Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор

— Эвелина, у меня еще один вопрос к вам, — сказал я. — Вы знаете доктора Алексея Кончикова? Он работает во ВЛЭК.

Эвелина скривилась.

— Кто его не знает. Конченый просто. Он ненавидит женщин. Его бы воля, всех бы поубивал.

Я еле дождался, когда мы с Дианой сядем в мою машину.

— Тебе не кажется, что уже пора сказать Соне и Андрею про Кончикова? — спросила Диана.

— А что ты ей скажешь? Что есть человек, который ненавидит людей? Фактуры на него вообще никакой нет. И потом, можно вляпаться в такую же историю, как и с Отлучным, притянуть доказательства за уши. Строго говоря, на Кончикова нет ничего, кроме того, что он нам обоим не нравится.

— Блин.

— У тебя сохранилось видео нашей беседы с Кирой? — спросил я.

Брови Дианы поползли вверх.

— Да, — осторожно ответила она.

— Можешь сейчас мне его включить?

— Оно огромное, торчит в облаке, будет скачиваться всю жизнь.

— Не страшно, нам далеко ехать. Скачивай пока.

Диана скачала видео, когда мы добрались до офиса ПАР.

— Что ты хочешь посмотреть?

— Дай мне, я сам.

Диана передала мне телефон, я стал пальцем водить по ползунку, чтобы перемотать. Мне нужно было в самый конец. Видео было огромное, миллиметровое движение пальцем перематывало пять минут записи. Слишком много.

— Я хотела спросить у Эвелины: неужели вам нисколько не жаль, что отец вашего будущего ребенка умер? Но не стала. Ясно же, ни фига ей не жаль, — сказала Диана.

Диана, конечно, может быть права: Эвелине нисколько не жаль, что Матвей умер. Но я на своем опыте знаю, что горе люди переживают по-разному. Может быть, ее форма горевать вот такая. А может быть, ей действительно все равно.

Я добрался до момента, когда задаю вопрос Кире. Ее лицо сосредоточенно внимает. Я поставил на паузу.

— И все-таки что-то жертв объединяет, — сказал я. — Что-то, что мы с тобой не видим. Оно точно есть.

— И как узнать?

— Надо поговорить с родными первых жертв, — сказал я. — Попробовать потрогать почву на предмет общего. Что-то должно быть.

— Опять попробуем угадать?

— Ага, пальцем в небо, — ответил я.

— Может, уже перестанем играть в дилетантство и позовем нормального таролога?

— Очень смешно. Дай мне пять минут, я кое-что хочу посмотреть. Иди пока в офис, я тебя догоню.

— Черта с два, — возмутилась Диана. — У тебя мой телефон. Целая жизнь. И мое видео, смотри в моем присутствии.

Я включил звук и нажал кнопку воспроизведения. Кира отвечала на мой вопрос про марку одежды, которую предпочитает Павел. Вот я спрашиваю, она отвечает, одновременно чешет нос. Неправда, что человек чешет нос, только когда врет, он может чесать его, когда тот просто чешется, и все. Важнее другое. Формирование речи занимает 0,3 секунды, а жесты и мимика рождаются гораздо быстрее, за 0,2 секунды. И если человек лжет, то, вероятнее всего, выдаст себя каким-то жестом до того, как начнет говорить.

На мой следующий вопрос об отношениях Павла на стороне Кира отвечает, что знала об этом, потому что в их семье открытый брак. Перед тем как она начинает говорить, ее пальцы касаются кулона. Я спрашиваю про трусики жертв — и снова перед ответом она трогает кулон и повышает модуляцию голоса. Жесты до ответа.

Кира Отлучная солгала по поводу открытого брака.

И кажется, я понимаю почему.

Глава тринадцатая

Москва, январь 2023 года.

В Москве — точнее, в Московской области — находились только родные первой жертвы, Винеры Леоновой, остальных найти не удалось. То есть, найти-то мы их нашли, но за пределами личной досягаемости.

Однако же пандемийные времена обучили нас не теряться в такой ситуации, а использовать Zoom.

Первой была мама Ольги Спиридоновой, которая отдыхала в санатории под Питером. Мы с Людмилой Евгеньевной уже были знакомы — она приходила ко мне в бюро в сентябре, когда я не решался взять «Дело пилота». Сейчас, сидя в конференц-зале ПАР, который снова превратился в штаб, и глядя на лицо этой женщины, я чувствовал себя сквернее, чем в тот день в офисе.

— Это я во всем виновата, — сокрушалась Людмила Евгеньевна, — не приди я в ваше бюро тогда, взялись бы вы за это дело? Без вас им было его не достать, а вы ведь как чувствовали, не хотели браться. Я пришла, разревелась и вынудила вас. Я во всем виновата. И Оленьку не сберегла, и парнишку убили…

Разговор получился тяжелым, но результат дал. Для того чтобы выяснить, что Ольга делала аборт, нужно было прицельно спрашивать именно об этом. Понятное дело, что в период предварительного расследования и после, когда с Людмилой Евгеньевной разговаривал я, никто не додумался спросить. А по умолчанию о таких вещах, конечно же, рассказывать не принято.

Итак, Ольга сделала аборт на расцвете карьеры, как раз в тот момент у нее нарисовались перспективы, и она совершенно точно не могла себе позволить «выпасть из обоймы». Но это не было главной причиной на самом деле.

— Мы не обсуждали с ней, кто отец ребеночка. Ничего серьезного там не было, никаких надежд. А она ведь хотела стать старшим бортпроводником. Хотела карьеру делать. Хотела стать лучшей. Это было ужасное решение, неправильное. И я ее поддержала. Мы вместе с ней были в той больнице, вместе. Держала ее за руку. Знала, что ошибка. Тогда еще знала. И каждый день проклинаю себя, что не уговорила ее оставить малыша. Тогда, может быть, и Ольга осталась бы жива. Может быть, она бы ушла из авиации, не погибла бы.

Родители Ангелины Викторовой также признали, что их дочь забеременела от неизвестного мужчины и сделала аборт. Правда, это стало известно уже после смерти Гели, на похоронах. Девушки-коллеги на поминках обсуждали, что Ангелина, видимо, сделала неправильный выбор в пользу карьеры, которая вот так ей отплатила. Они тоже были уверены, что рождение малыша спасло бы бортпроводницу, поскольку ей потребовалось бы на некоторое время прекратить полеты, а там все сложилось бы уже совершенно иначе.

— Поверить не могу, что ты опять угадал, — радовалась Диана, когда мы ехали домой к родителям Винеры Леоновой. — Ты точно без экстрасенсорных способностей?

— А я поверить не могу, что ты в состоянии обесценить любой результат, — сказал я. — Я не угадал. Не догадался. Карты таро под столом не раскладывал. Я дернул за ниточку, и вот посыпалось. Осталось поговорить с родителями Винеры.

— Какой вывод-то будет? Он же у тебя уже есть, я уверена. И ты знаешь, что мы услышим от ее родителей. Был какой-то парень. Забеременела, сделала аборт.

— Может быть, нам повезет, и мы в этот раз узнаем, что там за парень был, от которого ни одна из девушек не захотела родить ребенка?

На самом деле я подумал еще вот о чем: а вдруг дело в том, что обе женщины прервали беременность именно ради карьеры и их за это наказали? Тогда все сложится в идеальную психопатическую картину: мужчина, чью любовь отвергли, ребенка от него родить не захотели, предпочтя карьеру, убивает этих женщин. Уязвленное самолюбие, унижение чести и достоинства мужчины. Да, похоже на правду. Только есть нестыковка: это похоже на казнь, а не на миссию. Конечно, казнить виноватых тоже может быть миссией, но в таком случае должна быть какая-то показательная деталь, которая четко укажет, за что казнили жертв. А в преступлениях этого нет.

Родители Винеры жили скромно. Двухкомнатная квартира в деревянном трехэтажном доме в Старой Купавне. Ранним будним утром пробок в сторону области не было, и мы с Дианой домчали за сорок пять минут. Встретили нас гостеприимно: чаем с сушками и малиновым вареньем. Мама Винеры, Тамара Ивановна, раскрыла семейный фотоальбом.

— Вот наша девочка. Красавица. Это она в первый день на работе, только-только форму выдали. Мы с ней всю ночь подгоняли, чтобы по фигурке сидело. Я специально распечатала все, чтобы не компьютер включать, когда хочется на Винерочку поглядеть, а взять в руки фотокарточку и смотреть, пока глаза видят.