Саймон Керник - Без пощады

Наконец-то не надо никуда бежать. Я наслаждался чувством облегчения.

Оно продлилось ровно столько времени, сколько понадобилось полисмену, чтобы скрутить мне руки за спиной и объявить, что я арестован по подозрению в убийстве.

4

Оперативная группа Национального управления по борьбе с преступностью, которой руководил Майк Болт, базировалась в средней части ничем не примечательного двухэтажного здания из серого кирпича, построенного в семидесятые. Здание было крыто рифленым железом, отчего в сильный дождь поднимался жуткий грохот. Вокруг широко раскинулся один из унылых, беспорядочно застроенных промышленных районов Хэйза; чуть в стороне проходила магистраль А4, а в нескольких милях к западу лежал аэропорт Хитроу. Вывеска на фасаде гласила: «Уайтхаус. Консультации по дизайну». Ни в типографской компании слева, ни в кадровом агентстве справа и не подозревали, что выходящие из этих дверей люди — полицейские в штатском, так как те держались особняком и старались не выделяться. И это вполне естественно, когда имеешь дело с темным миром организованной преступности.

Впрочем, в тот день в здании находился лишь один человек, сам инспектор уголовной полиции Болт, и преступление, которое он расследовал, к разряду организованных не относилось. По крайней мере так казалось на первый взгляд; существовала даже вероятность, что преступления как такового никто и не совершал.

Умер — по всей видимости, покончив с собой, — член высшего судейства. Поскольку покойный занимал видное положение в обществе и, что важнее, оставленная им записка была напечатана на принтере и не подписана, на самом высоком уровне было принято решение провести тщательное расследование обстоятельств его смерти. Группа Болта только что с блеском раскрыла дело об отмывании денег в особо крупных размерах, и поэтому выбор пал на нее.

В результате Болту, который долгие месяцы мечтал съездить на рыбалку с парой старых друзей по «Летучему отряду»,[3] пришлось коротать субботний вечер в унылой конторе, глядя из окна на складские помещения. Болт читал предварительный протокол вскрытия, который ему час назад прислали по факсу. Там было полно всякой дребедени насчет температуры тела, химического состава крови и содержимого желудка, однако суть документа сводилась к тому, что жертва скончалась два дня назад между восемью часами вечера и четырьмя ночи от передозировки дилантина — вида снотворного. Чтобы установить способ принятия лекарства, требовалась более тщательная проверка, однако небольшой синяк с нижней стороны левой руки мог свидетельствовать о том, что дилантин ввели путем инъекции.

Болт вздохнул и откинулся на спинку стула. Небогатый улов! Вчера, когда горничная-филиппинка обнаружила труп и дело поручили его группе, чутье подсказывало ему, что это и в самом деле самоубийство. Он исходил из следующего: во-первых, полиция не обнаружила никаких признаков насильственного вторжения. Судья жил в одноэтажном доме в Мейфэре; сложная система сигнализации предусматривала в каждой комнате кнопку вызова охраны.

Во-вторых, никаких признаков борьбы. Покойного нашли в кровати, одетого в дорогую шелковую пижаму и махровый халат. Он лежал на боку, его лицо было спокойным. Совершенно естественная поза для добровольного ухода из жизни. Обстановка комнаты также в целости и сохранности: никаких перевернутых ламп, выдвинутых ящиков — словом, ничего подозрительного.

Однако начальству Болта не давала покоя предсмертная записка — в частности, то обстоятельство, что она была напечатана, а не написана от руки. Как выяснилось, покойный очень гордился своим почерком, который один его коллега описал как «округлый, с затейливыми завитушками». Другой судья заявил, что такая короткая записка (всего два предложения) совсем не в духе жертвы. Покойный во всем был методичен — что, вероятно, объяснялось требованиями профессии. Он всякое событие подвергал дотошному анализу и поэтому, как считали некоторые, назвал бы более существенные причины для ухода из жизни, чем простое «жизнь стала невыносимой». Наконец, отсутствие подписи также ставило под сомнение подлинность документа.

Майка Болта все эти доводы нисколько не убедили. Короткие предсмертные записки — не редкость; некоторые вообще состоят из одного предложения. Подпись тоже не обязательна. Когда человек собрался уйти из жизни, вряд ли он будет мыслить логично и ясно.

Но работа есть работа, и Майк уже отрядил сотрудников опрашивать друзей, родственников и коллег судьи, чтобы иметь в распоряжении полную картину его личной жизни. Покойный развелся больше двадцати лет назад, детей не имел. Бывшая жена сейчас проживала на Каймановых островах, рано или поздно придется поговорить и с ней. Из девяти человек, работавших под началом Болта, недостатка в добровольцах на это задание не было. Да он и сам при необходимости не отказался бы слетать туда на пару деньков. Может, удастся даже выкроить время на спортивную рыбалку — говорят, в тех местах хорошо ловится марлинь. В самом деле, что за радость такая быть начальником, если никаких привилегий?

Сейчас, однако, группа работала с людьми из окружения покойного, жившими на юго-востоке Англии. Болт нанес визит в Гемпшир, в родовое поместье одного высокопоставленного чиновника, а также опросил судью из центральной части Лондона. Теперь он дожидался своего коллегу, сержанта уголовной полиции Мо Хана, вместе с которым собирался съездить на еще одну встречу. И тогда на сегодня все. Он уже распланировал, как проведет вечер: вернувшись в квартиру, первым делом примет душ, потом поужинает морским окунем под тамариндовым соусом из тайского ресторанчика на углу — и наконец насладится новым римейком «Мисс Марпл» по Ай-ти-ви. Сегодня обещали эпизод «Тело в библиотеке». Болт, хотя читал книгу раза два, успел забыть, кто там в итоге оказался убийцей, что очень его радовало. Люди смеялись над его пристрастием к «Мисс Марпл», «Пуаро» и особенно к «Уайклиффу», не понимая, что так он спасался от безжалостного, мрачного мира преступности и насилия, в котором существовал изо дня в день. В этом мире убийства совершались с жестокостью и очень часто по самым ничтожным причинам. А удобный диванчик, пара-другая бокалов чего-нибудь покрепче и компания великой Агаты Кристи — лучший способ на время уйти от реальности.

Болт посмотрел на часы. Без пяти пять. Мо скоро должен подъехать. Сейчас он повторно опрашивал горничную покойного, которая проживала в Фэлтхэме. Вчера та была слишком взволнованна, поэтому требовалось кое-что уточнить, и в первую очередь — с кем в последнее время общался судья. Мо предположил, что покойный был гомосексуалистом, однако Болт посоветовал ему не особенно увлекаться этой теорией при допросе. Горничная, ревностная католичка, могла счесть оскорблением любые попытки измарать светлую память хозяина подобной «клеветой».

Он отложил протокол и откинулся на спинку стула, потягивая кофе из чашки. В складе за окном, строении величиной с добрый ангар, хранились тысячи галлонов растительного масла. Интересно, что с ним станется в случае пожара? Иногда фантазия Болта разыгрывалась, и ему виделось, как весь этот безрадостный район исчезает в пламени и зловонном дыме. Тогда его группа смогла бы подыскать себе обиталище поприличнее… и поближе к центру.

Помещение, в котором сидел Болт, глаз не радовало — слишком много столов втиснули в относительно малую площадь. Выцветшие стены из ДСП и прочая отделка также нагоняли тоску. Однако было здесь нечто, что отчасти компенсировало недостатки: совершенно изумительный плазменный телевизор с диагональю тридцать шесть дюймов, установленный на одной из стен. Болт в жизни не видел картинки четче. В тот момент телевизору выпала честь демонстрировать мучительно скучный футбольный матч между командой Англии и сборной какой-то страны, о которой Болт даже и не слышал. Шел уже второй тайм, но счет так и не сдвинулся с 0:0.

С телевизором была связана интересная история — куда интереснее, чем этот товарищеский матч. Когда-то он принадлежал очаровательному пожилому джентльмену по имени Генри Пью. В одну зимнюю ночь, пару лет назад, тот расчленил свою жену Риту на шесть компактных частей. Руки и ноги закинул на Хайгейтское кладбище (недалеко от могилы Карла Маркса), туловище сбросил в канал близ пересечения Аппер-стрит и Сити-роуд, а голову — что было верхом безрассудства — упокоил на детской площадке в Стоук-Ньюингтоне. Когда Пью арестовали, он тут же признал себя виновным и оставил адвокату инструкции, согласно которым все нажитое им имущество отходило в собственность его сестры. Та не замедлила устроить жутковатую распродажу, на которую выставила, помимо прочего, набор японских ножей (одного, послужившего орудием убийства, не хватало) и ультрасовременный плазменный телевизор, купленный Пью незадолго до убийства. Он предположительно и послужил причиной роковой ссоры. Детектив-констебль Мэтт Тернер, который хорошую покупку чуял за милю, выторговал телевизор за двести фунтов — почти даром, если учесть, что ножи ушли за все пятьсот и после ожесточенной борьбы между собирателями таких вот мрачных сувениров.