Филипп Ле Руа - Последний Завет
– Я не думаю, что он совершенно безразличен к тому, что его окружает, иначе не взялся бы за это расследование.
– Мой сын делает иногда вылазки в мир, чтобы схватиться со злом врукопашную.
– Зачем вы мне это говорите?
– Потому что я вас уважаю. Вы мужественны. То, что вы делаете, требует мужества. Вы мне напоминаете Мелани.
– Его жену?
– Она была единственной, кому удалось его очеловечить.
– Как она умерла?
– Ее убил один из самых опасных психопатов нашего времени, Слай Берг. Натану удалось влезть в шкуру этого маньяка, чтобы угадать его будущую жертву. Тот взбесился из-за того, что его обошли, и напал на Мелани. Когда мой сын вернулся домой, было слишком поздно. Мелани была…
Сэм провел рукой по лицу, чтобы согнать внезапно возникшее на нем выражение ненависти. Если бы Карла знала, что он скажет, она бы попросила его замолчать.
– Этот псих вырвал ей придатки… голыми руками… через влагалище… Изодрал матку в клочья… Но это еще не все… Когда мой сын подоспел, в этом крошеве еще шевелился зародыш…
– О нет…
На Карлу снова накатил приступ тошноты. Она сделала Сэму знак, что больше не в силах терпеть.
– Натан ничего вам не рассказывал?
– Он мало говорит о себе.
– Знаете, как навахо звали его, когда он был ребенком?
– Нет.
– Мы тогда еще жили в Аризоне. Весь род называл его White shadow.
– Белая тень?
– Из-за цвета его кожи, она у него светлее, чем у наших, а еще из-за характера, неуловимого, словно тень.
– Берга арестовали?
– Хотите знать, чем закончилась эта история, хоть это будет не слишком приятно слышать?
– Это поможет мне забыть мою собственную.
– Натан совершенно отождествил себя с Бергом и в конце концов опередил его с последней жертвой. Поймал убийцу, переломал ему руки-ноги и живьем сунул в выгребную яму. Вот и конец истории.
Сэм достал пачку «Винстона» из кармана, стукнул ею о предплечье и предложил сигарету Карле. Чиркнул спичкой, осветившей их лица на несколько секунд. Карла сделала глубокую затяжку и медленно выпустила дым к верхушкам деревьев, ласкавших облака.
– Жизнь – вспышка молнии в ночи, верно? – сказал Сэм, лукаво подмигнув ей.
Карла согласилась. Он казался ей добрым и мудрым. Несмотря на рассказанные им ужасы, его присутствие успокаивало. Она выкурила сигарету до половины, прежде чем продолжить разговор.
– Что, по-вашему, бывает после смерти?
– Вы спрашиваете из-за вашего мужа?
– Ответьте откровенно.
– Тут важно, в чем убеждены вы, а не я.
– «Ликуйте и радуйтесь, ибо велика будет награда ваша на небесах», – сказал Иисус.
– Вот видите, бояться нечего.
– Мне важно знать ваше мнение.
– Почему?
– Вы мне кажетесь мудрым.
Он рассмеялся.
– Культура навахо передается из уст в уста, а у вас на первом месте писания. Вы верите в событие, произошедшее аж две тысячи лет назад, потому что располагаете письменными свидетельствами. Так какая разница, во что верит старик, чьи предания искажались на протяжении многих поколений?
Черные глаза Карлы продолжали пристально смотреть на него в ожидании более удовлетворительного ответа. Догадавшись, что она от него не отстанет, он уступил:
– Большинство индейцев думают, что дух остается жить где-то между небом и землей. Мы не знаем точно где. Ведь умершие не говорят, и еще никто из них не возвращался, чтобы рассказать нам об этом.
До нынешнего дня.
72
Кейт Нутак надо было столько рассказать, что, едва услышав голос Лава в трубке, она попросила его сесть.
– Откуда вы звоните? – спросила она.
– Не могу сказать.
– Вы меня уже достали вашими секретами!
– Послушайте лучше, вместо того чтобы жаловаться.
Он рассказал ей о своем молниеносном визите к Гаррисам, о найденной кассете, а главное – о ее содержании. Требовалось как можно скорее разыскать отца Альмеду, который исповедовал Шомона.
– Отличная работа. Что собираетесь делать с детьми?
– Буду вам признателен, если вы забудете об их существовании. Выкладывайте теперь, что сами накопали.
– Здесь лопатой гребут трупы подопытных кроликов проекта «Лазарь». Кроме этого, я немного потрясла членский список «США-2», и посыпались кое-какие имена. В общем, организация состоит из крупных шишек, которые исподтишка дергают за ниточки и Америку, и даже заграницу. Вице-президент Соединенных Штатов вполне может в ней состоять. А учитывая, как мало знает об этом ФБР, подозреваю, что и у нас кое-кто на самом верху состоит в клубе. Члены «США-2» владеют половиной богатств этой страны. А отсюда до желания скупить ее всю целиком…
– Если это уже не сделано.
– Слушайте дальше. Среди кучи компаний и корпораций, которые контролирует «США-2», имеется некая «ЛАЙФ». Это своего рода секта мультимиллиардеров, где вместо гуру административный совет, ее адепты – крупные воротилы. Кредо у них незамысловатое: жить как можно дольше. Они финансируют лаборатории по всему свету, особенно в тех странах, где не слишком зациклены на правах человека. Лаборатория в Фэрбэнксе была всего лишь звеном в цепочке по воскрешению мертвых. «ЛАЙФ» также конкурирует с раэлитами, которые через «Клонэйд»[18] финансируют опыты по клонированию, с той же целью – продлить наше убогое существование. Кто первый откроет рецепт вечной жизни, тому и выдадут патент. Ставки так огромны, что война идет беспощадная.
– Вы думаете, что в проекте «Лазарь» замешаны раэлиты?
– Это еще надо доказать. Но несомненно, что с тех пор, как это дело началось, двое из них были убиты.
– Вы проверили, где они провели ночь убийства?
– Полсотни человек готовы засвидетельствовать, что на другом конце страны. Адепты держатся сплоченно. По моему мнению, роль детонатора тут сыграла награда, назначенная Тетсуо Дзо…
Натан поразмыслил несколько секунд. Если данные проекта «Лазарь» попали в руки к раэлитам, устранившим в безжалостной конкурентной борьбе обоих докторов, то у их гуру теперь сильная позиция. Имея формулы и клонирования, и воскрешения мертвых, никто в секте не будет бояться кончины. Скоро презрение к смерти, как понимал его Натан, даст не древнее японское бушидо, а современная наука. Катастрофа.
– Что-то уж слишком много сект в этом деле, – заключила Кейт.
– Надо разыскать отца Альмеду. Он единственный из причастных к эксперименту над Шомоном, кто еще жив.
– Когда вы будете на Аляске? Мой стажер уже считать перестал свои сверхурочные, осведомители с ног сбились, а сама я больше не сплю.
– Завтра утром. И последнее, Кейт: никому не говорите о кассете.
– Даже Максвеллу?
– Да.
– Почему?
– Я еще не уверен в том, что на ней записано.
73
Натан отключил телефон и посмотрел на мать, хлопотавшую на кухне. Размяв в ладони колобок теста и наполнив его начинкой из бобов, она прищипывала края, смахивала сухой кисточкой следы муки и укладывала на смазанную маслом решетку, прежде чем взяться за следующий. Сцена немедленно вернула его в детство, хотя в то время он смотрел на все это с более низкой точки. Запах теста, форма колобков, белые от муки руки матери, изящество и уверенность ее движений сохранились в памяти так отчетливо, словно это было только вчера. Приятные воспоминания. Наконец Киоко заметила присутствие сына. Встревоженно обернулась, растопырив перепачканные мукой пальцы.
– Ты ведь останешься на ночь?
– Уеду завтра утром.
– Я так рада видеть тебя, сынок.
– Я тоже.
До этого дня он никогда не видел мать плачущей. Он обнял ее, чуть холодновато, чтобы не было больно, когда через несколько часов придется снова рвать, и оставил ее перемывать миски и другую кухонную утварь, которой она пользовалась, чтобы приготовить маньжус. «Куфу» – когда-то твердила она ему по-японски, желая напомнить, что надо сосредоточиться и на супе, который ешь, и на чашке, которую моешь. «Когда моешь посуду, та сама себя моет», – говорила она. Киоко преподала ему основы медитативного сосредоточения в повседневной жизни, необходимого продолжения дза-дзен. Она руководила его первыми шагами на Пути пробуждения. «Цель дзен – Пробуждение, но также сноровка. Если ты не способен приготовить себе яичницу и вымыть сковороду, на которой ее жарил, ты несовершенное существо». Натан твердо усвоил этот урок.
Он вышел в сад. Карла и Сэм сидели на веранде и о чем-то беседовали. Пол у их ног был усеян окурками. Девочки резвились в сарае.
– Ну и как? – спросила Карла, завидев Натана.
– Макумодзо.
– Что?
– Не впадайте в иллюзию. Это по-японски.
– А еще?
– Эта запись не слишком-то много нам дает.
– Мой муж там заговорил год спустя после своей смерти, а вы называете это «не слишком-то много»?
