Франк Тилье - Переломы
Из коровника снова доносится скрип. Жюли настороженно вслушивается в мычание коровы, потом различает звук шагов по соломе. Она пятится, бросает взгляд в сторону сарая, куда вошла Алиса, а в это время прямо перед ней в двери поворачивается ключ. Двери открываются, и в глазах вышедшего мужчины отражается удивление.
— Так-так, значит, мы опять встретились… Да, интересная игра случая.
Голос Клода холоден как лед. Он поворачивается вправо, в сторону освещенного квадрата, и выражение его лица меняется. Теперь оно искажено злобой. Жюли в ужасе смотрит на его окровавленные руки.
— Одна из коров заболела. Теряет много крови. Боюсь, ее придется забить…
Жюли наклоняет голову набок, чтобы заглянуть в коровник. Клод отстраняется:
— Заходите посмотрите, если не верите.
Внезапно Жюли теряет остатки уверенности в себе.
— Я вам верю.
— И чего же вы хотите?
— Я приехала с вашей дочерью. Я — одна из ее подруг.
— Ну конечно, подруга…
Не дав ей времени на ответ, Клод делает несколько шагов назад и исчезает внутри коровника. Через пару секунд он выходит и наставляет на нее ружье:
— А теперь мы зайдем туда вместе.
Алиса задерживает дыхание. В сарае все окрашено в коричневатые тона, включая облачка пыли, поднимающиеся от ее шагов. Ей хочется убежать, но желание узнать правду, понять пересиливает ужас. И тогда, вместо того чтобы броситься прочь, она решается идти дальше.
Страх понемногу рассеивается. Перед ней вздымаются перекрещенные балки. Она поднимает глаза и видит аквариум. Алиса поспешно хватает лестницу и начинает новую битву, на сей раз с высотой. Ноги дрожат, каждое движение превращается в бесконечную пытку. Алиса знает, почему этот аквариум стоит так высоко. Чтобы она не могла до него добраться, она, трусливая девочка, боящаяся всего на свете.
Больше отец никогда не будет играть на ее страхах.
Она поднимает глаза к потолку, к неровному железу, откуда все еще свисает старый заржавленный крюк. Приподнявшись на цыпочки, достает пластиковый конверт. Спуск вниз оказывается долгим и трудным.
Задыхаясь, Алиса выходит из сарая. Луна над холмом светящимся покрывалом окутывает все вокруг. Девушка чувствует, что чернильный пузырь совсем близко. Каждую секунду ее сознание может отключиться. Она берет себя в руки, вдыхает прохладный воздух. С ней ничего не случилось, с ней ничего не случится.
Она бросает взгляд в сторону фермы. Никаких следов Жюли. Двери коровника по-прежнему закрыты. Куда делась сотрудница социальной службы?
Немного придя в себя, Алиса садится на траву, слабо освещенную отсветами лампочки в сарае. Она горбится, втягивает голову в плечи. Она — Алиса. По-прежнему Алиса, ею она и останется.
Девушка осторожно снимает резинки, удерживающие клапан конверта. Она чувствует, что готова. Готова встретиться лицом к лицу с ужасами своего прошлого.
Она сразу узнает четкий почерк отца. Рукописные страницы без фотографий. Большими буквами — хлесткий заголовок: «КРЕСТНЫЙ ПУТЬ ПЕРУАНСКИХ ИНДЕЙЦЕВ».
Репортаж из Перу… написанный в 1980 году. То есть за два года до ее рождения, за четырнадцать лет до того, как она провела там каникулы вместе с отцом. А ведь он утверждал, что никогда раньше там не бывал.
В первых же строчках статьи упоминается деревня Ккатка в трех часах езды от Куско, то самое место, где они провели несколько дней во время этого путешествия.
То место, где у нее заболел живот. Где ее оперировали.
Алиса чувствует, что ее ждет страшное открытие. Ее отец никогда в жизни ничего не пускал на самотек, и эти каникулы наверняка стали частью заранее продуманного плана.
В первых абзацах описываются высокогорья Анд, лачуги с соломенными крышами, а потом в центре внимания автора оказывается женщина по имени Часка из деревни Ккатка. Тридцатидвухлетняя мать двоих детей. Однако глаза Алисы уже выхватывают из текста слова: «анестезия», «операционная», «шрам».
Она продолжает читать, и сердце колотится все сильнее. Отец рассказывает о диспансере, где ее оперировали по поводу аппендицита, куда люди приходят пешком, приезжают на лошади или на машине из соседних деревень. Он описывает строения, стоящие вокруг центрального двора, который служит залом ожидания, где люди греются на солнце. Диспансер работает круглосуточно, без выходных. Одновременно там могут находиться двое стационарных больных, имеется примитивная лаборатория, амбулатория и мотоцикл для поездок. В статье особо указывается, что официально в диспансере нет ни рентгеновского аппарата, ни аппарата для ультразвуковых исследований, ни операционной.
Как это — нет операционной? Алиса уже не уверена, что правильно понимает написанное.
Затем отец подробно описывает кампании по вакцинации, перечисляет основные заболевания и инфекции, угрожающие населению перуанских гор, — тиф, респираторные инфекции, дифтерия, туберкулез.
После этого он приводит рассказ Часки:
Я пошла в диспансер, чтобы проверить здоровье моих детей, Манко и Ингилла, и сделать прививку от столбняка. И там нас, трех женщин из трех разных деревень, вдруг заперли. Дети остались с сельской медсестрой в другой комнате. Нам сказали, что им сделают прививку, а нам проведут более тщательное обследование. Потом за мной пришли и отвели в операционную, которая находилась в той части диспансера, куда никого не пускали. Там были разные хирургические инструменты, большая лампа под потолком, все было чистое, совсем новое, окон не было. Меня положили на стол, покрытый зеленой тканью, и сказали, что сейчас придет врач и меня прослушает. Медсестра, которая сопровождала меня с самого начала, ушла, вместо нее остался какой-то человек в хирургическом костюме. Потом все случилось очень быстро. Мне на лицо положили маску, и я уснула.
Алиса словно заново переживает свою собственную операцию. Запах антисептиков, белая, безупречно чистая комната, блестящие инструменты и склонившийся над ней человек в синей одежде.
Кусая ногти, она читает дальше:
Я проснулась в постели, рядом были другие больные. Я ничего не понимала. Что произошло? У меня очень сильно болел живот, я посмотрела. Прямо над пахом я увидела шов. Я заплакала, спросила, что случилось, но мне так ничего и не сказали. Через несколько часов пришел мой муж, взял меня за руку и отвел в деревню, не говоря ни слова. Шов страшно болел, я ничего не понимала. Только на следующий день муж рассказал, что ему предложили много еды — риса, масла, зерна, сахара на несколько месяцев и что какой-то человек из правительства прилетел на вертолете и передал все это мужчинам. И тогда мой муж дал согласие на то, что со мной сделали. Мне перевязали трубы. Больше у меня никогда не будет детей.
Алисе кажется, что из нее выпустили всю кровь, она роняет листы бумаги. Она чувствует, что ее шатает, но встает и с силой сжимает ручку двери.
— Только не в этот раз! Я — Алиса!
На виске у нее пульсирует вена. Она борется, дыхание выравнивается, хотя по-прежнему остается шумным. Она часто моргает, дуэль с самой собой кажется бесконечной. Голоса в голове понемногу затихают, волны откатываются, и наконец она открывает глаза.
Сарай, полная луна, валяющиеся на земле листки со статьей — ничего не изменилось. Алисе удалось избежать чернильного пузыря, она не поддалась действию внутренних сил. Впервые в жизни ей кажется, что она посмотрела в лицо своей трагедии, полностью осознала ее влияние на свою жизнь. И это причиняет ей муку, боль все нарастает, словно какой-то яд выжигает ее изнутри. Но лучше боль, чем все черные дыры мира.
Ей перевязали трубы.
Она разражается слезами.
Через несколько секунд она замечает тень, скользящую вдоль ее ног. Грозный силуэт, знакомый ей с детства, нависавший над ней, когда она забивалась в свою детскую. Вытаскивавший ее за руку из-под кровати, чтобы поцеловать.
Алиса медленно поднимает голову.
Перед ней стоит Клод Дехане. Он прижимает к груди старое ружье «экспресс беттинзоли». На прикладе из орехового капа расплылось красное пятно, оно странно блестит под светом далекой лампочки.
— Папа? Что ты сделал? Боже мой, что же ты сделал?
Клод поддевает ногой листочки, разбросанные по земле.
— Ах, так вот оно что, ты еще и суешь нос в мои дела! Ты смелая, Алиса! Нарушить правила до такой степени.
Все тот же монотонный голос, лишенный какого бы то ни было тепла.
— Правила, которые ты мне вечно навязывал, чтобы контролировать мою жизнь!
Она хочет выпрямиться, но он давит прикладом ей на плечо, вынуждая ее сидеть.
— Где… Где женщина, которая со мной приехала? Где Жюли?
Он смотрит на Алису с улыбкой, которую она видела слишком часто. Это улыбка из ее кошмаров.
— Ты лучше о себе побеспокойся.
