Пионерская клятва на крови - Эльвира Владимировна Смелик
Он бы и в комсомол вступил первым из одноклассников, но тут все упиралось в дату рождения, а ему четырнадцать исполнилось только в апреле. Заседание школьного комитета комсомола он пройти успел, а вот райкомовское по принятию в ряды ВЛКСМ перенесли с мая на начало сентября. Только поэтому Паша до сих пор и оставался пионером.
Есть такая поговорка: «Выше головы не прыгнешь», а вот он прыгал, да еще как. И мама им гордилась, но сама в ответ на все его старания год за годом только и делала, что обделяла.
Правда, в конце концов она все-таки назвала имя – Максимов Егор Олегович. Потом добавила, что отец занимает в городе довольно высокую должность, что женат, что имеет еще двоих детей, что даже не подозревает о Пашином существовании, и она по-прежнему не желает ему ничего рассказывать.
То есть на самом деле отчество у Паши должно быть не Петрович, как записано в метрике, и фамилия совсем другая. Но ведь не это самое главное. Тем более данные можно сменить в восемнадцать лет. А вот как вернуть все то, что за прошедшее время ему незаслуженно недодали?
Конечно, Паша его отыскал. Но подходить и заявлять о себе сразу не стал, решил сначала просто понаблюдать издалека и разузнать побольше. Он выяснил, где отец работал, что у него имелась крутая служебная машина и личный водитель. Увидел его жену (та оказалась заметно моложе мамы и гораздо эффектнее внешне) и детей (двух девчонок помладше Паши, одна примерно года на два, другая на четыре), и теперь еще меньше понимал маму.
Получалось, что она встречалась с отцом еще до его женитьбы. Но почему тогда скрыла от него сына? Почему не призналась, что беременна? Ведь тогда Максимов женился бы на ней, и сейчас Паша находился бы на месте этих девчонок, а не подглядывал тайком, как чужой. И все отцовское внимание доставалось бы тоже ему. Но он не получил его, даже крошечной капли. И все из-за мамы.
Так может, она вовсе и не любила его, а заботилась и растила, просто потому что так полагалось? Разве тому, кого любят, не желают самого лучшего? Но она самое лучшее у сына отобрала. А это действительно нечестно и несправедливо. Абсолютно нечестно и несправедливо!
Однажды Паша все-таки решился: не стал прятаться, показался отцу на глаза – двинулся навстречу, когда тот направлялся к машине, уставился ему прямо в лицо.
Отец его заметил, скользнул озадаченным взглядом, сосредоточенно свел брови. У Паши замерло сердце, под ложечкой засосало и кожа покрылась мурашками. Представилось, что отец сейчас сам узнает его, поймет, догадается как-то, но… взглядом все и закончилось. Да и сам Паша в последний момент незаметно вильнул в сторону, судорожно сглотнул приготовленное «Здравствуйте».
Ну, потому что, даже если бы он поздоровался, дальше-то что? Заявить «Егор Олегович, я ваш сын. Просто вам обо мне не сказали. Мама не захотела, чтобы вы знали. А я хочу. Вот и пришел. Любите и жалуйте»? Да отец бы сразу подумал, что Паша обычный мошенник или попрошайка. Не поверил бы, посмеялся бы или разозлился и оттолкнул.
Паша и сам бы так поступил. Но сдаваться он не собирался. И для начала решил сделать все, чтобы отец убедился: Паша не какой-нибудь бедный родственник, он действительно достоин уважения и внимания. Отец тоже может им гордиться и точно не разочаруется, приняв в семью.
Глава 36
Паша никогда не отступал от своей цели. Даже в мелочах. Вот и в лагере сразу вызвался в председатели совета отряда. И никто не возразил: ни ребята, ни воспитательница с вожатым – проголосовали за единогласно.
Хотя, если говорить совсем уж откровенно, дело было не только в том, чтобы впечатлить отца. Паше и самому всегда нравилось, когда его слушали, когда подчинялись, нравилось быть первым и главным. И это лишний раз свидетельствовало, насколько он похож на родителя. Тот ведь тоже занимал руководящий пост.
Правда, обязанности председателя совета отряда оказались довольно формальными: строить и вести ребят на линейку, каждый раз повторять один и тот же рапорт, сидеть на заседаниях совета дружины, ничего не решая, а только выслушивая, что на ближайший день намечено по заранее утвержденному плану мероприятий.
Скучно, и вообще полная ерунда. Тем более никто ни разу не воспротивился и не возразил, все послушно соблюдали установленный порядок – привыкли, а лагерный порядок и вовсе был не в тягость. Еще и выглядело это красиво и значительно: открывающие и завершающие день линейки, особенно торжественные, взмывающий вверх и трепещущий на ветру красный флаг.
Везде и всегда существовали какие-то правила. Без них никак. Хотя иногда так и подмывало бросить им вызов, но не потому, что они воспринимались бессмысленными или излишне ограничивающими. Просто хотелось проверить, насколько у тебя хватит смелости и дерзости, и представить себя особенным человеком, для которого не существовало пределов и запретов.
Вот Паша и придумал эти ночные вылазки за территорию, а Серега Горельников и Мотя с радостью его поддержали. Мотя даже показал хорошее место в лесу рядом с озером, где можно разжечь костер и искупаться. Он помнил его с прошлых смен. А однажды за ними увязался еще и Генка Белянкин.
Они заметили его, крадущегося следом, довольно быстро, но виду не подали. Стало просто интересно, долго ли тот выдержит и что сделает дальше. И про испытания Паша придумал на лету, больше для себя, решив проверить, сможет ли уговорить Генку совершить то, на что этот трус и слюнтяй никогда бы не согласился.
И ведь уговорил. Отчего ощутил гордое торжество и сладкое удовлетворение. Хотя после сидения под водой во рту появился неприятный привкус и слегка подташнивало. Но Паша старался не обращать на это внимание и уж тем более не показывать остальным, что чувствовал себя не очень.
Похоже, именно тогда в Белянкина и вселилась какая-то неведомая сущность, или дух, как называл вожатый Коля. Паша ведь прекрасно заметил, как Генка, затушив костер, застыл неподвижно, будто отключился на несколько секунд, как резко изменился с того момента и внешне, и в повадках. Но тогда он подумал, что Белянкин и правда едва не потерял сознание от переживаний и страха.
Да и во всякую сверхъестественную
