Бентли Литтл - Дом (др. перевод)
Он заорал во весь голос: «Нортон, Нортон!», не отрывая глаз от экрана, на котором появился заключительный кадр – снятый крупным планом дохлый марлин, валяющийся в канаве рядом с телом его жены.
Дом задрожал.
Теперь это был не гул, не одиночный толчок, а полномасштабное землетрясение, от которого весь Дом содрогнулся до основания, а пол накренился, словно палуба терзаемого штормом корабля. Экран телевизора тотчас же погас, но свет в комнате продолжал гореть, и Сторми, по крайней мере, мог видеть происходящее. Силой толчка его сбило с ног, и он отлетел к стене, в которой когда-то было окно.
Сторми на четвереньках пополз по полу. Дверь распахнулась настежь, и он выбрался в коридор.
Все вокруг напоминало кадры землетрясения из малобюджетного, плохо поставленного фильма: изображение дрожало, расплывалось, двоилось.
Но только это было не кино. И у Сторми перед глазами все расплывалось и двоилось не вследствие какого-то оптического спецэффекта, а потому, что стены, пол и потолок, похоже, действительно физически разделялись, расщеплялись подобно клеткам, образуя близнецов, идеальные копии самих себя.
Откуда-то слева донесся крик, и Сторми повернул голову, осматривая коридор. Судя по всему, Нортон услышал его призыв и поспешил к нему, и вот теперь он стоял на лестничной площадке, крепко ухватившись за перила, чтобы не свалиться вниз в пролет.
Сторми с трудом поднялся на ноги и ухватился за дверной косяк, удерживая равновесие.
– Что случилось? – крикнул он.
– Кажется, Дома разделяются!
Ну почему он сам этого не увидел? Вокруг продолжался странный митоз. Сторми по-прежнему находился в относительно осязаемом материальном Доме, однако уже просматривались прозрачные очертания других Домов, появляющихся из него. Дверь, в которой он стоял, учетверилась, и, увидев четыре призрачных дверных проема, окруженных призрачными стенами, переходящими в осязаемую реальность этого вещественного Дома, он не просто потерял ориентацию, но и ощутил головокружение. Сторми снова повернулся к Нортону, но теперь и старик уже был прозрачным.
Матерь Божья! Он опять останется здесь в полном одиночестве! Каждый останется в полном одиночестве. Плохо было находиться пленниками в одном Доме всем пятерым. Но оказаться плененными в разных Домах…
И без Биллингса?
Сторми почувствовал, что он этого не переживет.
Адреналин, возбуждавший его сердце по причине содрогания Дома, заработал в полную силу, и Сторми, спотыкаясь и шатаясь, в отчаянии устремился к лестничной площадке в конце коридора, крича от страха. Ему хотелось ухватиться за Нортона, вцепиться в него, чтобы они не расстались, но фигура старика бледнела, растворяясь на фоне деревянной обивки стен.
– Нет! – крикнул Сторми.
Однако прозрачный Нортон его не услышал.
И тут землетрясение закончилось, и все остальные Дома исчезли.
Глава 10
Дэниел
Где он? В каком Доме? В каком времени? Все смешалось, и Дэниел тряхнул головой, стараясь ее очистить. Он стоял в одиночестве там, где когда-то была прихожая, и смотрел в коридор. Погруженный в темноту коридор казался бесконечным. Покуда хватало глаз, в нем тянулись буквально сотни дверей, и конца им не было. Это был не тот Дом, который помнил Дэниел, и вообще он никогда в жизни не видел ничего подобного. Ему захотелось узнать, что произошло. Они с Лорой находились на кухне, мыли посуду, и тут началась тряска. Последовав примеру Лоры, Дэниел остановился в дверях, и затем…
Что?
Его воспоминания о том, что произошло затем, были смутными. Кажется, он увидел, как Марк нырнул под обеденный стол. Но потом обеденных столов стало два. И обеденных залов также стало два.
А затем три. Четыре. Пять.
Дэниел оставался на месте, прикованный к этому Дому, в то время как Марк и Лори разлетелись в разные стороны и растворились каждый в своем Доме.
У Дэниела мелькнула мысль, а существовали ли его товарищи по несчастью в действительности или же это были лишь некие проявления Дома? Возможно, все это время он находился здесь один, и ему только казалось, что рядом с ним есть и другие люди? Возможно, Дом вел с ним некую хитроумную психологическую игру, стремясь выудить из него какие-то сведения или желая проверить его реакцию?
Но Дэниел отказался от этого предположения. Такое было возможно, и все-таки он чувствовал нутром, что его товарищи по несчастью существовали в действительности, что Биллингс рассказал им правду; и вот теперь, когда все Дома снова полностью зарядились энергией, они получили способность соединяться и разделяться по собственному желанию.
Так, значит, его Дом является настоящим Домом? Дэниел был в этом уверен. Это ведь он остался на месте, в том самом Доме, в котором они находились впятером, в то время как Лори и Марк – и предположительно Нортон и Сторми – унеслись неизвестно куда.
Вот только на самом деле он ведь не остался на месте, так? Потому что этот Дом также изменился. Исчезли все намеки на то, что это тот самый дом, из которого они с отцом сбежали много лет назад. Конечно, сходства было много, но были и различия. А сейчас Дэниел смотрел на этот бесконечный коридор, гадая, где он очутился теперь, стараясь набраться мужества и открыть эти двери, чтобы снова исследовать Дом, но только теперь уже в одиночку.
Из гостиной позади послышался тихий шепот, и он краем глаза мельком увидел маленькую черную фигурку – куклу…
…которая юркнула за кресло.
Встрепенувшись, Дэниел двинулся вперед по коридору.
Он уже собирался попробовать открыть первую дверь справа, когда увидел ярдах в ста дальше по коридору неподвижную груду посреди пола. Яркие люминесцентные лампы не горели, были только тусклые желтые светильники в виде свечей в серебряных канделябрах, развешанных на противоположных стенах на большом расстоянии друг от друга. Сделав несколько шагов вперед, Дэниел прищурился, стараясь разглядеть, что это такое.
Это было похоже на мертвое тело.
Дэниелу показалось, он различил черно-белые тона парадной ливреи дворецкого.
Дэниел побежал вперед. Даже несмотря на то что он бежал в полную силу, ему потребовалась целая минута, чтобы достичь тела, а конца коридора так и не было видно. Тяжело дыша, Дэниел уставился на распростертое на полу тело.
Это действительно был Биллингс. Дворецкий лежал навзничь, и хотя видимые следы насилия отсутствовали и белая сорочка осталась незапачканной, паркет вокруг тела был залит свернувшейся кровью. Глаза Биллингса были широко раскрыты, как и рот. На белом лбу алела губная помада, оставленная поцелуем.
«Бог умер, – мелькнула у Дэниела безумная мысль. – Бог умер».
А сатана жив.
Где девочка? Где Донин? Дэниел встревоженно осмотрелся по сторонам, ожидая, что она вот-вот набросится на него, выпрыгнет из-за одной из дверей или выбежит из мрака, окутывающего конец коридора. Но девочки нигде не было. Опустившись на корточки, он взял холодную правую руку дворецкого и пощупал пульс.
Ничего.
А вообще там когда-нибудь был пульс? Дэниел этого не знал. Биллингс утверждал, что ему столько же лет, сколько и самому Дому; все пятеро пленников помнили его по своему детству, и он нисколько не изменился с тех пор. Быть может, он никогда не был живым. Определенно, он не был человеческим существом.
Кто мог его убить?
Дэниел не хотел даже думать об этом. Напоследок еще раз взглянув на лужицу крови на полу, он встал и уже собирался вернуться назад в начало коридора, как что-то привлекло его внимание. Темное пятнышко крови у левой ступни Биллингса.
Наклонившись, Дэниел пристально всмотрелся.
Волоски и ворс.
В форме отпечатка маленькой ноги.
Откуда-то из глубины Дома донеслись отголоски пронзительного смеха.
Ему нужно бежать отсюда. И не важно, что для этого потребуется – отыскать законный выход, изгнать Донин или разобрать долбаный Дом по дощечкам. Он должен бежать отсюда. Ему нужно любой ценой выпутаться из этой ситуации и вернуться к Марго и Тони.
За одной из этих дверей должен скрываться ответ или хотя бы намек, какая-нибудь наводка. Подойдя к ближайшей, Дэниел схватил за ручку и распахнул ее.
Он увидел перед собой зеркало, в котором отразилось его искаженное от страха лицо.
Решительно подойдя к следующей двери, он рывком открыл ее.
Шкаф с постельным бельем.
Следующая дверь: библиотека.
Дэниел пересек коридор и открыл дверь на противоположной стороне.
И это оказалась спальня его матери, обставленная в викторианском стиле.
Мать лежала в постели, рядом с отцом, и они оба были живые, оба молодые, моложе, чем сейчас был сам Дэниел. Отец что-то шепнул матери, и та рассмеялась. Дэниел не слышал ее смех с тех пор, как окончил начальную школу, и эти звуки вернули ему целый мир. Он ощутил пробежавшую по всему телу дрожь, вызванную не страхом, но чистыми, светлыми чувствами: любовью, тоской, воспоминанием о чем-то знакомом, открытием чего-то нового.
