Первое, что заметила Грейс, — это что ее сильный муж, здоровяк шесть футов два дюйма ростом, рядом с которым она всегда чувствовала себя как за каменной стеной, на больничной постели казался странно хрупким и маленьким. Она понимала, что это игра воображения — прошло всего два дня. Конечно, Джек похудел и его организм был сильно обезвожен, но здесь причина крылась в другом.
Глаза Джека были закрыты, в горло под кожу вставлена трубка, другая торчала у него изо рта, закрепленная белым пластырем. Еще одна тонкая двойная трубочка уходила в ноздри. Тонкий шланг капельницы тянулся к катетеру в правой руке. Вокруг теснились сложные аппараты, словно обступив больного и надвигаясь в каком-то футуристическом фильме ужасов.
Грейс почувствовала, что падает. Чарлин удержала ее. Отдышавшись, Грейс поковыляла к двери в палату.
— Вам туда нельзя, — окликнула ее медсестра.
— Она только немного посидит с мужем, — заверила медсестру Чарлин. — Пожалуйста!
Медсестра тихо сказала Грейс:
— Две минуты, не больше.
Отпустив Чарлин, которая открыла ей дверь, Грейс вошла в палату. Против ожидания, там не было тихо: воздух наполнялся ритмичным писком и жутким хлюпающим звуком, будто великан всасывал остатки воды через соломинку. Грейс села возле кровати. Она не коснулась руки Джека и не потянулась целовать его в щеку.
— Тебе понравится последняя строфа, — сказала она, открывая тетрадь Эммы и начиная читать вслух:
Бейсбольный мяч, бейсбольный мяч,Кто твой лучший друг и брат?Может, дружеская бита,Которой бьют тебя под зад?
Грейс засмеялась и перевернула лист, но следующая страница, как и остальные, оказалась пустой.
Глава 50
За несколько минут до смерти Уэйд Ларю поверил, что наконец обрел покой.
Он отказался от мести. Ему уже не хотелось знать всей правды. Он знал достаточно. Он знал, в чем был виноват, а в чем — нет. Пора было все это отпустить.
У Карла Веспы нет выбора — ему никогда не оправиться от удара. То же можно сказать и о жутком вихре бледных лиц — сплошном размытом пятне горя, — которые ему когда-то довелось увидеть в зале суда и второй раз сегодня, на пресс-конференции. Уэйд потерял пятнадцать лет, но время относительно. Это смерть абсолютна.
Он рассказал Веспе все, что знал. Веспа, несомненно, был страшным человеком, способным на неописуемую жестокость, но за последние пятнадцать лет Ларю встречал много подобных людей, и лишь единицы из них можно было назвать одноплановыми. За исключением законченных психопатов, большинство преступников, даже тех, кого числили чудовищами, сохраняли способность кого-то любить, заботиться о них, заводить связи. Это не было противоречием. Просто такова человеческая натура.
Ларю говорил, Веспа слушал. На середине объяснения появился Крам со льдом и полотенцем, которые подал Ларю. Тот поблагодарил, взял полотенце — кусок льда оказался слишком большим — и промокнул кровь на лице. Полученные от Веспы побои уже не болели. За пятнадцать лет Ларю вынес куда больше. Когда тебя постоянно избивают, ты либо начинаешь бояться настолько, что пойдешь на что угодно, лишь бы избежать трепки, либо становишься странно бесчувственным и начинаешь понимать, что пройдет и это. С Ларю в заключении произошла именно такая метаморфоза.
Карл Веспа не произнес ни слова, не перебивал и ничего не уточнял. Когда Уэйд Ларю закончил, Веспа стоял с непроницаемым лицом, ожидая продолжения. Не дождавшись, он молча развернулся и ушел, кивнув Краму. Тот двинулся к Ларю. Уэйд лишь поднял голову. Бежать он не собирался. Он уже свое отбегал.
— Поехали, — сказал Крам.
Он высадил Ларю в центре Манхэттена. Уэйд поколебался, не позвонить ли Эрику Ву, но счел это ненужным и направился к автобусному терминалу Порт-Офорити. Он был готов начать жить заново, поселившись в Портленде, штат Орегон. Почему именно в Портленде, Ларю не знал. Он читал о нем в тюрьме и понял, что этот город просто создан для него. Ларю мечтал попасть в мегаполис с либеральной атмосферой и из прочитанного понял, что Портленд похож на очень большую коммуну хиппи. Отлично. Ему давно пора встряхнуться.
Он сменит имя, отпустит бороду, перекрасит волосы. Вряд ли потребуется много усилий, чтобы измениться и забыть последние пятнадцать лет. Уэйд Ларю наивно верил, что актерская карьера еще может состояться. У него остался драйв и знаменитая сверхъестественная харизма, так почему не попробовать? Не получится — есть обычная работа. Ларю работы не боялся. Он снова будет жить в большом городе. Он снова будет свободным.
Но Уэйд Ларю не дошел до Порт-Офорити.
Прошлое держало слишком крепко. Он не смог уйти сразу и остановился на расстоянии одного квартала. Несколько секунд он смотрел, как вздрагивают автобусы, переезжая виадук, а затем повернулся к шеренге таксофонов.
Он сделал еще один звонок, чтобы узнать последнюю правду.
Прошел час, и холодный ствол пистолета с силой втиснулся ему в мягкую ямку под ухом. Забавно, о чем человек думает в последние секунды перед смертью: Ларю вдруг вспомнил, что мягкая ямка под ухом — любимая точка Эрика Ву, на которую тот давил. Тот объяснял, что знать болевые точки на теле — это все фигня. Ну, ткнешь ты пальцем в точку, все равно что пальцем в задницу: получится больно, но противника этим не отключить.
С этой мыслью Уэйд Ларю ушел навсегда. Пустяковое, совершенно никчемное воспоминание стало последним, что мелькнуло у него в голове перед тем, как пуля вошла в мозг и оборвала его жизнь.
Глава 51
Деллапелль провел Перлмуттера в подвал и, хотя там было достаточно светло, включил фонарик и посветил на пол.
— Вон там.
Перлмуттер посмотрел на бетонный пол и почувствовал: по его спине побежали мурашки.
— Вы думаете о том же, о чем и я? — спросил Деллапелль.
— О том, что, может быть… — Перлмуттер остановился, пытаясь сложить в голове связную фразу, — что, может быть, здесь держали не только Джека Лоусона.
Деллапелль кивнул.
— Тогда где другой?
Перлмуттер ничего не ответил, разглядывая пол. Кого-то здесь действительно держали. Этот кто-то нашел камушек и нацарапал на полу два слова — имя второго парня с той странной фотографии, которое Перлмуттеру недавно назвала Грейс Лоусон.
«Шейн Олуорт».
Чарлин Суэйн дождалась Грейс и проводила обратно в палату. Они не разговаривали: молчание успокаивало. Грейс задумалась об этом. В больнице она вообще о многом думала. Например, почему Джек сбежал из страны много лет назад или почему ни разу не трогал свой трастовый фонд, предоставив отцу и сестре распоряжаться принадлежащими ему процентами. Грейс гадала, отчего он сбежал вскоре после Бостонской давки, и при чем тут Джери Дункан, которую убили два месяца спустя. Но больше всего ей хотелось знать, было ли их с Джеком знакомство во Франции чем-то большим, чем простое совпадение.
Она уже не думала о том, связаны ли эти события, — знала, что связаны. Они дошли до палаты. Чарлин помогла Грейс лечь и повернулась было уйти.
— Вы не посидите немного? — попросила ее Грейс.
Чарлин кивнула:
— С удовольствием.
Они разговорились. Начали с близкой обеим темы — детей, но ни одной не хотелось углубляться в дебри. Час пролетел незаметно. Грейс не могла бы ответить, о чем именно они говорили, но была благодарна за это общение.
Около двух часов ночи больничный телефон рядом с кроватью Грейс зазвонил. Секунду женщины смотрели на него, затем Грейс сняла трубку:
— Алло?
— Я получил ваше сообщение об «Аллоу» и «Тихой ночи».
Грейс узнала голос Джимми Экса.
— Вы где?
— В больнице, на первом этаже. Меня к вам не пропускают.
— Подождите, я сейчас спущусь.
В приемном покое было тихо.
Грейс не знала, с чего начать разговор. Джимми Экс сидел сгорбившись, поставив локти на колени, и не поднял глаза, когда Грейс ковыляла к нему. Медсестра на посту читала журнал, охранник что-то тихо насвистывал. Грейс мельком подумала, сможет ли больничная охрана ее защитить, и остро пожалела, что «глок» забрали полицейские.
