Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
— Маша! — Не успев подумать, я бросился к ней, готовясь выплеснуть всю накопившуюся злость. — Какого вообще хрена ты…
Я замер на полуслове. В свете, сочащемся через стеклянные стены зимнего сада, увидел, что Марию обступили трое парней. Двое заламывали ей руки, перегибая спиной через ограждение. Третий, стоявший к ней лицом, обернулся ко мне.
— Вали отсюда, — бросил он мне спокойно. На его смуглом лице была татуировка — одна сплошная черная полоса, вертикально пересекающая лоб. Глаза, в отличие от всех остальных, здесь выглядели совершенно нормально — зрачки реагировали на свет.
— Отпустите ее, — в тон ему ответил я.
В горле, плечах и запястьях тяжело и горячо пульсировало в такт музыке.
— Хочешь жить, уходи, — сказал татуированный, зафиксировав на мне взгляд, похожий на тот, что я видел у ягуара в зоопарке, когда ему принесли мясо.
— Понял, — я поднял вверх обе руки и сделал шаг назад.
Маша не кричала. На мгновение я встретился взглядом с ее глазами — огромными от размазавшейся туши и отчаяния.
— It’s all about humanity [34], — заявил низкий мужской голос из динамиков. Диджей как раз поставил новый трек.
Державшие ее парни ухмыльнулись. Татуированный повернулся обратно к Маше. Я опустил руки, сделал шаг вперед и, широко замахнувшись, ударил банкой минералки ему по виску.
Дальнейшее произошло очень быстро. Банка смялась о череп татуированного. Брызнувшая из нее струя ударила по глазам парня справа, отпустившего Машу и рванувшего ко мне. Татуированный рухнул под ноги второму амбалу, которому Мария одновременно врезала освободившейся рукой по горлу. Я схватил ее за локоть и дернул на себя, буквально вытащив из-под замаха парня, ослепленного минералкой.
— Бежим! — крикнула Маша, как будто я сам не понял, что вряд ли нам стоит сейчас зависать в баре.
Мы были уже у дверей зимнего сада, когда двое у перил соскребли с пола татуированного, и вся троица кинулась за нами. Смутно помню, как мы пробрались через толпу танцующих. На лестнице Маша перескочила через перила, как заядлый паркурщик. Сбила при приземлении каких-то девчонок. Их визг потонул в общем шуме, а я уже летел следом — раздавшийся на верхних ступеньках тяжелый топот очень мотивировал.
К лифту мы с Машей подбежали почти одновременно.
— Тут только один? — выдохнул я, пока она жала на кнопку вызова.
Вряд ли Маша меня услышала, скорее по губам прочитала.
— Еще пожарная лестница! — проорала она, чтобы пробиться через вату у меня в ушах. — Но по ней нас догонят.
Мы ворвались в слишком медленно открывавшиеся двери. Маша тут же прихлопнула ладонью кнопку закрытия, а я надавил на первый этаж. Трое с крыши вывалились в холл и ломанулись к лифту. Все это настолько напоминало сцену из тупого боевика, что я бы заржал — если бы не был так напуган.
— Стой, сука! Стой! — орал татуированный, зажимая рукой рану над ухом.
Створки лифта красиво съехались прямо перед его искаженной, измазанной кровью мордой. Пол под ногами дрогнул. Мы поехали вниз.
7
— В моей машине не курят. — Я раздраженно покосился на Машу, пытающуюся непослушными пальцами вытащить сигарету из пачки.
Нас обоих еще потряхивало от избытка адреналина. Я был уверен, что нас никто не преследует, но продолжал гнать по ночным улицам, будто хотел оставить между нами и «Горизонтом» как можно большее расстояние.
— Слышь, Медведь. — Маша сунула сигарету в рот, очевидно, пропустив мое замечание мимо ушей. — А ты у нас, оказывается, о-го-го! Я-то думала, ты просто плюшевый мишка, а ты, — она щелкнула зажигалкой, — прямо-таки дикий гризли какой-то! Чем ты этому дятлу по тыкве долбанул? Пивом? — Она выдохнула густое облако дыма в мою сторону.
— Минералкой, — бросил я, выдернул сигарету из Машиных пальцев и затушил ее в подстаканнике.
— Ты охренел?! — Мария развернулась ко мне, сверкая глазами. — У самого все куревом провоняло, а мне нельзя?!
— А ты не охренела?! — заорал я. — В какое дерьмо ты меня втянула? Тебя чуть не убили там, ты понимаешь?
— Да никто не собирался меня убивать! Припугнули просто. А если бы ты не шатался хрен знает где, то этого бы вообще не случилось!
— Я шатался?! — Я резко вывернул руль, съехал на обочину и дал по тормозам.
Нас обоих бросило вперед. Маша ударилась о приборную панель. Психанула, дергая ремень безопасности. Отстегнулась и с воплем «Урод больной!» выскочила из машины.
Мы находились в какой-то промзоне со множеством огромных стальных цистерн, за которыми чернильно поблескивала вода фьорда. Не оглядываясь, Маша зашагала к набережной. Каблучки ее туфель выстукивали по асфальту громкую сердитую дробь. Для вечеринки в пентхаусе она сменила обычный прикид унисекс на синее шелковое платье без рукавов, в котором была похожа на Дейенерис, Матерь Драконов. Вот только такой наряд не очень подходил для прогулки в ноль градусов: теплая куртка, очевидно, осталась в «Горизонте», и не думаю, что Мария собиралась возвращаться за ней.
— Ты куда?! — крикнул я в не закрытую ею дверь.
Маша и ухом не повела. В мертвенно-голубом свете фонарей ее удаляющаяся спина выражала абсолютное презрение.
— Чокнутая русская, — пробормотал я себе под нос, шаря по багажнику за сиденьем в поисках пледа. — Да подожди ты! — Я потрусил за ней с пледом под мышкой.
Догнал уже почти у самой воды. В тени резервуара, защищавшего от ветра с фьорда, Маша пыталась закурить новую сигарету. Руки у нее посинели и тряслись от холода.
— Ты что, решила помереть сегодня? — спросил я раздраженно, набрасывая толстый красный плед ей на плечи. — Если не от полета с крыши, так от холода?
— С тобой помрешь спокойно, как же! — Маше наконец удалось затянуться, и она с наслаждением задержала дым в легких, прежде чем выдохнуть.
— А-а, то есть я все неправильно понял, и мне надо было уйти и оставить там тебя с этими отморозками? — Я провел пальцем поперек лба, изображая татуировку смуглого. — Кто они вообще такие? Что им надо было? И как ты оказалась в этом «Горизонте», да еще в квартире, которую мы с тобой не сможем купить, даже если продадим все свои органы, включая мозг?
— Да кому твой мозг сдался, — огрызнулась Маша, кутаясь в плед, но уже как-то без задора, скорее по привычке. — Хотя и мой-то сегодня ушел бы по дешевке.
Что это? Я не ослышался? Мария способна к самокритике?
— Чего так? — Я навострил уши.
— Да
