Джон Карр - Капкан для призрака

Джон Диксон Карр

«Капкан для призрака»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОЧАРОВАНИЕ

«Конечно, не стоит лишний раз напоминать туристам, чтобы они остерегались трюков карманных воров и не попадались на уловки мошенников, которых в Лондоне предостаточно. Предусмотрительность также советует не вступать в разговоры с незнакомыми людьми на улицах. Всю необходимую информацию путешественник получит от любого из 16 000 полисменов (в том числе около 260 конных), которые патрулируют на улицах столицы».

Глава 1

Был прекрасный июньский вечер, и уже начинало смеркаться, когда поезд прибыл на вокзал Чаринг-Кросс. Дэвид Гарт вышел из здания вокзала и как раз собирался нанять один из новых автокэбов, когда впервые увидел мужчину, слова которого привели его в тягостное состояние.

Сидя в поезде, на протяжении всего пути от Фэрфилда он размышлял о Бетти Калдер. Он с неохотой уехал от нее, хотя речь шла всего лишь о нескольких часах. Однако встреча с пациентом, о которой он условился в столь странных обстоятельствах и в такое необычное время дня, нарушила его рутинную, спокойную жизнь.

Доктор Дэвид Гарт не был рядовым врачом. О Дэвиде Гарте, специалисте с Харли-стрит[1], говорили как о враче-неврологе с будущим (правда, неизвестно, с каким будущим, частенько подшучивал над собой Гарт).

Перед отъездом из Фэрфилда он переоделся в смокинг, будто между Кентом и Лондоном пролегала какая-то мистическая граница. Его белые перчатки и блестящий цилиндр словно укоряли запыленный поезд. Ему было тридцать восемь лет, и, вопреки насмешкам над самим собой, он был строен и импозантно выглядел. Однако, несмотря на весь этот показной почтенный вид, это был самый неисправимый романтик из тех, которые когда-либо существовали на свете. «Гм, подумал он. — Это еще как сказать».

Этот вечер он потом уже не мог забыть. Он помнил запах дегтя, который после жаркого дня проступал на деревянном настиле; помнил последние лучи солнца, садящегося за Трафальгар-сквер; помнил приглушенный шум уличного движения, нарушаемый лишь звяканьем колокольчиков двухколесных экипажей или редким «пуф-пуф-пуф» проезжающего автомобиля.

Эти обычные звуки вокруг него сливались в каком-то нереальном сумраке, клубящемся над Чаринг-Кросс. А размышления доктора Гарта изумили бы его самых близких друзей — Винсента и Марион Боствик.

«Так значит, я впервые в жизни влюбился, — подумал он. — Клянусь, я влюбился».

«Приятель, — сказал его другой, внутренний голос, — это всего лишь биологическая потребность…»

«Да замолчи ты с этой твоей биологической потребностью! — прикрикнуло его разъяренное Я. — С этой твоей чертовой научной терминологией! Молчи, говорю тебе! Заткнись!»

Он расстался с Бетти в Фэрфилде; точнее говоря, недалеко от Фэрфилда, в домике на берегу моря, рядом с которым на песчаной отмели находился пляжный павильончик с кабинками. Жарким летом здесь рокотал неутомимый прибой. Каждый раз, когда Гарт вспоминал Бетти Калдер, эту невероятно достойную двадцативосьмилетнюю вдову, у него перед глазами всегда возникал образ, приводящий его (дословно) в отчаяние. Он представил себе Бетти как русалку. Однако на дворе был 1907 год. Уже одно то, что молодая вдова без компаньонки сама для себя купила домик на морском берегу, было слишком дерзким и смелым поступком.

Погруженный в эти размышления, он по Юго-Восточной и Чатемской железной дороге приехал в Лондон. Он шел через площадь перед вокзалом к стоянке кэбов, когда из сумерек его окликнул мужской голос:

— Эй, вы! Мистер! Доктор Дэвид Гарт?

— А?.. — Гарт вышел из задумчивости и решительно остановился. — Да? Слушаю вас.

На противоположной стороне Стрэнда, за засохшей грязью и клубами пыли, в нескольких магазинах виднелись отблески электрического освещения. Мимо с грохотом катились бело-зеленые омнибусы на конной тяге, периодически сотрясая электрические лампочки на всей улице.

Человек, подошедший к Гарту, ничем особенным не выделялся. Это был коренастый мужчина с полным лицом и в котелке с продавленным верхом. Вел он себя бесцеремонно. У него была толстая золотая цепочка от часов, и дышал он так, словно ему пришлось бежать.

— Вы доктор Гарт, верно? Позвольте поинтересоваться, доктор, вас уже вызвали в Скотленд-Ярд?

— Вызвали ли меня в Скотленд-Ярд? Нет, не вызвали. А разве существует какая-либо причина, по которой меня должны туда вызвать?

— Не будем строить об этом догадки, доктор, — неуступчиво сказал незнакомец. — Если вы направляетесь не туда, то позвольте спросить, куда именно вы направляетесь?

— Кто вы такой? И что вам угодно?

— Я из полиции. Моя фамилия Твигг.

— В таком случае могу проинформировать вас, что я еду к себе в приемную, где у меня назначена встреча с пациентом. Потом я отправлюсь на поздний ужин со своими друзьями — мистером Боствиком и его супругой, после чего поездом в одиннадцать двадцать вернусь.

— Не поздновато ли уже для встречи с пациентом, доктор?

— Обстоятельства иногда бывают не совсем обычными…

— Тут я с вами согласен. Что да то да. Однако я все же полагаю, что вам следует отправиться вместе со мной в Скотленд-Ярд.

— Неужели?! А зачем?

— Ну, не будем строить догадки, доктор. — С видом человека, которому все ясно, собеседник Гарта — олицетворение важности и презрения — протянул к нему руку и одновременно втянул в себя воздух сквозь дырявый зуб. — Если желаете взглянуть на мое удостоверение, прошу вас. Джордж Альфред Твигг. Детективный инспектор, уголовный розыск. Что же касается того, зачем мы хотим побеседовать с вами, то речь идет о некоем человеке, который, возможно (пожалуйста, обратите внимание, что я говорю «возможно»), ведет двойную жизнь.

В сумерках зазвенел колокольчик какого-то кэба. Гарт быстро сказал:

— Двойную жизнь? И кто же ведет двойную жизнь?

— Ну… это выяснится. Давайте сядем в кэб, там нам будет удобнее разговаривать.

— Инспектор, — подчеркнуто вежливо сказал Гарт, — я хотел бы, чтобы вы сразу меня поняли. Раз вы не желаете сообщить, что вам от меня нужно, я, к сожалению, не смогу сопровождать вас ни в Скотленд-Ярд, ни в какое-либо другое место. Намерены ли вы сообщить мне об этом?

— О цели этих вопросов вам сообщат в надлежащее время, мистер.

— В таком случае мои ответы вы получите тоже в надлежащее время. Спокойной ночи, инспектор Твигг.

— Послушайте, мистер, я предупреждаю вас!..

— О чем же, например? — спросил Гарт. Он снова остановился и обернулся.

Кроме уличного шума он ничего не услышал. Его собеседник не ответил, и Гарт махнул рукой водителю ближайшего автокэба. Шофер включил разболтанное, похожее на часы устройство, известное как таксометр, выскочил из кабины и с энтузиазмом принялся вращать заводную ручку. Инспектор Твигг что-то сказал, однако его слова заглушило рычание мотора, в который вдохнули жизнь. Дребезжа и громыхая крыльями, кэб выкатился на Стрэнд и направился налево, навстречу фарам экипажей, объезжающих Трафальгар-сквер.

Двухколесные кэбы, пролетки на четырех колесах и частные экипажи производили при их скорости такое впечатление, словно вот-вот врежутся в автокэб. Возница одного четырехколесного экипажа наклонился и с выражением невероятного бешенства на лице обругал обгоняющий его автокэб.

— Тьфу на тебя, проклятая дьявольская развалина! — прорычал он чуть ли не в самое ухо шоферу. — Тьфу на тебя, мошенник, предатель! Тьфу! Тьфу!

Он щелкнул кнутом так, что перепугал собственных лошадей, однако шофер совершенно не обращал на него внимания и выглядел невозмутимым и высокомерным, как лорд.

Известно, что возниц конных экипажей охватывает бешенство не только из-за этого шума, скорости и вони выхлопных газов. Что их раздражает больше всего, так это таксометр, который не позволяет шоферу обсчитывать вас, когда вы расплачиваетесь с ним. Теперь уже неудобно говорить об этом в обществе, однако большинство англичан охотно уплатили бы определенную сумму, чтобы только избавиться от этих парней. Восседающие на козлах, они ненавидят таксометры и даже отказываются взглянуть на них. Однако независимо от того, смирятся они с таксометрами или нет, судьба их мира лошадиных экипажей будет решена еще до начала тридцатых годов.

В это просто невозможно было поверить! Однако таков прогресс. Все эти мысли мелькали в голове у Дэвида Гарта, который, выпрямившись, сидел в кабине автомобиля, хотя теперь у него были другие заботы.

Упоминание о двойной жизни обеспокоило его больше, чем он был склонен признаться себе в этом. Да, конечно, он ведет двойную жизнь, по крайней мере в определенном смысле. А его друг Каллингфорд Эббот, заместитель шефа полиции, наверняка каким-то образом догадался или узнал об этом.