Я их всех убил - Дениссон Флориан
Когда они вошли в подъезд, включилось автоматическое освещение; они двинулись по коридору к квартире предполагаемой жертвы. На позолоченной табличке значилось «Колин А. Вассард».
Молодая женщина несколько раз нажала на звонок. Тишина.
– Господин Вассард? – прокричала она. – Это жандармерия, откройте, пожалуйста!
По-прежнему тихо.
Она достала служебное оружие и кивнула напарнику. Тот обошел соседние двери, стуча и звоня по нескольку раз, пока не появилась внушительная дама с метлой в руке.
– Здравствуйте, мадам, жандармерия, – автоматически представился Борис. – Вы знакомы с человеком, который живет здесь?
Он ткнул пальцем в направлении квартиры Колина Вассарда.
Она только робко пожала плечами.
– Господин Вассард! – снова прокричала Эмма еще громче. – Если вы не откроете, мы будем вынуждены взломать дверь!
Выждав еще минуту в тягостной тишине, Эмма, которую адреналин делал нетерпеливой, нагнулась и взялась за портативный таран, который они принесли с собой.
– Подожди! Нам нужен еще один понятой.
Рыжая красавица прекрасно знала правила, но, поскольку уже была на взводе, что-то раздраженно буркнула чисто по-мужски.
Павловски исчез в глубине коридора и вернулся через несколько минут вместе с пожилым мужчиной, которому явно было тяжело передвигаться.
Теперь, когда пара понятых у них была, Эмма, выкрикнув последнее предупреждение и не дождавшись ответа, выбила дверь.
С оружием наготове Борис с напарницей зашли внутрь квартиры того, чье имя вместе с тремя другими, выведенными дрожащим почерком, значилось в таинственном списке.
4
Борис и Эмма уехали уже больше часа назад, и Максим не мог усидеть на месте. Ему было велено привести в порядок старые бумаги – детское наказание в духе дедовщины, через которую он прошел в армии, когда был новобранцем. Он бы предпочел, чтобы его отправили чистить сортиры: по крайней мере, он бы оказался в средоточии самых низменных отправлений представителей своего вида.
Кубик Рубика занял его на несколько минут – он уже несколько раз его собрал, – но, глядя на суету коллег, он ощутил, что ему не терпится действовать.
Все прилипли к мониторам или к телефону. Никто не заметил, как он встал и направился к камерам предварительного заключения.
Если человеку, зашедшему впервые в здание бригады, оно могло показаться суровым, то это впечатление лишь усиливалось в отсеке для задержанных: бетонные стены не придавали тепла обстановке, а в конце мрачного, скудно освещенного коридора, как завершающий картину штрих, располагался «холодильник».
Шаги Максима отдавались гулким эхом от тяжелых металлических дверей; у последней он притормозил.
Медленно отодвинул заслонку глазка и приблизил лицо.
Незнакомец свернулся в клубок в центре камеры и никак не отреагировал. Но Максим с его обострившимся чутьем заметил слегка участившееся дыхание. Человек явно понял, что за ним наблюдают. В обычных обстоятельствах Максим мог различить в запахе пота ничтожные изменения, выдающие стресс или, чаще, страх. Он прижал нос к зазору в маленьком окошке, но пот, выделяемый апокринными железами[6] подозреваемого, был таким насыщенным, что любые попытки его проанализировать терпели крах. Этот тип наверняка не мылся уже несколько дней.
Эмма была права: скорее всего, это нарик, который в вызванном ломкой бреду вообразил, будто совершил убийства, чтобы кто-то обратил на него внимание и пришел на помощь. Однако интуиция подсказывала молодому человеку, что тут кроется что-то еще.
Если признания незнакомца – игра воображения, зачем же он зашел в этой игре так далеко, что сочинил список из четырех жертв? Слишком конкретный – не похоже на простое вранье.
Максим несколько долгих минут рассматривал подозреваемого. Ему бы так хотелось усесться напротив и задать несколько вопросов. С тех пор как он получил диплом по синергологии, любой, даже самый короткий разговор с жертвой, любой диалог или мимолетный жест воспринимались им совсем не так, как раньше. Он переориентировал вопросы, ловил мельчайшие реакции и анализировал каждое движение лицевых мышц или рук. Дьявол скрывается в деталях, даже самых незначительных. Однажды, принимая обычные свидетельские показания молодой женщины, чей муж разбился на мотоцикле, он заметил, что она слегка вздергивает правую бровь, стоило ей заговорить о погибшем супруге. На словах она описывала мужа как человека любящего и внимательного, в то время как невербальные знаки свидетельствовали об обратном. Ее речь не согласовывалась с тем, что она на самом деле думала. Максим решил разобраться и сфокусировал вопросы на поведении мужа. Всего через несколько минут несчастная вдова расплакалась и призналась, что благоверный ее бил.
Дьявол скрывается в деталях.
– Тебе холодно? Хочешь одеяло?
Голос жандарма разнесся в тишине «холодильника». Незнакомец забормотал что-то нечленораздельное. Жандарм напряг слух и понял.
– Я их всех убил, я их всех убил…
Казалось, бедолага беспрерывно повторяет эту фразу, как зловещую мантру, точно попал в адскую петлю, единственный выход из которой – смерть.
Ничего он тут не добьется. Тем более что его отстранили от расследования, а предполагаемый преступник валяется, как бомж, на ледяном цементе камеры. Максиму придется с этим смириться: тогдашний нервный срыв здорово ему навредил, теперь предстоит заново завоевывать всеобщее доверие, прежде чем он полностью вольется в работу бригады. Самым трудным будет грядущее столкновение с Ассией…
Дверь, ведущая в отсек камер, хлопнула с грохотом, от которого он вздрогнул. К нему быстро приближалась массивная тень. Это был Борис, уже издалека испепелявший Максима взглядом.
– Ты что здесь забыл? – рявкнул Павловски.
Максима поймали с поличным – можно сказать, схватили за руку в чужой сумке. Он стоял в конце безликого коридора, возле камеры с единственным задержанным. Никакие объяснения не сработают. Павловски сразу же заметил, что заслонка глазка отодвинута, и нахмурился.
– Тебе здесь делать нечего, Монсо!
Тот потупился и попытался молча исчезнуть, но на шум из кабинета вышла Ассия и теперь стояла в дверном проеме, широко расставив ноги, как Цербер, преграждающий дорогу в Аид.
– Что здесь происходит?
Сознательно избегая встречаться взглядом с Максимом, она обратилась к старшему по званию.
Борис пожал плечами и заявил самым спокойным голосом:
– Ничего, лейтенант, это наш задержанный бузит, – солгал он.
Максим застыл, опустив голову. Ларше выдержала паузу и спросила:
– Что дал обыск?
Светловолосый жандарм подошел ближе; Максим оказался зажат между ними как в тисках.
– Эксперты уже на месте и проводят осмотр: думаю, через несколько часов мы будем знать больше; на данный момент ничего нового. Квартира была практически пуста.
– Я только что говорила с заместителем прокурора, – сказала она. – Он приедет. Постарайтесь хоть что-то выжать из нашего подозреваемого или ускорьте поиск убедительных улик; чувствую, что это дело передадут полиции[7], если у нас к тому моменту ничего не будет.
Она развернулась и исчезла.
В ледяном молчании Борис обогнул коллегу и, поскольку коридор был слишком узким, чтобы они могли идти рядом, не натыкаясь друг на друга, слегка его толкнул. Отошел на несколько метров, потом развернулся и уставил на Максима обвиняющий палец.
– Не торчи здесь, понятно? – сухо бросил он.
Максим коротко кивнул в ответ и подождал, пока Павловски дойдет до кабинета, прежде чем решился двинуться с места.
Он по-прежнему задавался вопросом, почему младший лейтенант не разоблачил его перед начальницей. Может, зафиксировал его промах в уголке памяти, чтобы позже нанести ответный удар?
