Томас Харрис - Черное воскресенье
— Убери сигарету, — прошипел охранник и захлопнул дверцу.
Авад оцепенел; внезапно ослабевшая рука выронила сигарету. Опомнившись, он затоптал окурок и ногой запихнул его под нары.
Загромыхал дверной засов. Авад напряжено смотрел на дверь, сжав руки за спиной. Ногти вонзились в ладони, но Авад ничего не чувствовал.
Он мужчина, и он офицер. Это не отрицали даже судьи. И сейчас он не покажет своей слабости.
Маленький чиновник в аккуратном гражданском костюме бочком вошел в камеру. Его губы под небольшими подбритыми усиками шевелились, но Авад будто оглох.
— ...Вы слышите меня, лейтенант Авад? Время еще не пришло. Время наказания еще не наступило. Но я хочу с вами серьезно поговорить. Прошу вас говорить по-английски. Садитесь на стул. — Человечек опустился на застеленную койку. Голос его мягко шелестел. Он не отрывал взгляда от лица Авада. Авад, ощущая, как надежда охватывает все его существо, сел и молча выслушал до конца.
Он всегда гордился своими нервными руками, одновременно я сильными, и чуткими — руками пилота вертолета. Ему предоставлялся шанс сохранить эти руки. Более того, он получал шанс восстановить свои прежние права. Авад не раздумывал ни секунды.
Его перевели из тюрьмы в Бенгази в военный гарнизон близ Айдабудаха, где в обстановке строгой секретности он приступил к занятиям и тренировкам на русском вертолете МИ-6, сверхмощной машине, получившей в войсках прозвище «Хук». В Ливийской армии имелось всего три таких вертолета. Авад был знаком с ними лишь в общих чертах, поскольку в основном летал на более легких машинах. Он быстро освоился и легко справлялся с управлением. МИ-6 не был точной копией S-58, состоявшего на вооружении израильской армии, но очень походил на него. За одну ночь Авад проштудировал руководство по управлению вертолетом Сикорского. Он был уверен, что с честью выполнит задание, а его твердые сильные руки не подведут и на этот раз. Авад был счастлив.
С приходом к власти правительства Каддафи, жестокого и нетерпимого ко многим преступлениям, их количество резко пошло на убыль. Аваду требовались документы, но искусство подделки в Ливии практически умерло. В Никосию, где это ремесло процветало, поступил срочный заказ.
В сущности, достаточно было обзавестись документами для въезда в США. Авад не вернется из Америки. Ему приказано явиться к Фазилю и выполнять его распоряжения. Авад не сомневался, что вернется целым и невредимым. Чтобы не разрушать его иллюзию, вертолетчика снабдили планом спасения и заказали в Никосии целую пачку разнообразных документов.
31 декабря, сразу после освобождения Авада из тюрьмы, его ливийский паспорт, несколько свежих фотографий и образцы почерка переправили в подпольную типографию Никосии. Создание полной декорации — набора из взаимно подтверждающих друг друга документов вроде паспорта, водительского удостоверения, писем с соответствующими почтовыми штемпелями и различного рода квитанций — стали практиковать на Западе сравнительно недавно. Такой подход получил широкое распространение у мастеров фальшивок одновременно с развитием контрабанды наркотиков. По-другому дело обстояло на Ближнем Востоке. Здесь искусство фальшивки передавалось по наследству. Изготовители фальшивых документов создавали «декорации» для своих клиентов в течение не одного десятка лет. Мастер, к которому обратилась «Аль-Фаттах», считался одним из самых искуснейших в своем деле. Документы для Авада он изготовил высший сорт — такие, что комар носу не подточит. Однако тот же мастер выполнял подобную работу и для израильтян, подделывая ливанские документы, и был у него еще один промысел — он продавал информацию израильской разведке.
То, что требовалось ливийцам, стоило недешево. Они заказали два паспорта, итальянский с американской въездной визой и португальский. Арабы не торговались. А что так ценно для одной стороны, может заинтересовать и другую — с такими мыслями заканчивал мастер работу над ливийским заказом. Через час в тель-авивской штаб-квартире Моссад уже знали о существовании Авада. Суд над Авадом наделал немало шума в Бенгази. Для того чтобы узнать подробности, достаточно было заглянуть в ливийские газеты.
Сопоставить факты оказалось делом нетрудным. Авад, высококлассный пилот вертолета, собрался въехать в США одним путем, а выехать другим. Обо всем этом в тот же вечер стало известно на другом берегу Атлантики.
Глава 22
Ранним утром 30 декабря началась тщательная проверка стадиона Тьюлэйн перед матчем Сахарного Кубка. Кубковые встречи должны были также состояться в Майами, Далласе, Хьюстоне и Пассадене. На стадионе этих городов накануне Нового года проводилась аналогичная проверка. Кабакова порадовало, что американцы наконец-то бросили большие силы на борьбу с терроризмом. Но его повергло в изумление то, какие именно обстоятельства подвигли их на это.
Сразу же после длительного разговора с Кабаковым и Корли директор ФБР Бейкер созвал совещание руководителей ФБР, Агентства национальной безопасности и Секретной службы Белого дома. Кабаков ввел собравшихся в курс дела и сел в первом ряду кресел. На протяжении двух часов участники этого совещания рассуждали о неубедительности и даже смехотворности предположения, что целью террористов является Суперкубок. Каждый из выступавших, казалось, стремился перещеголять других в скептицизме и сарказме. Отмалчивались лишь представители Секретной службы Эл Биггс и Джейк Ренфроу. Кабакову подумалось, что более мрачных и угрюмых физиономий ему не доводилось встречать. Но эта мрачность ему пришлась гораздо больше по душе, чем ироничная веселость остальных.
Кабаков понимал, что собравшиеся в этом зале вовсе не отличаются глупостью. В разговоре с глазу на глаз каждый из присутствующих отнесся бы к высказанному предположению гораздо серьезнее. Но здесь выступавшие стремились не столько вникнуть в суть вопроса, сколько произвести впечатление на своих коллег. И наилучшим средством для этого оказались скептицизм и ирония. Требовалось изменить настроение зала, направить разговор в иное русло.
Когда Кабаков, отвечая на один из вопросов, напомнил, что действия «Аль-Фаттах» перед мюнхенской акцией или перед сорванной попыткой взорвать бомбу во время последнего чемпионата мира по футболу нельзя было предсказать, он почувствовал, что настроение в зале несколько изменилось. И тогда он задал встречный вопрос:
— Почему вы так уверены, что взрыв во время проведения Суперкубка менее вероятен, чем то, что произошло в Мюнхене?
— Но ведь играет не израильская команда, — последовало возражение. Подобная фраза еще десять минут назад вызвала бы смешки в зале. Но сейчас никто не рассмеялся. Все словно оцепенели. Кабаков, почувствовав, что настал подходящий момент, заговорил. Он говорил тихо и монотонно. Его слова будто заворожили слушателей. Чиновников из спецслужб, немало повидавших на своем веку, еще несколько минут назад столь шумных и веселых, словно подменили. Все почувствовали надвигающуюся беду. Кабаков внимательно следил за реакцией слушателей. Сколько он себя помнил, его слова всегда оказывали именно такое воздействие на полицейских. Что-то в них будто наводило их на след, вся их полицейская суть настораживалась и ждала команды.
Теперь слушатели напряженно впитывали каждое слово. Кабаков понял, что достиг своей цели. Чиновники не только поверили в возможную опасность, они выглядели всерьез напуганными и обескураженными. В зале постепенно нарастал гул.
Но вместе с пониманием опасности пришла и враждебность. Внезапно Кабаков осознал, что он иностранец и, более того, еврей. Он вдруг понял, что в этой комнате некоторые действительно воспринимают его именно как еврея, а не иначе. Но это случалось не впервые, и Кабаков был готов к любой реакции зала. В умах людей, выпускников самых престижных американских университетов, олицетворяющих собой власть и порядок, он ассоциировался скорее с проблемой, чем с ее решением. Они считали, что угроза исходит от иностранцев, а Кабаков как раз таковым и являлся. Он горько усмехнулся.
— Благодарю за внимание. — Он сел на свое место. Что ж, подумалось ему, подождем двенадцатого января.
Кое-кто начал высказывать сомнение, почему именно Суперкубок является целью террористов, а не кубок университетских команд, больше известный как Сахарный Кубок. Кабаков устало объяснил, что «Черный Сентябрь» вряд ли предпочтет какое-то иное соревнование тому, на котором должен присутствовать сам президент.
* * *Днем 30 декабря Кабаков прибыл в Новый Орлеан. Там на стадионе Тьюлэйн полным ходом шла подготовка к Сахарному Кубку. Группа из пятидесяти человек, включающая агентов ФБР, полицию, представителей Федерального авиационного управления, военных с новейшим электронным оборудованием для обнаружения взрывчатых веществ, занималась тщательным осмотром стадиона. Поиски проходили спокойно, не привлекая внимания рабочих, занятых обычной подготовкой к соревнованиям. Кабакова осмотр не интересовал. Он не ожидал от него никаких результатов. Он приехал на стадион с другой целью — его интересовал рабочий персонал. Он помнил, как Фазиль внедрил своих агентов в Олимпийскую деревню Мюнхена за шесть недель до начала соревнований. Понимая, что каждый работник стадиона прошел тщательную проверку, он все-таки внимательно вглядывался в лица людей, словно надеясь каким-то внутренним чутьем обнаружить террориста. Но лишь потратил время в пустую. Полицейская проверка выявила среди работников стадиона одного двоеженца, которого и выслали в округ Коахома, штат Миссисипи, где его уже давно разыскивали. Кабаков лишь усмехнулся, когда ему сообщили о результатах проверки — не повезло парню.
